– Мне жаль, – сказал я, но эти слова даже мне самому показались неубедительными. Часть меня нисколько не жалела о содеянном. Я был рад, что разбил Джулиану нос. Жалел я лишь о том, что расстроил маму. – Жаль, Ари? – переспросил отец. Он смотрел на меня ледяным взглядом. Что ж, я тоже мог быть жестким. – Я – не мой брат! – выдохнул я. – И меня бесит, что вам так кажется. Меня бесит жить в его гре… – Я вовремя остановился, чтобы не выругаться при маме. – Меня бесит жить в его тени. Бесит. Меня бесит, что я должен быть хорошим мальчиком, лишь бы угодить вам обоим. Они молчали. – И мне не жаль, – добавил я. Отец уставился на меня. – Я продам твою машину. Я кивнул. – Отлично. Продавай. Мама перестала плакать. Выражение лица у нее было странное. Не мягкое, не жесткое – просто странное. – Объясни мне, почему ты это сделал, Ари. Я вздохнул. – Ладно. И вы меня выслушаете? – Когда это мы тебя не слушали? – строго спросил папа. Я посмотрел на него. Потом на маму. И опустил глаза в пол. – Они избили Данте, – прошептал я. – Его сейчас просто не узнать. Вы бы видели его лицо. Они сломали ему ребра и оставили валяться в переулке. Как будто он пустое место. Мусор. Дерьмо собачье. Как будто он ничто. Умри он – им бы было плевать. – Я заплакал. – Хотите, чтоб я не молчал? Не буду. Хотите, чтоб я все вам рассказал? Я расскажу. Он целовался с парнем. Не знаю почему, но я плакал и не мог остановиться. А когда перестал, то почувствовал настоящую ярость. Так зол я еще не был никогда. – Их было четверо. Парень, с которым был Данте, убежал, а Данте – нет. Потому что это Данте. Он не убегает. Я поднял взгляд на отца. Он не произнес ни слова. Мама пододвинулась ко мне и стала расчесывать мои волосы пальцами. – Мне так стыдно, – прошептал я. – Я хотел избить их в ответ. – Ари, – мягко произнес отец. – Ари, Ари, Ари. Ты выбрал худший способ ведения войны. – Я не умею воевать, пап. – Надо было попросить о помощи, – сказал он. – Этого я тоже не умею. Семь Когда я вышел из душа, папы уже не было. Мама сидела на кухне. Перед ней на столе лежал коричневый конверт с именем моего брата. В руках мама держала бокал вина. Я сел напротив. – Иногда я пью пиво, – сказал я, и она кивнула. – Я не ангел, мам. И не святой. Я просто Ари. Дефективный Ари. – Не смей так говорить. – Но это правда. – Нет, неправда. – Голос ее звучал сильно и уверенно. – Никакой ты не дефективный. Ты милый, хороший и благородный. Она отпила немного вина. – Я избил Джулиана, – сказал я. – Не самый умный поступок. – И не самый добрый. Она едва не рассмеялась. – Нет. Совсем не добрый. – Она прикоснулась к конверту и сказала: – Прости меня, – а потом, открыв его, достала фотографию. – Это вы. Ты и Бернардо. Она протянула снимок мне. Я был совсем маленьким, и брат держал меня на руках. Он улыбался. Он был красивым и счастливым, а я смеялся. – Ты его очень любил, – сказала мама. – Прости меня. Я же говорила тебе, Ари, мы не всегда поступаем правильно, понимаешь? И не всегда говорим то, что нужно. Иногда смотреть правде в глаза слишком больно, и мы не смотрим. Просто не смотрим. Но от этого проблема не исчезает. – Она отдала мне конверт. – Здесь все. – Она не плакала. – Он убил человека, Ари. Убил голыми руками. – Она едва заметно улыбнулась, но улыбка ее была невероятно грустной. – Я еще никогда не произносила этого вслух. – Тебе до сих пор больно? – Очень, Ари. Даже спустя столько лет. – Тебе всегда будет больно? – Всегда. – Как ты это выдерживаешь? – Не знаю. У каждого из нас своя ноша, Ари. У каждого. Твоему папе приходится жить с войной и с тем, что она с ним сделала. Тебе приходится переживать боль взросления. Тебе ведь больно, правда, Ари? – Да, – сказал я. – А мне приходится жить с мыслями о твоем брате, его отсутствии и поступках. Жить со стыдом. – Ты ни в чем не виновата, мам. – Ну не знаю. Наверное, матери всегда испытывают вину. И отцы, наверное, тоже. – Мам? Я хотел дотронуться до нее, но не стал этого делать. Просто посмотрел и попытался улыбнуться. – Я и не знал, что могу любить тебя так сильно. И в этот миг ее улыбка перестала быть грустной. – Hijo de mi corazon[51], открою тебе один секрет. Именно ты помогаешь мне все это переносить. Ты помогаешь мне мириться со всеми потерями. Ты, Ари. – Не говори так, мам. Я тебя разочарую. – Нет, amor[52]. Никогда. – Сегодня я это сделал… Я причинил тебе боль. – Нет, – сказала она. – Кажется, я поняла. И прозвучало это… Прозвучало так, словно она уловила во мне что-то, что раньше не вполне понимала. По ее взглядам я всегда чувствовал, что она пытается что-то во мне разглядеть, отыскать во мне меня, – однако в тот миг мне показалось, что она в самом деле увидела меня настоящего, увидела и поняла. Я вдруг растерялся. – Что ты поняла, мам? Она пододвинула ко мне конверт. – Будешь смотреть?