Несколько позже выяснилось, что в неудачных попытках связи по радио виновата станция «Богатыря», которая частично вышла из строя по причине интенсивного использования и могла работать только на дальность двадцать, максимум двадцать три мили. «Амой» и «Энни» благополучно пришли в порт Корсаков спустя восемь дней, успешно обогнув Японию, и позже также перешли во Владивосток, где были конфискованы вместе с грузом по решению призового суда. За все время перехода по Тихому океану с них не видели ни одного судна, что было совершенно нехарактерно для пройденных ими вод. Вероятно, японцы снова изменили маршруты движения транспортных караванов у своих берегов, либо временно прекратили судоходство. * * * С уходом Рожественского со всей эскадрой во Владивосток японцы занялись налаживанием морских перевозок в прилегавших к Цусиме водах. Правда, возможности для этого были весьма ограничены острым недостатком мореходного транспортного тоннажа в портах юго-западных территорий Страны восходящего солнца, большей частью лежащего на дне в районе Сасебо. Вообще по численности затонувших судов на квадратную милю площади Сасебский залив и его окрестности явно с многократным запасом бил все рекорды. Тем не менее, преодолевая эти и многие другие трудности, перевозки медленно, но верно налаживались. Отдельные пароходы, шхуны и прочая мелкая плавучая братия начали постоянно курсировать между Симоносеки на Японских островах и Фузаном и Мозампо на юге Кореи, огибая Цусиму с севера. Причем число участников этого движения постепенно росло. Вторым маршрутом снабжения был путь из Нагасаки и Сасебского залива (точнее, из устья реки Сугио) также в Фузан и Мозампо или далее вокруг Кореи в Чемульпо, а также Порт-Артур и Дальний. Он пролегал уже южнее Цусимы. Причем теперь японцы не считали нужным скрываться и ходили в зоне прямой видимости с берега и днем. На них не подействовало даже то, что воздушные шары над Окочи и Озаки появились уже на следующий день после массированного обстрела этих пунктов со всех крейсеров действующей эскадры 4 августа. На то, что удастся уничтожить не видимые с моря русские аэростанции, никто особо и не рассчитывал. Для охраны судоходства в Цусимских проливах постоянно патрулировали вспомогательные крейсера и миноносцы, не задействованные в несении дозорной службы, заметно ослабленной после ухода остатков русского флота на север. После так и не состоявшейся по техническим причинам погони расстрелявшие почти половину боекомплекта по берегу крейсера ремонтировались и пополняли запасы в Мозампо, оставлять который японцы никак не соглашались даже после всего произошедшего. Утром 5 августа пришла телеграмма от начальника охранного района Мако вице-адмирала Уемура с известием о том, что вчера у южных берегов Формозы два русских крейсера встречались с двумя пароходами и принимали с них грузы, вероятно, готовясь к рейдерству в районе Формозского пролива. Потом они ушли на запад, но уже на следующий день эти же крейсера принимали уголь еще и с китайских джонок у острова Итбайят. Вероятно, на каком-то из многочисленных островков, разбросанных в тех водах, русские организовали угольную станцию. Эти сообщения укрепили руководство флота в уверенности, что готовится длительный рейд западнее Формозы. Союзники – англичане – весьма болезненно отреагировали на такие новости, потребовав усилить поиски русских крейсеров. Они опасались за безопасность своих судов в районе Гонконга и считали именно этот узел коммуникаций следующей целью. Для его защиты адмирал Ноэл был готов вывести в море все свои броненосцы и крейсера, базирующиеся там. Чтобы повысить безопасности перевозок между Японией и Кореей, а также портами на китайском побережье, он еще раньше распорядился привлечь отряд крейсеров из Вэйхайвэя, рекомендовав японцам лучше согласовывать районы патрулирования. Но рано утром 6 августа русские неожиданно пришли к Цзылуну и, несмотря на огонь батарей, обстреляли рейд. Было повреждено несколько судов и потоплен оказавшийся рядом транспорт «Судзуйя-Мару», после чего крейсера ушли на восток. Получив это известие, только что назначенный новым главнокомандующим объединенного флота контр-адмирал Ямада распорядился временно прекратить движение японских судов