— Ну и на что же вы рассчитывали, когда подбрасывали мне этот документ? — спросил я и впервые с начала этого разговора посмотрел Рольфу в глаза. — Что вы собираетесь делать дальше? Рольф не отвел взгляда и ответил: — Конечно, лучше всего было бы передать вам информацию один раз и сразу получить за это большую сумму. Но я, к сожалению, не располагаю такой информацией, я пока не начальник контрразведки. Поэтому мне приходится ориентироваться на долговременное сотрудничество, чтобы иметь возможность получать пусть и немного, но зато регулярно. — А немного — это сколько? — спросил я, и, вопреки моему желанию, в моем вопросе прозвучали нотки заинтересованности. — Я думаю, что буду вправе рассчитывать на сумму, равную моему месячному жалованью. — И сколько же вам платят? — не отставал я от него. — Пятьсот, господин Вдовин, — сказал Рольф и потупился. Действительно, это было не так уж много для человека, который кроме жены собирался содержать еще и любовницу. Но стоит ли так рисковать ради этого удовольствия, вот в чем был для него, да и для меня главный вопрос. — Но ведь то, что вы сделали и намереваетесь делать в дальнейшем, — это большой риск! Не так ли, господин Хансен? — Да, конечно, — согласился Рольф. — Но я надеюсь, что мы с вами сумеем организовать все надлежащим образом и избежим всяких неприятностей… Это снова был тонкий намек на мою компетентность в таких вопросах, как поддержание конспиративной связи с источниками разведывательной информации. — И все же — стоят ли ваши интимные проблемы того, чтобы так рисковать? — не унимался я со своими расспросами. — В таком деле риск, конечно, неизбежен, но я надеюсь получать за него соответствующую компенсацию! — деловым тоном развеял Рольф мои сомнения по поводу его безопасности. Мы некоторое время снова помолчали, наблюдая за тем, как наездники выполняют следующее предложенное им тренером упражнение. Со стороны наша задушевная беседа выглядела вполне безобидно: два заинтересованных зрителя наблюдают за тренировкой своих жен, только и всего! — А зачем вы выбрали такой сложный путь? — снова возобновил я наш разговор. — Почему вы не передали этот документ непосредственно мне, скажем, хотя бы здесь, в клубе? — И вы бы согласились его взять?! — удивленно посмотрел на меня Рольф. Он был, безусловно, прав: я никогда и нигде не взял бы у него из рук этот документ. Но это его не касалось, и я задал этот нелепый на первый взгляд вопрос исключительно для того, чтобы услышать его ответ. — Ну хорошо, пусть не лично мне, но бросили бы, например, в мою машину. — Ваша машина практически постоянно находится под наблюдением. И где уверенность, что именно вы подберете конверт, а не мои коллеги? Я не мог так глупо рисковать! Этот ответ Рольфа тоже мне понравился. Он, это сразу бросалось в глаза, был разумным человеком и выбрал хотя и сложный, но наиболее безопасный способ передачи информации. — Итак, как вы относитесь к моему предложению? — спросил Рольф. — Вы принимаете его? — Видите ли, господин Хансен, — начал я, решив быть столь же тактичным, как и он, — мне кажется, вы несколько преувеличиваете мою компетентность и переоцениваете мои возможности. Но я согласен информировать о вашем предложении мое руководство. А там, как говорится, будет видно! В соответствии с той линией поведения, которую мы вместе со Скворцовым отработали мне для первой беседы с доброжелателем, я должен был на первых порах взять на себя функции посредника, не подтверждая, но и не отрицая своей принадлежности к разведке, чтобы сохранить за собой на будущее возможность самому продолжить с ним работу. Конечно, в том случае, если он окажется заслуживающим доверия человеком. Именно поэтому я употребил безличную формулу «мое руководство»: под этими словами можно было в зависимости от желания понимать руководство любого ведомства. — Когда и как вы сообщите мне о принятом решении? — снова обратился ко мне Рольф. — Я думаю, будет лучше всего, если мы опять встретимся в клубе… — продолжал я играть роль дилетанта в профессиональных вопросах, но Рольф перебил меня: — Меня это не устраивает! Во-первых, я хотел бы как можно скорее получить от вас причитающиеся мне деньги. А во-вторых, я подготовил для вас очередную информацию и рассчитывал побыстрее ее передать. Пока вы будете думать и согласовывать, она устареет, и вы мне за нее ничего не заплатите. Выходит, я рисковал зря! Мне интересно было выслушать его соображения на этот счет, поэтому я спросил: — Что же вы предлагаете? — Я предлагаю сделать так, — начал