И он рассказал о своем открытии. — Провалиться мне на этом месте, — сказал Карлссон. — Можно подумать, тут действует человек, который в курсе всей полицейской информации... Ведь избивают каждый раз отцов схваченных нами несовершеннолетних правонарушителей. Элг прикусил нижнюю губу и ничего не сказал. На душе у него было неспокойно. 71 Эрик Асп сидел на стуле в детской. Было темно. Лишь свет из столовой проникал в комнату... Сегодня он был один. Один со спящими девочками. Теща была у себя дома. Он сидел и смотрел на дочерей. Слышал их дыхание и посапывание. Да изредка сонное бормотание. Потом встал, подошел к кроваткам. Склонившись над девочками, он поправил им одеяла, погладил по головкам, ощущая под пальцами их мягкие волосы, и глубоко вздохнул, чувствуя, как теплеет на сердце. Потом он, осторожно ступая, вышел из детской, тихонько прикрыл за собой дверь и оказался в огромной пустоте столовой. Ему казалось, он слышит тиканье тишины. Он почувствовал, что стосковался по женщине. Встряхнул головой, подошел к окну, включил по дороге телевизор и стал смотреть в темноту зимнего вечера, на белый снег... Женщина, думал он. Но какая? 72 Ульф Маттиассон потер переносицу и выглянул в боковое окно. Странное у него было настроение — то ли плакать хотелось, то ли смеяться. Ему бы сейчас шуметь, плясать, горланить, напиться вдрызг, валяться с девкой... А если Рут спросит, где он был в тот вечер? Всегда, конечно, можно сослаться на задержку по работе... Но если она спросит кого-нибудь другого?.. Хотя зачем ей спрашивать? Чего зря думать об этом... Тогда он вернулся поздно. Она не спала. Сидела, склонившись над душеспасительной книжкой, и читала. Она посмотрела на него, и он промямлил, что вот, мол, приходится время от времени работать допоздна. С каждым днем она становилась все более и более безликой. Почему он, черт возьми, это терпит? Почему не пытается что-нибудь предпринять? Да нет, не посмеет он. Он бессилен. Как он одинок. Как бесконечно одинок... Даже господь бог... — Ну вот и приехали, — сказал кто-то. 73 — Не можем же мы ввалиться все разом, — сказал Валл, чувствуя, что толстая шапка, как ни странно, совершенно не греет. Стур остановился. — Конечно, — сказал он. — Ты прав. Вы с Элгом подождите в машине. У вас сегодня был трудный денек. Элг что-то буркнул и пошел прочь. — Ты куда? — спросил Стур. — В кулинарию. Куплю сосисок. Я голоден. Времени ужо много, а я сегодня едва успел заморить червячка. Валл пожал плечами и поплелся за ним. Стур позвонил, и Ханс сам открыл ему дверь. Он смотрел на полицейских. На «Лино Вентуру». На маленького толстяка. И на бесцветного, который, казалось, хотел слиться со стеной. — Полиция? — спросил он. Стур кивнул. Он улыбался. Нехорошо улыбался. — Может быть, это не совсем приятно... — Я не убивал. — Вот об этом мы как раз и хотели бы побеседовать. Поедем в полицию? Ваша жена, вероятно, дома... и вы, возможно... — Да нет. Все в порядке. Она знает. Заходите, и покончим с этим делом. Они переступили через порог. Стур держал шляпу в руках. Карлссон положил свою на полку над вешалкой. Маттиассон тоже. Но ни один не снял пальто. Полицейские редко раздеваются. Как будто это в какой-то мере обезоруживает их. В квартире было жарковато. Карлссон расстегнул пальто. Они рядком уселись на диване. Ханс сел в одно кресло. Майя — в другое. У Майи был такой вид, будто ей уже все равно, что будет, и Стур подумал, что лучше бы допросить подозреваемого в своем служебном кабинете. — Моя жена знает, что в ту ночь я был с Ильвой Нильссон, — сказал Ханс. — Так что же, собственно, произошло в тот вечер? — спросил Стур и положил шляпу возле себя. — Я встретил ее в гостинице. И пошел к ней домой. Потом... Потом я задремал, а когда проснулся, пошел домой. Она спала. Она была живая. — Сколько времени вы спали? — Полчаса примерно. — В котором часу вы ушли?