в водах от Шанхая до Филиппинских островов, а нейтралов известить об опасности всеми возможными способами. Уже к полудню были отправлены телеграфные сообщения в Гонконг, Манилу и Сингапур. Из охранного округа Мако сразу сообщили, что начальник штаба вице-адмирал Цутий уже разработал комплекс мер по охране основных судоходных маршрутов в зоне его ответственности. Но главная квартира ответила, что сил для его реализации на данный момент нет. Однако предписывалось сделать все, чтобы сохранить суда и грузы. Одновременно Ямада приказал отправить в Шанхай офицера связи для налаживания взаимодействия с англичанами и немедленно готовить к выходу в море только что пришедшие в Мозампо вспомогательные крейсера «Тайчу-Мару», «Канто-Мару», «Хотен-Мару» и «Хатиман-Мару». Они должны были уже к следующему утру развернуться в дозорную линию между Квельпартом и островами Гото. А «Тахочи-Мару» и «Ямаширо-Мару» прерывали бункеровку на рейде Томиэ, приняв менее половины нормального запаса угля, и срочно выдвигались для прикрытия пароходного маршрута из пролива Хирадо на запад. Они должны были нести дозор, находясь южнее этой трассы. Поскольку охрану транспортов, уже находящихся в Желтом море, организовать было невозможно, им изначально предписывалось двигаться только в темное время суток и только вдоль побережья по мелководью. Все крейсера и миноносцы объединенного флота с вечера 6 августа приводились в часовую готовность к выходу в море, что снова откладывало начало необходимого ремонта механизмов. Активное судоходство в районе Цусимы пока сворачивать не стали. Несмотря на круглосуточное движение между Симоносеки и Мозампо мелких паровых и парусных судов, объемы перевозимых в обоих направлениях грузов далеко не соответствовали потребностям снова вернувшегося в южную Корею флота, не превышая трети необходимого. Кроме того, против полного прекращения доставки грузов активно выступало армейское командование. Как и ожидалось, никакого противодействия перевозкам со стороны оставшихся на Цусиме фактически разбитых русских легких сил все так же не было. Но на всякий случай, выход из Цусима-зунда и из протоки Косухо тщательно охранялся и днем и ночью. Сигнальные посты на всех островах в обоих Цусимских проливах, на островах Гото и Корейском побережье дополнительно усилили. На Окиносиме возобновились свернутые было спасательные работы на броненосце «Микаса». Возле него постоянно держались плавбаза «Тахочи-Мару» и плавмастерская «Миике-Мару». У обоих бортов полузатонувшего флагмана объединенного флота стояли пришвартованные баржи с необходимыми материалами. Постоянно подходили и уходили небольшие суда с грузами, рабочими и новым оборудованием из Симоносеки. Заканчивалось сооружение кессона для заделки пробоин. А мимо круглыми сутками сновали в обе стороны каботажники, шхуны и кинугасы. Когда вскоре после полуночи 8 августа севернее Окиносимы была обнаружена неясная тень, медленно продвигавшаяся на запад, с «Тахочи-Мару» сначала приняли ее за очередной пароход, шедший в Фузан или Мозампо. Тревоги никто не объявлял, а опасно приблизившемуся к ремонтной зоне судну дали сигнал фонарем, чтобы оно обошло район севернее. Но вместо ответа оно сразу начало стрелять. Уже после первого залпа стало ясно, что это большой военный корабль. Прислуга у орудий на плавбазе была на местах, но цели не видела. После яркой вспышки, дульного пламени многочисленных орудий тьма вокруг стала только гуще. По приказу с мостика задействовали прожектор на мачте, но его луч никак не мог нащупать источник опасности, так же как и оба прожектора с батареи 76-миллиметровых пушек на берегу. В этот момент грянул следующий залп, а спустя несколько секунд открыл огонь еще один большой корабль, оказавшийся несколько дальше к западу. Лучи прожекторов метались по волнам, но натыкались лишь на клубы дыма или тумана, только осложняя общее наблюдение. Расчеты орудий начали стрелять по своему смотрению, не особо надеясь попасть, а вокруг продолжали рваться фугасы. Обстрел продолжался не более трех минут. Из множества выпущенных русскими снарядов лишь пять шестидюймовых и около десятка меньшего калибра нанесли хоть какой-то урон. Но девять из этих попаданий пришлись в ремонтирующийся «Микаса». При