– Коронудзу! Коронудзу! Коронудзу! – Это значит, – Ннамди сморщил лоб, подбирая слова. – Поединок справедливости. Да. Кто победить, тот жрец буру. Под шквалом требовательных голосов вождь сделал то, что сделал бы любой вождь, – он напустил на себя отстранённую важность и взмахнул рукой в недвусмысленном жесте: пусть будет по-вашему. Племя одобрительно загудело. Буру выстроились в круг. Участники алмазной экспедиции встали с ними плечом к плечу. «Леопарды» держали висящие на плечах автоматы стволами вниз, опустив ладони на рукояти. Из такого положения можно за секунду вскинуть оружие и открыть огонь. Шкуры, на которых стояли вождь и жрец, встречая пришельцев, были убраны. В центр импровизированной арены упали два копья и два обтянутых буйволиной кожей щита размером с большую тарелку для фруктов. Рафаил первым вышел в круг, подхватил с земли копьё, ловко приладил щит на левую руку. Следом, всем своим видом выказывая пренебрежение к врагу, вышел Джикони. Действующий жрец, зло оскалившись, с не меньшей ловкостью повторил действия соперника. Они стали друг напротив друга, выставив копья и закрываясь щитами. Вождь выкрикнул роковые слова, – за которыми уже не может быть примирения. Поединок справедливости начался. Рафаил первым сделал два выпада, но противник легко уклонился и нанес ответный удар, который угодил в подставленный щит. Как ни сложно угадывать возраст туземцев, по тому, как противники двигались, по первым же выпадам стало ясно: Рафаил значительно старше того, на чью власть столь неожиданно покусился. Ноги Джикони пружинили, он двигался гораздо быстрее. Рафаил выглядел более грузным и медлительным. Но на стороне француза был опыт хмельных поножовщин и навыки штыкового боя, полученные в Иностранном Легионе. Пользуясь ими, он несколько раз едва не заколол действующего жреца. И заставил того держаться на расстоянии. Кира прижалась к Жаку. – Дурацкая ситуация, – шепнул он. – Сейчас наши жизни зависят от этого проходимца! А он лет на десять старше противника… Если не на пятнадцать… Джикони сделал решительный выпад – и у Киры закралось подозрение, что Рафаил намеренно изображает немолодого увальня: молниеносным движением щита он отбил нападение и перешёл в контратаку, направив копьё снизу в грудь врага. Тот успел отклониться и, не удержавшись, опрокинулся на спину. Рафаил попытался пригвоздить его мощным ударом сверху, но опоздал – тот откатился в сторону, вскочил и снова встал в оборонительную стойку. Переместившись вправо, жрец резко сменил направление, одновременно ускорившись, и кольнул в открытый бок Рафаила. Тот отбил удар обеими руками, скрестив копье со щитом. Это отбросило оружие нападавшего в сторону, открывая корпус. Рафаил сделал глубокий выпад, но жрец отпрыгнул назад, а Рафаил провалился и с трудом удержался на ногах. Джикони оставался подвижным и дышал размеренно, чего нельзя было сказать о Рафаиле. Кира напряженно следила за боем. Сейчас она, пожалуй, впервые отчетливо поняла, что значит «смешанные чувства». Это когда болеешь за убийцу своего отца! Она то замирала в страхе за Рафаила, то вскрикивала от восторга, когда казалось, что сейчас его удар неминуемо принесёт победу. Бой на копьях однообразен: удар – уход, контрудар – защита… Шкуры на щитах скоро превратились в лохмотья, да и деревянная основа начинала растрескиваться. Рафаил сориентировался первым и отбросил щит, который мог принести больше вреда, чем пользы. Затем схватил копье двумя руками, как винтовку с примкнутым штыком, и выполнил хорошо отработанный двойной удар: штык – приклад! Выпад наконечником Джикони отбил щитом вверх, но он не ожидал продолжения: не останавливаясь, Рафаил ударил тупым концом в лицо. Противник отлетел в сторону, на левой скуле вспух красный рубец. Рафаил снова ударил, Джикони подставил древко – раздался треск… Оба копья были сломаны! Они попытались