— Само собой. — Муен поглядел на газету, которая была у него в руках. — Конечно, получил. Скучная газетенка, надо сказать. Неизвестно, чего ради подписываешься. — И вы получили ее в обычное время? — Да, вероятно. Я спал до половины девятого, а когда проснулся, она торчала в ящике, как всегда. — В какое время ее обычно приносят? — Честно говоря, не имею представления. Я никогда так рано не просыпаюсь. Да вам-то зачем знать, когда мне принесли газету? — Видите ли, — сказал Элг, — мы пытаемся выяснить, куда девался разносчик. — Куда девался? Она что, пропала? — А вы ее знаете? — Нет. Откуда? — Почему же вам известно, что это женщина? — Я так предполагаю. — Может, вы ее когда-нибудь видели, потому и знаете, что газету вам приносит женщина? — Нет, по-моему, нет. — Вы уверены? — Да. Элг кивнул и пошел прочь. Муен задумчиво поглядел ему в спину и закрыл дверь. Карлссон разговаривал с хозяйкой третьей квартиры. Она тоже получила газету. Десять минут спустя они убедились, что газеты разнесены и на седьмом этаже. Правда, в одной квартире никого не было. Но из ящика на другой двери торчала газета, а третью дверь открыли. На восьмом этаже в одном ящике тоже торчала свежая газета. Другую дверь не открыли. Карлссон огляделся. Крутая и твердая, как мрамор, лестница шла вниз. Стены были желто-зеленые, потолок белый. Бункер мусоропровода зарос грязью. Площадка не убрана. Лестница, ведущая наверх, была тоже безжалостно твердая. — Так-так, — сказал Карлссон. — Здесь никого нет. Он посмотрел на Элга, который звонил в третью дверь. ЛИНДСТРЁМ значилось на табличке. Дверь отворилась. Выглянула женщина. — Здравствуйте. Моя фамилия Элг. Я инспектор уголовной полиции. В голосе Элга сквозила усталость. — Здравствуйте, — сказала женщина. — Моя фамилия Линдстрём. — Да, я прочел на табличке. — Элг не мог сдержать улыбки. — Я по поводу газеты. — Газеты? С каких это пор полиция является из-за того, что мы не получили газету? 8 Майе Линдстрём сорок пять лет. Волосы у нее до плеч, на лбу челка. Черные волосы и острый профиль. Глаза голубые, глубоко посаженные. Взгляд задумчивый. Губы полноваты и слегка подкрашены. Щеки на вид мягкие. Она рослая. У нее стройные ноги и тонкие пальцы. Одета она в красную юбку с запа́хом и желтый джемпер. Полные груди выступают двумя холмами. Прислонясь к дверному косяку, Майя смотрела на белокурого полицейского. — Значит, вам сегодня не принесли газету? — спросил Элг. — Да, не принесли. Муж звонил и жаловался, и ему обещали, что все будет в порядке. Но пока газеты нет. — А раньше так бывало? — Как? — Что разносчица была неаккуратна? Что вам приходилось звонить и жаловаться? — Нет, нет... — Женщина резко мотнула головой, и челка взвилась вверх. — Нет, нет. Правда, изредка газету приносили с опозданием. Но, может, тогда ее кто-то заменял. — В какое время вы обычно получаете газету? — Точно не знаю, — сказала Майя и посмотрела на Карлссона. — Так рано ведь не встаешь. Бывает, что утром лежишь в полудреме и сквозь сон слышишь, как в ящик засовывают газету. Но я никогда при этом не смотрела на часы. — И никогда не вставали, чтобы сразу взять газету? — спросил Карлссон. — Было. Однажды... Как-то осенью... В общем, в прошлом году. Я не могла заснуть, всю ночь пролежала без сна, знаете, бывает так иногда... и услышала, что принесли газету. Я тихонько встала, вынула ее и уселась читать за кухонным столом. — И в котором же часу это было? — спросил Элг. — В котором часу? Нет, не знаю. На улице было темно. Наверное, совсем рано было. — На часы вы не посмотрели? — Нет, не посмотрела. — И радио не включали? — Вроде нет... Может быть... Не помню. А что? — Ну, когда передают грамзаписи, в промежутках сообщают время. Или тогда передавали новости? — Нет, играла музыка, только я не помню, чтобы сообщали время. — Ладно, — сказал Карлссон. — Не так уж это важно. А сегодня вы ничего не слышали? — Так ведь сегодня газету не приносили. Что же я могла услышать? — Верно, — согласился Элг. — Но, как видите, в том ящике торчит газета. Он указал на первую дверь. — Смотри-ка, — удивилась Майя Линдстрём. — Им принесли. А нам нет. — Рядом с вами живут Нильссоны? — спросил Карлссон. — Они тоже выписывают «Дагбладет»? — Она, — поправила Майя Линдстрём. — Линнея Нильссон. Вдова лет семидесяти. Да, она выписывает «Дагбладет». Только... — Она посмотрела на почтовый ящик. — Газета должна быть там, если разносчица не подвела ее, как и нас. Сама Линнея в отъезде. — Но может быть, разносчица проталкивает газету в щель? И она падает на пол, — предположил Элг. — Нет, — сказала Майя. — Не думаю. Она всегда торчит из ящика. На три четверти. Больше снаружи, чем внутри. Элг подошел к двери Нильссон, поднял крышку почтового ящика и вдруг почувствовал, что дверь открывается. — Черт возьми!.. — Открыто? — удивилась Майя Линдстрём. — Что за бред! Элг подождал, пока дверь распахнулась, и заглянул в переднюю. Коврик сбился в кучу у стены. Телефон на полу. Тут же газеты и несколько писем, явно отброшенные пинком. Он заглянул в комнату. Все ящики от бюро и шкафов, выпотрошенные, валялись на полу. Их содержимое грудой высилось тут же. — Взлом, — сказал Карлссон. — Гляди-ка! На дверном косяке виднелись следы ножа, какие остаются, когда взламывают замок. На лестнице послышались шаги, и появилась Рут Форсман с пачкой газет. 9