этом был поврежден кессон, а в нем самом и на броненосце загорелись смола и керосин, широко применявшийся в фонарях для внутреннего освещения, так как постоянного источника электричества на броненосце не было. Работы велись с широким использованием дерева, так что от этих небольших вначале пожаров быстро занялись доски, брусья и прочие материалы. Поскольку корабль не имел действующих водоотливных и пожарных средств, тушить огонь оказалось нечем. Быстро разгоравшийся пожар вскоре охватил всю верхнюю палубу броненосца, а кессон, поврежденный одним из снарядов и осколками, не выдержал напора воды и рухнул. Вспомогательный крейсер «Такасака-Мару», находившийся у протоки Косухо в прикрытии миноносцев, блокировавших ее, слышал звуки интенсивной стрельбы на востоке. Но она очень быстро стихла. С него немедленно отправили телеграмму об этом, но из-за помех в Мозампо ее получили не полностью и связаться с крейсером в течение часа не могли. Тем временем, двигаясь на восток, с него увидели зарево пожара. Стрельба не возобновлялась. Вскоре «Такасака-Мару» нагнали оба миноносца из одиннадцатого отряда, дежурившие с ним у протоки и покинувшие свою позицию для поиска неприятеля. Уже втроем они приблизились к Окиносиме, где и встретились с «Тахочи-Мару» и «Миике-Мару» в половине второго часа ночи. К этому времени «Микаса» был уже полностью объят пламенем. Оказать какую-либо помощь они не могли. Пожар на броненосце продолжался до полудня. Все помещения, расположенные выше уровня воды, полностью выгорели. Палубы, надстройки и борта провисли и деформировались. Трубы и мачты упали. Вместе с броненосцем сгорели две баржи, стоявшие у борта. Плавмастерская и плавбаза почти не пострадали. Контр-адмирал Ямада, из-за помех в эфире, далеко не сразу узнал о случившемся. Но как только стало известно об обстреле «Микасы», понял, что это возвращаются те самые русские крейсера от Формозы. Он немедленно вывел весь флот в море, направившись полным ходом к скале Лианкур, где рассчитывал нагнать и перехватить отходящие русские корабли утром. Однако никого обнаружить не удалось. До вечера миноносцы и крейсера вели активный поиск, рассыпавшись в широкий веер и смещаясь все больше к северу, в то время как вспомогательные крейсера прочесали промежуток между островом Дажелет и корейским берегом, но так никого и не встретили. Стало ясно, что русские снова ускользнули. Вечером Ямада собрал все свои силы вместе и двинулся к побережью Кореи, где до утра грузили уголь на миноносцы и истребители. С рассветом японский действующий флот двинулся к Гензану. Планировалось провести набег на русские коммуникации и порты Кореи, занятые противником. Имевшиеся у японцев вспомогательные крейсера «Тахочи-Мару», «Ямаширо-Мару» и «Такасака-Мару» вели поиск впереди по курсу эскадры, но море было пустынным. Попадались только корейские рыбацкие посудины да небольшие шхуны, которые отпускали сразу после досмотра. Войдя в Броутонов залив, вспомогательные крейсера отправили к порту Шестакова, а «Якумо», «Токива» и «Адзума» в сопровождении «Нанивы», «Такачихо» и «Акаси», истребителей и миноносцев продолжили движение к Гензану. Планировалось провести обстрел гавани порта и уничтожить стоявшие там крупные транспорты с грузами для Цусимы, ожидающие возможности прорваться на осажденный остров. Однако, получив от рыбаков сведения об обширных минных постановках, проведенных русскими в том районе, приближаться к порту Ямада не стал, отправив такой же приказ вспомогательным крейсерам. В итоге он был вынужден ограничиться лишь безрезультатным осмотром акватории Броутонова залива. На обратном пути произвели бомбардировку порта Шестакова с большой дальности, имевшую чисто демонстрационный характер. После этого флот осмотрел корейское побережье вплоть до залива Посьет, не обнаружив ни одного русского судна. Весь остаток дня и ночь маневрировали в виду берега, но в сам залив войти так и не решились, предполагая наличие мощных заграждений, и утром 11 августа повернули обратно в Мозампо. Ямада не имел возможности продолжать поход и организовать хотя бы кратковременную полноценную блокаду побережья, так как все его большие корабли нуждались в срочном ремонте. Современные котлы четырех из шести его крейсеров