— Что он прав. — И что собираешься делать? — Во-первых, забрать дедушку из больницы, отвезти его в папин дом и заставить объяснить, что на самом деле произошло. Его завтра утром выписывают. — Ты там была? — Нет. Я говорила по телефону с санитаром. Бедняга уже успел задолжать дедушке… — Опять покер? — засмеялся Душка. — Хочешь, я поеду завтра с тобой в больницу? Да. Я хотела, чтобы он поехал со мной в больницу, чтобы помог поговорить с дедушкой, и еще я хотела, чтобы он остался со мной этой ночью. На всю ночь, до самого утра. Я нуждалась в нем более, чем когда-либо. Я была напуганной и слабой. — Да… — прошептала я. — Я хочу. Я хочу, чтобы ты остался со мной… — Он удивленно посмотрел на меня. — Да, — продолжала я. — Мне страшно. И, да, ты мне нужен… — Иди сюда, — он привлек меня к себе и погладил по голове. — Я здесь… Я положила голову на его широкое плечо. Я могла бы просидеть так целую неделю. Но у Душки были другие планы. Его рука скользнула вниз по моей спине, забралась под блузку. У меня затвердели соски. Дело принимало опасный оборот. Мы могли утратить контроль. Этого я не хотела. — Хватит… Прекрати… Он не прекратил. Его руки всё так же чертили на моей спине огненные полосы. Я одернула блузку и отвела его руку. — Прекрати. Я не могу заниматься этим с тобой… Я слишком многое могу потерять… — Сама прекрати! Прекрати молоть чепуху. Ты знаешь, что я люблю… — Шшшш, — я закрыла ему рот рукой, чтобы не смог произнести этого. Чтобы не заговорил со мной о любви. Я знаю, о чем говорю! Я видела, как розовая любовь превращается в зеленое чудовище горечи и злобы. Я это проходила. Я видела уходящую мать и убитого горем отца. — Не затыкай мне рот! Послушай, Габи, я хочу тебя! Правда, хочу. Не на одну ночь — на всю жизнь… Он был слишком близок к запретной черте. — Не продолжай… — прошептала я. — Пожалуйста. — Почему? Ну, почему ты так? В чем дело? Я для тебя слишком молод? Ты не видишь во мне мужчину? В чем проблема, Габи? — Проблема в том, что сейчас всё кажется прекрасным, а что будет через месяц? — Я люблю тебя! Ты не понимаешь… — Нет. Через месяц ты обнаружишь, что я для тебя слишком стара, что со мной трудно, что я слишком сложна, хрупка, требовательна, хочу, чтобы ты вынес мусор, настелил паркет — и тогда ты, придумав несколько причин и извинившись на прощанье, заберешь зубную щетку и уйдешь, а я останусь здесь совершенно сломленная, без единого друга, потому что вместе с любимым, который меня бросит, меня бросит и самый лучший друг. Теперь ты понимаешь? — Нет, не понимаю! Ты считаешь, что я такой?! Что я могу уйти, сбежать, бросить? Хорошо же ты меня знаешь! Ты несешь вздор! Это ты сейчас придумываешь причины и дурацкие отговорки. — Он встал с дивана и вышел из комнаты. Слышно было, как он зашел в туалет. Съежившись на диване, я думала о том, что теряю его. Он уйдет, он уйдет, — стучало сердце. Он вернулся, надел кроссовки и посмотрел на меня. — Я ухожу. — Не уходи. Потерять тебя тяжелее, чем сохранить… Но он открыл дверь, бросил на меня печальный взгляд и вышел. 15 В семь утра я одиноко шла по коридору терапевтического отделения больницы «а-Шарон». У двери палаты на белом деревянном стуле сидел усталый полицейский. Дедушка, лежа на кровати, читал газету «а-Арец» — единственное, что ему осталось после закрытия «Давара»[27]. Его длинные белые волосы были стянуты черной резинкой. — Майн гот! — воскликнул он, увидев меня. — Во что ты опять вляпалась? Я обняла его, вдохнув знакомый запах. — Пойдем, погуляем, — предложила я. — Тебе ведь можно? — А кого я буду спрашивать?! — вспыхнул грозный Макс, а сам уже облачился в свое серое зимнее пальто, висевшее на двери, и пошел рядом со мной вдоль коридора, выкрашенного светло-зеленой краской, в задний дворик больницы. — Так что же с тобой произошло, Габиляйн? — спросил он, едва мы успели сесть на зеленую скамейку. — Сначала ты расскажи, что от тебя нужно было Саре Курт. Шамир едет сюда, и у него к тебе миллион вопросов. Тебе придется мне всё рассказать, дедушка! Дело принимает серьезный оборот! — Сара? — он усиленно наморщил лоб. — Нет, не знаю. — Он поднял воротник и притворно закашлялся. — Сара — это дочь Веры-Леи Курт, — не отставала я, пока он продолжал кашлять. — Она звонила мне несколько недель назад. Хотела поговорить с тобой. Не отвечая, он страдальчески уставился в стену перед собой. Я извлекла решающее оружие: — Якоб знает, кто это. Что ты будешь делать, когда он заговорит? — Якоб сумасшедший! Кто ему поверит? — Деда, я же знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты ее знаешь! — подластилась я. — Что ты от меня скрываешь? И почему все вдруг заинтересовались твоей коллекцией картин? — Есть вещи, о которых тебе лучше не знать, — и он посмотрел на меня, как капитан на тонущий корабль. — Гросс фатер, я всё равно уже замешана, так дай же мне помочь тебе. — Это всё твой отец! Это его идея… — вздохнул дедушка. — Это он просил меня с ней встретиться. Он сказал, что одна фрау заинтересована в покупке квартиры в нашем доме — в том, что на Ахад а-Ам. Одну квартиру я готов продать… Семье нужны деньги. — Почему, дедушка? Он сердито отмахнулся: — Я уже сказал тебе… — он зашелся сухим хриплым кашлем. — Алзо, эта фрау не хотела смотреть квартиру. Когда она приехала, то сказала, что ее бизнес — это картины о прошлой жизни… Что у нее в Америке есть крупные клиенты, которые ищут такие картины… — И эта фрау была Сара Курт? — Найн! — дедушка резко выпрямился на влажной скамейке. — Я помню только Веру-Лею Курт. Профессоршу. Она Якоба чуть не убила! А эта по телефону назвала свое имя, американское такое… Арлин… Да, Арлин Прист… Пост… Или Постер… — Я думаю, что это была Сара Курт… — прошептала я. — Но что же все-таки случилось, деда? Почему ты решился продать квартиру? Дело ведь не только в папином «Париже», правда? Он хранил упрямое молчание. — Дедушка, или ты сделал что-то такое, из-за чего мне следует переживать за тебя? — Думаешь, я ее убил? Абер найн! Найн! Клянусь именем бабушки! — Бабушка умерла. Он засмеялся: — Габи, твой дед никого не убивал! — А Якоб? Что сделал он? — Да что же это такое?! — рассердился он так, будто я на самом деле обидела его подопечного. — Не знаю… Возможно, Якоб увидел эту женщину и подумал, что она — Вера-Леа Курт, испугался и набросился на нее. Ты же сам говорил, что он немного неуправляем… — Найн! — Может, он подумал, что она пришла снова забрать его в больницу, и решил… — Найн, Габриэла, найн! — Почему ты не рассказал сыщику, что должен был встретиться с этой Арлин? — Я растерялся, только и всего… Я уже стар, Габи… — А это что? — я вытащила картинку с тремя девушками в матросских костюмах.