Рольф тоном преподавателя полицейской школы. — Если вы примете мое предложение, вы приедете в клуб без дочери. Это будет для меня сигналом, что на следующий вечер вы готовы встретиться со мной и обсудить вопрос об организации регулярной связи. На этой же встрече я передам вам следующую информацию. — А как вы узнаете, когда я приезжал без дочери? Вы собираетесь ежедневно караулить меня в клубе? — Совсем нет, — усмехнулся Рольф. — Я узнаю об этом на следующее утро из сводки наблюдения. Но о том, что вы таким образом подали мне сигнал, естественно, буду знать только я. «Ну что ж, — отметил я про себя, — придумано вполне профессионально!» А вслух я сказал: — Хорошо, я подумаю и посоветуюсь с кем следует относительно вашего предложения… А где и как нам лучше встретиться? — снова предоставил я ему инициативу в проработке профессиональных вопросов. Рольф предложил свой вариант, и я с удовлетворением отметил, что и на этот раз он отвечает всем требованиям безопасности и конспирации. Сразу чувствовалось, что в лице Рольфа я имею дело со специалистом достаточно высокой квалификации, который добротно подготовился к этому разговору и предусмотрел все детали нашего дальнейшего общения. Тренировка тем временем закончилась, и всадники по одному потянулись к выходу из манежа. Татьяна помахала мне рукой, я ей ответил тем же жестом и, не оглянувшись на Рольфа, пошел в сторону конюшни, чтобы, пока она будет переодеваться, сделать ее работу: расседлать лошадь, ополоснуть ее копыта из шланга и растереть круп соломенным жгутом… Когда мы втроем снова пришли на автостоянку, «фиата» у пивного бара уже не было. Сначала я подумал, что те, кто сопровождал нас до клуба, сменились и предоставили возможность побаловаться пивком своим коллегам, но ошибся: по пути к дому ни Иришка, которая снова взгромоздилась на подлокотник, ни я не заметили за нами слежки. Глава 5 Еще во время беседы с Рольфом возле манежа я уже почти не сомневался, что будет принято решение продолжить с ним работу. Конечно, я понимал, что и мне, и моим руководителям придется еще долго и всесторонне обсасывать его предложение, как мозговую косточку, но я также понимал, что обсосать ее до искомой белизны мы при всем нашем желании все равно не сумеем. Впрочем, это было невозможно, потому что в таких делах не бывает полной ясности не только на начальном этапе, но иногда и на протяжении всей последующей и притом весьма продолжительной работы. И хотя окончательное решение являлось прерогативой руководства, от моего мнения тоже многое зависело, потому что работать с Рольфом предстояло мне, и никому другому. А в том, что работать придется, я почти не сомневался, потому что во всех его действиях и ответах на мои вопросы было нечто такое, что вызывало к нему доверие. Все его поступки, начиная с того момента, как он подсунул конверт под дверь моей квартиры, подчинялись жесткой логике, и эта логика соответствовала моему профессиональному пониманию подобных ситуаций. Он не стал изображать из себя друга нашей страны, а честно сказал, что не испытывает к Советскому Союзу особых симпатий. Я поверил этому гораздо больше, чем если бы он клятвенно стал уверять меня в том, что ему очень нравится советский образ жизни. Бесспорно, было бы замечательно, если бы он, решаясь на такой небезопасный для него шаг, руководствовался, как говорят в таких случаях, идеологическими мотивами. Но где их было взять, этих идейно близких нам людей, если в своем подавляющем большинстве сотрудники западных секретных служб были враждебно настроены к нашей стране, поскольку набирались из привилегированных слоев общества? Да и за что им было любить наше государство, если они с детства воспитывались в духе неприятия всего советского? Конечно, если хорошенько поискать, то и среди сотрудников секретных служб можно найти, хотя и немного, тех, кто согласился бы нам помогать из политических убеждений. Но как их найти, если они тщательнейшим образом скрывают свои истинные взгляды даже от самых близких им людей, потому что в лучшем случае это может стоить им работы, а в худшем и всего остального? И кто стал бы их искать? Это же не таксисты или официанты, которых можно встретить на любом углу, а люди, окруженные завесой абсолютной секретности! Оставалось ждать, когда они, разочаровавшись в избранной ими профессии, разуверившись в целях и методах своей деятельности, сами предложат нам свои услуги, если до этого не решат порвать со своей секретной службой и выступить с публичным разоблачением карательной