довольно плохо «переваривали» низкокачественный уголь, принятый от безысходности в Корейском заливе. Хотя, добравшись до Мозампо, его сразу заменили кардифом, последствия той бункеровки сказывались до сих пор. Это не удивительно, учитывая, что времени для нормального обслуживания работавших почти все время на полной мощности силовых установок за прошедший месяц так и не представилось. К тому же на миноносцах снова кончалось топливо. Понимая, что главным силам пора возвращаться, три довольно быстроходных вспомогательных крейсера отправили к заливу Петра Великого для несения дозорной службы. Но это тоже нельзя было назвать блокадой, поскольку какого-либо прикрытия для них адмирал выделить не мог. В случае опасности им оставалось надеяться только на надежность своих машин и выучку кочегаров. Была лишь организована цепочка из нескольких дозорных судов, имевших мощные радиостанции, для обеспечения линии связи этих оторванных от своих баз дозоров с Майдзуру и крепостью Бакан, чтобы они хотя бы имели возможность предупредить всех в случае очередного выхода русских из их базы. Комментарии 1. Накануне войны японцами были проведены весьма масштабные гидрографические и прочие исследования, легшие в основу «Описания Желтого и Японского морей и Корейских проливов как районов военных действий». В этом документе выделялись пять пунктов на западном побережье Кореи, пригодных для использования в качестве районов высадки и снабжения войск. Все они находились в устьях рек или рядом с ними и были весьма труднодоступны из-за значительных приливно-отливных течений, сложных фарватеров, речных баров и других гидрологических и навигационных опасностей. Однако в предвоенные годы все они оказались достаточно хорошо изучены капитанами судов, ходивших туда с грузами, что позволило осуществить крупномасштабные армейские перевозки первого периода войны, посадив на мель всего одно судно, и то уже разгрузившееся. Причем аварийный транспорт спасли уже на следующий день, починив силами плавмастерской за неделю. Никаких других навигационных аварий не было. Этими пунктами значились: Дадингоу в устье реки Амнокган, Анчжю близь устья Чин-чан-гана, Цинампо в устье Тай-дин-ган, Чемульпо недалеко от устья реки Хан, Кунзан в устье реки Кын. Наиболее перспективным признавались Дадингоу и Цинампо. В особенности Цинампо «ввиду возможности развития общих средств для разгрузки». Чемульпо считался «недоступным для улучшений». 2. Управление «Оцу» обеспечивало разгрузку войск в Инчхоне в первые дни войны. Позже оно перебралось в Нампхо, а в Инчхоне его сменило управление «Ки». Управление «Тэй» обеспечило эвакуацию японских граждан и их багажа из Порт-Артура. Значительная часть этих граждан являлась офицерами разведки и сразу после прибытия в Инчхон была переправлена на «Микасу» для срочного доклада. Хеджу обследовали капитан-лейтенант Кимура и капитан Хондзе как резервный пункт высадки. Изучалась якорная стоянка и сам порт. Хотя в заливе был лед, а на берегах сугробы, что гарантировало дополнительные трудности при оборудовании пристаней, было образовано управление «Хэй» во главе с майором Миядзаки. Ему выделялся пароход «Фудзикава-Мару», рота пехоты, катера и лихтеры. В самом порту имелась возможность мобилизовать около полутора сотен различных плавсредств, в том числе десять больших лихтеров. Но в итоге от высадки в Хеджу отказались, поскольку сопротивление русских частей оказалось гораздо слабее, чем рассчитывали при планировании высадок, и в качестве следующего пункта выбрали порт Нампхо. 3. К началу войны на Сахалине проживало около 2000 коренных жителей, преимущественно айнов и около 46 000 заключенных, ссыльнопоселенцев и вольных жителей. Существовала практика отбывших свой срок заключенных отпускать на «вольные хлеба», снабдив за казенный счет лопатой, мотыгой, еще кое-каким простейшим инструментом и продовольствием на один месяц. Он должен был выбрать и подготовить себе участок земли для обработки. В этом случае его снабжали семенами, небольшой суммой денег и снова продовольствием на первое время. Но работать на земле хотели далеко не все. В основном на это соглашались старообрядцы, немцы-штундисты и поляки. Большинство же просто перебивались случайными