продолжить поединок обломками копий, используя их как шпаги. Пришлось вдвое сократить дистанцию. Укол одного сменялся уколом другого, но Рафаил наступал: преимущество в технике штыкового боя приносило свои плоды. Вот он сделал очередной выпад, но Джикони бросил щит ему в лицо и, воспользовавшись замешательством соперника, вцепился в его копье сначала левой рукой, а потом, бросив свой обломок копья, – и правой. Круговое движение всем телом, рывок – и обломок копья Рафаила улетел в сторону, едва не угодив в кого-то из зрителей. В молниеносном прыжке Джикони набросился на Рафаила и, вцепившись в горло, повалил на спину. Крепкие руки сжимали горло с поистине бычьей силой. Рафаил, извиваясь всем телом и дергая ногами, пытался вырваться, но это ему не удавалось. Толпа возбуждённо завыла. Побеждающий жрец издал ликующий клич. Он не придал значения судорожным движениям руки противника, приняв их за предсмертные конвульсии. Это и стало его фатальной ошибкой. Верный выкидной нож «корсиканец» вынырнул из-под широкой резинки трусов, Рафаил придавил кнопку, освободившийся стилетный клинок с хищным щелчком выскочил наружу и вошел аккурат между краем грудины и левым соском противника. Джикони удивлённо вскрикнул и, захлебнувшись, рухнул на Рафаила. Тот спихнул с себя кровоточащее тело, привычно нанес еще несколько ударов, подышал низом живота, дожидаясь, когда в глазах перестанет рябить, и поднялся на ноги. Туземцы разразились криками, потрясая вскинутыми над головами копьями. Ннамди облегчённо вздохнул. – Новый жрец. Великий жрец вернулся, – перевёл он. * * * Всё вдруг пришло в движение. Из домов высыпали женщины, дети и подростки. На утрамбованную площадку посреди селения стаскивались дрова. Туда же вывели бычка, небольшого и тощего по европейским меркам. Молодой туземец – судя по всему, чрезвычайно гордый оказанным ему доверием – преклонив колено у подножия статуи Великого Буру, принял из рук вождя нож с широким слегка изогнутым лезвием. Двое его соплеменников ухватили бычка за рога и пригнули ему голову почти до самых копыт. Животное принялось нервно переступать задними ногами, догадавшись, что его ждёт что-то нехорошее. Воин, выбранный племенем для совершения обряда заклания, произнёс несколько фраз, обращаясь то к жертве, то к вождю. Затем наклонился, протянул руку с ножом к вывернутой бычьей шее, одно быстрое движение – и густая алая струя ударила в пыльную землю. Женщины запели, аккомпанируя себе хлопками, ритмично переступая с ноги на ногу. Заколотого бычка перевернули на спину и принялись свежевать. В селении буру начался праздник в честь нового жреца. – Предлагаю уйти, пока не поздно, – сказал Траоле, обращаясь сразу ко всем. – Неизвестно, чем это всё закончится… Участники экспедиции, как завороженные, наблюдали за процедурой свежевания. В племени буру смерть людей и животных совершалась так просто, что воспринималась как шоу – с виду реалистичное, но обладающее гипнотическим воздействием, снимающим подлинное восприятие смерти. Словно сцена в театре. – Если туземцы замышляют недоброе, то легко настигнут нас, – без малейших эмоций произнёс Бонгани. – В этом лесу они как дома, и днем и ночью. Мы останемся. Обычай гостеприимства действует даже в самых диких племенах. Пока мужчины жарили мясо под ритуальное пение и пляски женщин, «чёрные леопарды» принялись ставить палатки на краю селения. Судя по обилию коровьих лепёшек, здесь располагалось поле для выпаса скота. Запах был соответствующий. Зато дислокация – лучшая из возможных: в сторону селения открывался хороший обзор, за палатками тянулся пологий склон сухого русла, к противоположному берегу которого вплотную подступали джунгли. По округе разливался аромат жареного мяса. В углях второго костра запекалась обмазанная глиной требуха. На какое-то время все, кто не участвовал в установке палаток, рассыпались по