В квартире темно. Значит, дома никого нет. Воспользовался случаем. А мальчик... Ну, он, наверное, с матерью... Он прошел вплотную мимо него, но тот его не заметил. Почувствовал только, как чьи-то руки схватили его, повернули. Удар пришелся прямо в лицо. Острая боль в переносице. Словно вспыхнул фейерверк, с шумом рассыпавитись звездным дождем. Потом тот, другой, лежал на земле. А он огляделся по сторонам. Нет, никто его не видел. Он поспешил прочь. И лишь спустя некоторое время хлынули слезы. 49 — Многая лета, многая лета! — Честь имею поздравить, — возгласил Ханс. — С днем рождения, — сказала Майя. Енс сел в постели, протирая глаза и моргая спросонья. — Честь имею, — повторил Ханс. А Майя поставила на ночной столик поднос с кофе и тортом. Потом подняла занавески. Енс зажмурился от света, зевнул и почесал живот. — Честь имею, — сказал Ханс. — Ты становишься взрослым парнем. Держи... Он протянул ему плоский сверток. — Спасибо, — сказал Енс, срывая клейкую ленту. Он развернул бумагу и вынул пластинку. — Спасибо, — еще раз сказал он. — А вот от мамочки, — сказала Майя и протянула ему свой пакет. — Спасибо. В пакете был хоккейный шлем. — Я подумала, — сказала Майя, — может, тебе надоел бокс. — Большое спасибо... Ханс зажег свечки на торте, а Майя вытащила из кармана халата письмо. — Вот, пришло вчерашней почтой. Это тебе. Енс пальцем вскрыл конверт. — От кого это? — спросила Майя. — От папы... Ханс поежился и посмотрел в окно. — Здесь чек на сто крон, — сказал Енс бесцветным голосом. — Это... как это мило, — сказала Майя и посмотрела на Ханса. Но Ханс смотрел в сторону. 50 Потом они сидели за завтраком, Майя и Ханс. — Подумать только, — сказала Майя, намазывая маслом французскую булочку. — Восемнадцать лет. Недалек тот час, когда он уйдет из дому. — Сначала ему надо кончить школу... — Как бежит время... — Да, годы идут... И ничего с этим не поделаешь... Все становятся старше... Майя испачкала маслом палец и облизнула его, не отрывая взгляда от стола. В передней промелькнул Енс. — Пока, — сказал он. — Куда ты идешь? — поинтересовался Ханс. — Гулять... — А куда? Но дверь уже захлопнулась. Ханс вздохнул. Майя помрачнела. — Как по-твоему, куда он пошел? — спросил Ханс. — Может быть, к Сив... — Мог бы в день рождения побыть дома. — Ты же знаешь... — Как обстоит дело?.. Конечно... Они помолчали. Тишину нарушало только жевание и прихлебывание, когда они пили кофе. Ханс включил радио. — Что за пластинку ты ему купил? Я не успела взглянуть. — Какой-то Джильберт О’Сэлливан. — А где ты ее купил? — В городе. В магазине грампластинок... Как раз в день отъезда. Этот самый О’Сэлливан очень популярен сейчас среди молодежи... — А чем увлекались, когда ты был молод? — спросила Майя, наливая кофе. — Когда я был молод? Хм... Обычно мы танцевали под «Флай ми ту зе мун», «Ин зе муд», «Фламинго» и тому подобное. Потом вошел в моду рок... Но это было утомительно. А в твоей молодости что танцевали? Чарльстон? Он закурил сигарету и стал салфеткой протирать очки. Майя с грустью посмотрела на него. — Полагаешь, что моя молодость проходила в двадцатые годы? — Я думал, чарльстон был популярен довольно долго...