заработками, при первой же возможности перебираясь на материк. Некоторые, объединяясь с беглыми отморозками, организовывали банды и промышляли грабежами. По данным властей, численность этих банд доходила до 400 человек. С началом войны на Сахалине формировались дружины ополченцев из каторжан и ссыльнопоселенцев. Многим за это «светила» амнистия или значительное уменьшение срока, лучший паек и условия жизни. Обучить военному делу их толком не успели. А вскоре после сформирования численность этого войска начала сокращаться. Выявились «больные» или не способные нести службу по другим причинам. Кое-кто просто сбежал. В итоге к началу боевых действий из первоначальных почти 2500 человек осталось около 1200. Вооружались эти дружины устаревшими винтовками Бердана. При этом часто ими руководили чины из тюремной стражи, что резко снижало авторитет командира и оказалось явно во вред делу. Моральный, нравственный и патриотический уровень в некоторых случаях также был низким, причем не только у бывших зека, но и у их бывших охранников, «вставших под ружье». 4. В реальной истории, вопреки уже сложившемуся и устоявшемуся мнению, на Второй Тихоокеанской эскадре очень высоко оценивали возможности радиотелеграфа. Благодаря стараниям Рожественского такие станции получили даже миноносцы, чего ранее не делалось. Всего же на эскадре набралось более 30 станций, в том числе две на транспортах «Китай» и «Корея». Правда, станцию с «Китая» позже перенесли на «Суворова». За время похода было выпущено более трех десятков приказов и циркуляров, напрямую имеющих отношение к радиоделу. Они затрагивали вопросы правил ведения переговоров, подготовки специалистов и защите от помех. Именно на Второй эскадре появился первый в истории полноценный документ по организации связи на соединении кораблей, именуемый «Инструкция по телеграфированию без проводов между судами 2-й эскадры флота Тихого океана». Она была введена в действие уже 21.10.1904! В ней большое внимание уделялось обеспечению беспомеховой работы и повышению скрытности. В частности, при передаче сообщений рекомендовалось работать минимально необходимой для уверенного приема мощностью. Прорабатывались и вопросы радиоэлектронного подавления. Хотя работы по оснащению радио перед походом проводились в жуткой спешке, что не могло не сказаться на качестве, а подготовка специалистов была низкой, в ходе всего плавания этот новый вид техники интенсивно осваивался, с изучением его скрытых возможностей. Огромная реальная работа по развитию радиосвязи, проделанная в ходе того беспримерного плавания, до сих пор никем не изучена и не обобщена, хотя значительная часть документации сохранилась. Этот опыт частично был использован в ходе подготовки к Первой мировой войне. Особый интерес вызывает циркуляр № 239 от 29.04.1905. Судя по тексту, к моменту его появления, что такое радио, как оно работает и как это выглядит со стороны, на эскадре уже знали очень хорошо. «Командующий эскадрою приказал кораблям, находящимся вне сферы переговоров по телеграфу без проводов с другими кораблями эскадры и находящимися в то же время в пределах видимости неприятеля, иметь в виду, что, телеграфируя попеременно то большей энергией одним телеграфистом и затем, как бы отвечая на свою телеграмму, телеграфируя очень малой энергией другим телеграфистом, можно неприятеля заставить предполагать, что данный корабль находится в телеграфном сообщении с другими кораблями…» К сожалению, этот документ не был реализован на практике. На фоне всего этого вызывает полное недоумение тот факт, что ни на одном корабле не имелось образца японского морского телеграфного кода, добытого Владивостокским отрядом крейсеров еще весной 1904 г.! (Японцы узнали о том, что русские читали их телеграммы, только после войны и оставались довольно беспечными в этом вопросе до самого окончания боевых действий.) Не было и ни одного специального переводчика с японского. Основным консультантом при обработке материалов радиоперехватов оказался капитан второго ранга Семенов, немного знавший этот язык. К слову говоря, японцы широко использовали и не шифрованные передачи, но даже и они были весьма сложны для непривыкших к японской азбуке наших телеграфистов (японская телеграфная азбука сильно отличается от азбуки Морзе, которой пользовались остальные флоты мира). 