сущности ее деятельности! Вот только не всех устраивала такая пассивная позиция, и меня в том числе!.. Стремление Рольфа заработать на этой «сделке» тоже выглядело вполне естественно для людей его круга, где все продается и покупается, да и проблема, вынудившая его искать дополнительный источник дохода, с житейской точки зрения, даже на мой не искушенный в делах такого рода взгляд, тоже выглядела вполне убедительно. Такое случается сплошь и рядом, и не только на Западе. Впрочем, не исключалось, что в действительности Рольф руководствовался совсем иными мотивами, которые он до поры до времени предпочел от меня утаить, но в этом можно было разобраться только в процессе последующей с ним работы. И это было еще не все! На протяжении всей беседы я не мог отделаться от странного ощущения, что испытываю к Рольфу какую-то необъяснимую симпатию. Еще до беседы с ним, мысленно представляя себе облик человека, с которым рано или поздно мне предстояло встретиться, я почему-то видел его если не совсем, то примерно таким, каким он и оказался. Мне импонировали его прямота, откровенность, ясность побуждений, хорошие аналитические способности, ну и, конечно, профессионализм. Не скрою, беседуя с Рольфом, я уже предвкушал, как мне интересно будет с ним работать, какую ценную информацию я буду от него получать и каких поразительных результатов в работе смогу добиться с его помощью. О том, что Рольф совершает не слишком благородный поступок, предавая интересы своей службы, я в тот момент не думал, да и позднее не придавал этому обстоятельству большого значения. Не это было сейчас для нас самым главным. Главным было то, что Рольф являлся сотрудником «русского отдела» и действительно располагал чрезвычайно важной для нас информацией о планах и замыслах не только своей контрразведки, но в какой-то мере и Центрального разведывательного управления США, с которым она работала в тесном контакте. К тому же я не только в теории, но и на практике убедился, что любой сотрудник западных секретных служб — это индивидуалист, всего лишь послушный инструмент в руках правящей верхушки, и, если он не связан с нею родственными или финансовыми узами (а дело в случае с Рольфом, судя по всему, выглядело именно так, иначе бы он не жил на одну зарплату и не ломал голову, где раздобыть денег на любовницу), его идеал — преуспеть в жизни, преуспеть любой ценой, войти в вожделенный «клуб» избранных, стать или хотя бы почувствовать себя частью правящей элиты! Даже не зная его как следует, я мог предположить, что определяющими чертами его характера являются равнодушие к политике, неразборчивость в выборе средств, цинизм и готовность на все ради достижения поставленной цели. Не очень симпатичный, конечно, получался портретик, но тут уж ничего не поделаешь, наша задача заключалась в том, чтобы приобретать себе партнеров и во враждебной нам среде. И пусть это будет «брак» не по любви, а по расчету, вероятность, что он окажется удачным, была от этого ничуть не меньше. В нашем деле расчет играет далеко не последнюю роль. А что касается оценки его поступка, то это должно было в первую очередь волновать руководство местной контрразведки, а не нас! В общем, дело это стоило того, чтобы рискнуть. Впрочем, риск этот был не так уж велик, как могло показаться на первый взгляд, и носил, если можно так выразиться, персональный характер, потому что единственное, чем или, вернее, кем мы рисковали, это мной: если Рольф действует по заданию своей контрразведки, то максимум, на что они могли рассчитывать, это убедиться, что я являюсь сотрудником разведки. А вот это как раз меня не очень-то и волновало, потому что, во-первых, каждый разведчик должен быть всегда готов к тому, что рано или поздно его принадлежность к разведке может быть раскрыта, а, во-вторых, я уже давно подозревал, что этот факт не является больше тайной для некоторых секретных служб, в том числе и для ЦРУ. Давно известно: не расшифровывается только тот разведчик, который ничего не делает, и то случается, что секретные службы узнают о его принадлежности к разведке, например, в результате предательства или провала, к которому он даже не имел непосредственного отношения. К тому же меня утешало и оправдывало то обстоятельство, что за свою недолгую, но достаточно бурную жизнь в разведке я уже неоднократно вступал в «боевое соприкосновение» с сотрудниками самых различных секретных служб и кое в чем преуспел. А если учесть, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, то мне давно уже было