территории селения. Траоле и Бонгани переговаривались о чём-то в сторонке, Кира и Жак молча прогуливались за крайней линией хижин, Луи слонялся среди туземцев. «Леопарды» контролировали ситуацию. От поваров, занятых приготовлением мяса, отделилась странная фигура: двуногий бык, шкура которого густо расшита цветными узорами, а вместо зажатой под мышкой рогатой бычьей головы, на положенном месте торчала из шкуры вполне человеческая голова, притом хорошо знакомая. Это был Рафаил. Он привычно вошел в свою старую роль, как рука входит в разношенную перчатку. – Господа, прошу вас! – раздалось приглашение по-французски. Все, кроме «леопардов», оставшихся охранять разбитый лагерь, двинулись к центру селения, где разворачивалось праздничное действо. Чужаки перешли в статус гостей, им выделили почётные места напротив вождя и его приближённых. Справа от вождя восседал Рафаил, уже в полном образе быка, с надетой бычьей головой, слева – крупный мужчина с бычьими рогами на голове и испещренным татуировками телом – то ли телохранитель, то ли военачальник. Началось пиршество: по кругу передавали куски мяса, выложенные на широкие пальмовые листья, чашу из тыквы с хмельным напитком, жевательные листья с «весёлого дерева»… Кира и Жак не стали пить из чаши и жевать весёлые листья. Все остальные были возбуждены и истерично веселы: Рафаил в облачении быка исполнял обряд обращения к Великому Буру, затем по его знаку туземцы начали ритмичные пляски вокруг костров под нервно бьющие там-тамы… Выпитое зелье и гипнотизирующая дробь там-тамов вводят племя в состояние транса. В это время вождь Бабатанд начинает говорить с Великим Буру, но тот ему не отвечает. Спрятавшийся за статуей Рафаил дует в трубку, конец которой раструбом выходит в открытый рот идола, но тщетно: очевидно, за прошедшие годы трубка забилась или порвалась. Как бы то ни было, но новый жрец уже не может говорить от имени божества, как он в свое время делал много лет подряд, добиваясь этим беспрекословного повиновения племени… Разочарованный Рафаил незаметно возвращается к вождю. – Великий Буру рассержен, он не хочет говорить со своим народом, – сообщает он с таким видом, будто сам Великий Буру ему об этом и сказал. Вождь понимающе наклоняет голову – он уверен, что именно так все и было. У него плохое настроение: легенды про достоинства жреца Рафаила живут в племени до сих пор, но то, что он убрал вождя и совмещал оба поста, не может радовать Бабатанда. – В других деревнях Духи никогда не говорили напрямую с жителями, – говорит он. – Они выражают свою волю через горунью… Ннамди переводит: разговор идёт о том, чтобы выбрать прекрасную женщину, которой Великий Буру выскажет свою волю, а она доведёт ее до всех остальных. Разговор закончен, и племя взрывается радостными криками, все оборачиваются и смотрят на гостей. Точнее на Киру. – Великий Буру выбрал белую гостью для этой важной миссии, – поясняет переводчик и добавляет от себя: белые женщины редкость в лесных племенах, их считают приближенными к Духам… Рафаил в костюме быка подходит к Кире и берет за руку, она упирается, но из-под бычьей маски глухо звучит голос, похожий на бычий: – Отказываться нельзя, нарушение воли Великого Буру карается смертью! И это очень серьёзно! Вы все умрете! Она оглядывается на спутников. Бонгани и Траоле подтверждают эти слова кивками, Луи напуган и молчит, Жак угрожающе кричит жрецу: – Имей в виду, ты умрешь первым! И достаёт пистолет, прикрывая его утратившим свежесть платком. Кира уступает напору и идёт за Рафаилом. Заметив возникшее напряжение, «леопарды» подходят поближе и становятся полукругом за спинами членов экспедиции. – Если что, стреляй не раздумывая! – напутствует ее разъяренный Жак. – Мы все племя принесем в жертву! И я лично взорву их идола! Это странное зрелище: двуногий бык ведёт за руку белую девушку в полувоенной форме, с