5. В декабре 1898 г. на заводе Уайтхеда два японских морских офицера наблюдали за исполнением заказа на 813 торпед, 130 «выбрасывающих аппаратов» и 50 гироскопов. Об этом докладывал находившийся там лейтенант Е. П. Елисеев. Там же он стал свидетелем испытания торпеды калибром 700 миллиметров. Она на пробеге в 1000 метров должна была развить ход в 24 узла, а на 3000 метров – 23. Вес взрывчатого вещества в ее головной части предполагался не менее 100 килограммов. Имелись сведения, что такую же торпеду, втайне от всех иностранных представителей, постоянно посещавших завод, собрали и отправили в Японию. Также Елисеев сообщал, что японцы заказывали на заводе различные сложные станки и оснастку с приобретением лицензии для организации производства торпед у себя. В 1901 г. Уайтхед изготовил для них 163 мины калибра 450 миллиметров, длиной 6,5 метра «для береговой обороны». Такая длина при стандартной трехцилиндровой машине позволяла оснастить торпеды увеличенным до 510 литров воздушным резервуаром, рассчитанным на давление в 150 атмосфер, что обеспечивало 26,8 узла на дальности до 2000 метров. 6. Французские колониальные власти в Индокитае после окончания японо-китайской войны были всерьез встревожены ростом активности Японской империи. Контр-адмирал Жонкьер в разговорах с командиром прорвавшегося в Сайгон крейсера «Диана» капитаном первого ранга Ливеном и его старшим офицером капитаном второго ранга Семеновым высказался, что всерьез считал французские колонии следующей целью японцев, так как это путь наименьшего сопротивления. Французы на Востоке гораздо слабее России. А рядом с их владениями был Сиам, симпатизировавший Стране восходящего солнца. Принц Сиама был женат на японской принцессе, из министров двое, в том числе и военный, японцы. Армия вооружена японскими винтовками и обучена японскими инструкторами. В случае японского десанта население встретило бы его с радостью, а все военные припасы вполне годились бы для снабжения армии вторжения. В такой ситуации французская колониальная администрация могла надеяться лишь на защиту своего союзника – России. Только в Париже думали иначе. В итоге при полном попустительстве Санкт-Петербурга, не желавшего настоять на своем, не был предоставлен док для ремонта крейсера «Диана» и принято его интернирование, а затем отказано в длительной стоянке и обслуживании в портах кораблей эскадры Рожественского. Стоит заметить, что к тому времени между Парижем и Лондоном уже был заключен договор о «Сердечном согласии». Однако при появлении призрака союзного договора Германии и России, предпосылки к которому были в реальной истории, Франции уже пришлось бы сделать однозначный выбор: остаться с Англией, а значит и с Японией, или постараться стать союзником одновременно России и Германии. При этом второй вариант был сложнее, но предпочтительнее по целому ряду причин. 7. В реальной истории господин Моттэ еще ранней весной 1905 г. внес залог в 250 000 пиастров в Индо-Китайский банк за возможную утрату судна в зоне военных действий при фрахте в разведывательных целях парохода «Куангам» и взял на себя всю ответственность, заключая соответствующие контракты от своего имени. Благодаря этому, японцы после ареста «Куангама» не смогли предъявить губернатору южной провинции французского Индо-Китая Кохинхины господину Родье никаких обвинений в действиях, нарушающих принципы нейтралитета, поскольку судно было зафрахтовано хоть и французским подданным, но частным лицом. После окончания воны и ухода «Дианы» этого француза швейцарского происхождения, по рекомендации светлейшего князя Ливена назначили нештатным вице-консулом России в Сайгоне. Не получая никаких инструкций из Генерального консульства, он успешно проработал на этой должности до 1910 г., когда по состоянию здоровья был вынужден уехать в Швейцарию, но продолжал числиться нештатным российским императорским вице-консулом. «Уволен от должности» он был только 15 февраля 1913 г. приказом по МИД России. Иллюстрации Южная часть о. Сахалин Маршруты движения ударных и отвлекающих групп Схема выхода отрядов на исходные позиции для атаки Схема маневрирования при штурме Сасебо * * * notes