пора избавиться от всяких иллюзий по этому поводу… Итак, я не ошибся в своих прогнозах: предложение Рольфа было принято, и обусловленная с ним встреча состоялась. За ней последовали новые встречи, и таким образом наши отношения приобрели регулярный характер. Кстати, о встречах с Рольфом. В условиях страны, гражданином которой он являлся, это было не таким уж простым делом. Да и в других странах при проведении встреч с сотрудниками секретных служб приходилось сталкиваться с большими трудностями и поэтому идти на разные ухищрения. Главная трудность заключалась в том, что как для иностранного дипломата, так и для сотрудника контрразведки любые неофициальные контакты были недопустимы и компрометировали как одного, так и другого. Это положение многократно усугубляется в том случае, если речь идет о контактах с советским дипломатом, поскольку сотрудникам западных секретных служб категорически запрещены любые внеслужебные контакты с советскими гражданами вообще, не говоря уже о советских дипломатах. Если служащий любого государственного учреждения может до определенного момента в силу своей «наивности» или «забывчивости» не докладывать о контактах с советским гражданином, считая, что в этом нет ничего «предосудительного», то сотрудник секретной службы отлично знает, что он грубо нарушает служебную дисциплину. Еще можно было как-то объяснить, почему общались между собой дипломаты, журналисты, представители деловых кругов различных стран, но попробуйте найти объяснение «дружбе» советского дипломата с сотрудником контрразведки! Поэтому, когда подобный контакт попадает в поле зрения контрразведки или любого человека, знающего хотя бы одного из этого «дуэта» — сотрудника контрразведки или советского дипломата, — неприятности обеспечены! Безусловно, лучшим решением в данной ситуации было бы вообще отказаться от личных встреч и наладить обмен информацией с помощью тайников. Но Рольф наотрез отказался от такого способа связи, мотивируя это тем, что он не может оставлять исключительно важные сведения в разных укромных местах, а будет передавать их только из рук в руки. Так, по его мнению, было безопаснее и надежнее. Конечно, с ним можно было бы и поспорить, потому что у тайников были свои преимущества, но мы не могли не считаться с мнением Рольфа, тем более на начальном этапе наших отношений, потому что ничто так негативно не отражается на любви и верности, как всякие ссоры и конфликты по любому поводу. Каждый семейный человек отлично это знает! К тому же он лучше нас знал обстановку в собственной стране, не менее нас был заинтересован в обеспечении собственной безопасности, и в выборе способов связи его мнение было решающим. Обдумав все хорошенько, проанализировав имевшиеся у нас возможности и посоветовавшись с Центром, мы пришли к выводу, что следует согласиться с предложением Рольфа проводить встречи с ним в моей автомашине, хотя у этого способа была масса недостатков и уязвимых мест. …Я еще не успел забыть легкое потрясение, которое я пережил в бывшей французской колонии. Однажды вечером я проводил встречу в своей автомашине с тем самым французом, который работал советником в местной контрразведке. Он подсаживался ко мне в машину на загородном шоссе недалеко от туристского комплекса, и мы в течение примерно получаса, иногда чуть больше катались с ним по пустынным в это время дорогам в окрестностях столицы, чтобы избежать ненужных встреч. Беседа уже подходила к концу, и я поехал обратно к туристскому комплексу, где мой французский друг оставлял свою автомашину, как вдруг меня на большой скорости нагнали два полицейских мотоцикла с мигалками и последовал знак остановиться. Конфликт с дорожной полицией ничего, кроме неприятностей, не сулил, и я был вынужден подчиниться. Один из полицейских в довольно резкой форме заявил мне, что получил по рации сообщение, что в районе аэропорта автомашина, похожая на мою, грубо нарушила правила дорожного движения, создала аварийную ситуацию, в результате чего произошло столкновение двух других автомашин и имеются человеческие жертвы. Полицейский потребовал, чтобы я развернулся и вместе с ними последовал на место происшествия. Я попытался объяснить, что это какое-то недоразумение, так как я не только не имею никакого отношения к этой аварии, но даже не проезжал сегодня в этом районе (а надо заметить, что это была чистая правда, потому что я никогда не ездил со своими друзьями там, где было полно полиции), но он настаивал на своем требовании, и я понял, что мне не отвертеться.