небрежно прикрытой рубахой кобурой на поясе. У статуи избранной дают выпить что-то из скорлупы кокосового ореха, потом несколько женщин заводят ее в хижину, стоящую рядом. Через некоторое время она выходит: голая, расписанная разноцветными красками: груди обведены синими кругами, соски накрашены желтым, волнистые линии покрывают руки и ноги, на животе рогатая морда быка… Бой там-тамов ускоряется, и она танцует под него странный рваный дикарский танец. «Опоили!» – понимает Жак, но не знает, что делать. Либо начинать кровавую бойню, либо ждать, что будет дальше. Бонгани кладет ему на плечо тяжелую руку. – Спокойно, ей ничего плохого не сделают, – гудит он. Киру ведут к статуе, там уже стоит некое подобие лестницы, она поднимается на постамент, прислоняется к Великому Буру, закрывает глаза. А через несколько минут начинает размеренно и монотонно, будто под диктовку, говорить: – Ваш жрец был у меня, и я сказал ему, что делать. Вождь Бабатанд слаб, он не должен быть вождем. Его надо убить или изгнать. Пусть жрец Рафаил будет и вождём, как в былые годы… Кира ещё долго возносила хвалу Рафаилу, Жак поискал глазами, но нового жреца нигде не было видно. Скорей всего, он спрятался за фигурой Великого Буру и подсказывает слова одурманенной Кире. Наконец, тематика ее речи сменилась: – Я пошлю вам солнце, дожди, много корма для скота и тучных коров. У вас будет сытая и спокойная жизнь. Но вы должны выполнять мою волю… Она замолчала. Жак увидел, что двуногий бык выступил из темноты и подошёл к своей свите, которая держала за руки разоруженного и изрядно напуганного вождя. Он думал, что речь Великого Буру закончена, но Кира заговорила вновь, причем стала говорить более осмысленно, как бы освобождаясь от дурмана. – Ваши гости посланы мной, и вы должны оказывать им почести, выполнять их пожелания и оберегать от врагов. И вы должны не спускать глаз с нового жреца! Враги могут похитить Рафаила, и тогда на племя обрушатся неисчислимые беды! Он не должен никогда покинуть племя буру! Он должен жить среди вас и найти упокоение среди вас! И не надо убивать или изгонять вождя Бабатанда! Пусть по-прежнему будет вождем и следит за тем, чтобы жреца не похитили! Бабатанд будет командовать воинами и управлять племенем, а Рафаил должен ему помогать! Туземцы отпустили вождя, вернули ему кинжал и копье. Бабатанд, ощутив прежний статус, вновь принял величавую осанку. Но теперь во взглядах, которые он бросал на новоиспеченного жреца, проглядывала откровенная ненависть. Кира замолчала. Видно окончательно пришла в себя. Быстро спустилась вниз, прикрываясь руками, забежала в хижину. Женщины принесли туда несколько ведёр воды, и через некоторое время Кира, вымывшись, вышла в своём обычном виде: в одежде и с оружием. Через минуту она присоединилась к своим спутникам. Праздник закончился, туземцы стали расходиться. Бонгани встал, следом поднялись его спутники. Все молча направились к лагерю. – Как ты себя чувствуешь? – спросил Жак, когда они с Кирой забрались в свою палатку. – Голова немного кружится. Хорошо, что я выпила не все зелье: оно подавляет волю и сделало меня просто куклой. Повторяла то, что мне кто-то диктовал. – Да этот проходимец Рафаил и диктовал! – Но когда я пришла в себя, то постаралась смешать ему все карты… – Похоже, тебе это удалось, – сказал Жак. А сам подумал: «Интересно, этот тип позовет меня выкапывать алмазы? Ведь сейчас он хозяин положения, и я ему не нужен… Хотя я не позволю так легко от меня отделаться»… – Увидим, – сказала Кира и зевнула. – Но думаю, тебе надо держаться подальше от него. Мне и так непонятно, почему ты слушал его заведомое вранье? Зачем мы подвергались опасности у капища юка-юка? Зачем прилетели к буру? Месторождение в другой стороне, что мы ищем здесь? Почему ты с ним заодно?! – Так надо, – коротко ответил Жак. – Ты многого не знаешь. И это была правда.