– Неужели ты ревнуешь? – Можно мне пойти погулять? – Я умел уходить от ответа так же изящно, как она. – Завтра можно. – Ну ты и фашистка. – Это серьезное слово, Ари. – Благодаря тебе я многое знаю о диктаторах. Муссолини[16] был фашистом. Франко[17] был фашистом. А папа говорит, что и Рейган[18] – фашист. – Не воспринимай шутки отца так буквально, Ари. Он всего лишь имеет в виду, что президент Рейган слишком жесткий. – Я понимаю, что он имеет в виду, мам. А ты понимаешь, что имею в виду я. – Что ж, рада, что мать для тебя не диктатор. – Отчасти все же да, – возразил я. – Я тебя поняла, Ари. Но выходить тебе все равно пока не разрешаю. Иногда мне хотелось взбунтоваться против маминых правил, но не таким я был человеком. – Я просто хочу отсюда выбраться. Мне ужасно скучно! Она встала и сжала ладонями мое лицо. – Hijo de mi vida[19], – сказала она. – Я понимаю, тебе кажется, что я слишком строга с тобой. Прости меня, но на то есть причины. Вот когда повзрослеешь… – Ты всегда так говоришь. Мне пятнадцать. Сколько еще ждать? Когда ты решишь, что у меня достаточно мозгов, мам? Я ведь уже не мальчик. Она взяла мою руку и поцеловала ее. – Для меня ты всегда им будешь, – прошептала она. По щекам ее текли слезы. Чего-то я в этой жизни не понимал. Сначала Данте. Потом я. И вот теперь мама. Все вокруг плачут. Может, слезами можно заразиться? Как гриппом. – Ладно, мам, – прошептал я и улыбнулся, наверное, надеясь, что она объяснит, почему плачет. Однако ответ мне пришлось выуживать самостоятельно. – Ты в порядке? – Да, – сказала она. – Все хорошо. – Что-то непохоже. – Я пытаюсь о тебе не волноваться. – А чего ты волнуешься? Это был обычный грипп. – Я не о том. – А о чем? – Что ты делаешь, когда уходишь из дома? – Всякое. – У тебя совсем нет друзей. – Она прикрыла было рот рукой, но одернула себя. Мне хотелось возненавидеть ее за это заявление. – Мне они и не нужны. Она посмотрела на меня так, будто видела впервые. – И как я найду друзей, если ты не выпускаешь меня из дома? Она смерила меня взглядом. – Да есть у меня друзья, мам. Одноклассники. И Данте. Он мой друг. – Да, – согласилась она. – Данте. – Ага. – Я рада, что у тебя есть Данте, – сказала она. Я кивнул. – Все в порядке, мам. Просто я не из тех… – Я не знал, что хочу сказать. – Просто я другой. – Я даже не знал, что это значит. – Знаешь, что я думаю? Я не хотел знать, что она думает. Совсем. Но выбора у меня не было. – Конечно, – сказал я. Она не заметила сарказма в моем голосе. – Мне кажется, ты даже не представляешь, как сильно тебя любят. – Представляю. Она хотела было что-то добавить, но передумала и вместо этого сказала: – Ари, я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Я хотел ответить, что счастье дается мне с трудом, но подумал, что она и так это знает. – Что ж, – сказал я. – У меня такой период. Мне положено быть несчастным. Она рассмеялась. Все снова стало хорошо. – Можно я приглашу Данте в гости? Четыре Данте взял трубку только тогда, когда я позвонил во второй раз. – Ты не ходил в бассейн. – Похоже, он злился на меня. – Я не вставал с кровати. Грипп подцепил. Целыми днями только и делал, что спал, видел кошмары и ел куриный суп. – Температурил? – Ага. – И кости ломило? – Ага. – И ночью пробивал пот? – Ага. – Ужас. А что тебе снилось? – Не хочу об этом говорить. Данте не стал допытываться.