– А, – удивился я. – Я могу прийти попозже. – Да ерунда. Давай, поднимайся. – Не хочу ему мешать. – Не говори глупостей. – Я могу прийти попозже. Я просто так зашел. Возвращался из бассейна… – Там только Дэниел, – сказал Сэм. – Дэниел? Видимо, он заметил, как переменилось мое лицо. – Тебе он не особенно нравится, да? – Он бросил Данте, когда на него напали, – сказал я. – Ты слишком строг к окружающим, Ари. Эти слова меня ужасно разозлили. – Передайте Данте, что я заходил, – сказал я. Семнадцать – Папа сказал, ты расстроился? – Я не расстроился. Входная дверь была открыта, и Ножка громко лаяла на проходящую мимо собаку. – Подожди минуту, – сказал я. – Ножка, прекрати! Взяв телефон, я прошел на кухню и сел за стол. – Так вот, – продолжил я. – Короче, я не расстроился. – Ну, думаю, папе было виднее. – Ладно. Но какая, к чертям собачьим, разница? – Видишь. Ты и правда расстроен. – Я просто был не в настроении видеть твоего Дэниела. – А тебе-то он что сделал? – Ничего. Просто он мне не нравится. – Разве мы не можем дружить все вместе? – Этот ублюдок оставил тебя умирать, Данте. – Мы это уже обсудили. Все в порядке. – Тогда ладно. Отлично. – Ты ведешь себя как псих. – А ты иногда несешь полную ересь, Данте, ты в курсе? – Слушай, – сказал он. – Сегодня вечером мы идем на вечеринку. И я бы хотел, чтобы ты пошел с нами. – Я подумаю, – сказал я и повесил трубку. Спустившись в подвал, я стал тягать гантели и занимался до тех пор, пока тело не заныло от боли. Боль была терпимой. Я сходил в душ, лег на кровать и просто лежал. А после, должно быть, уснул. Когда я проснулся, Ножка лежала рядом, положив голову мне на живот. Я погладил ее. – Ты не голодный? – раздался в комнате мамин голос. – Не-а, не особо. – Уверен? – Ага. А который час? – Полседьмого. – Ого. Видимо, я устал. Мама улыбнулась: – Может, перезанимался? – Наверно. – Что-то случилось? – Нет. – Точно? – Просто устал. – Ты не переусердствовал с гантелями? – Нет. – Когда ты расстроен, ты всегда идешь заниматься. – Очередная твоя теория, мам? – Это не просто теория, Ари. Восемнадцать – Тебе звонил Данте. Я не ответил. – Ты ему перезвонишь? – Ага. – Что-то ты последние дней пять только и делаешь, что с утра до ночи хандришь, сидя дома. Хандришь и тренируешься. Хандрить. Я вспомнил, что Джина как-то раз назвала меня меланхоликом. – Ничего я не хандрю. И я не только тренируюсь. Еще читаю. И думаю о Бернардо. – Правда? – Да.