— Ничего не понимаю! — всплеснул руками Энвер. — Сейчас поймешь. Шариф и в самом деле оказался в радиоузле. Один. Сидя у небольшого столика, приставленного к окну, копался в небольшом ящике, внутри которого поблескивали какие-то склянки и торчали во все стороны концы разноцветных проводов. Он был так увлечен своим занятием, что не слышал, как отворилась дверь. — Здорово! — приветствовал его Анвар, хотя они и виделись сегодня в школе. Шариф вздрогнул, уставился на ребят широко раскрытыми от удивления глазами. — Что ты делаешь? — спросил Энвер, кивнув на стол, загроможденный инструментами, мотками проволоки, какими-то лампочками разных форм и размеров. — Да так… Пустяк… Телевизор мастерю… — ответил Шариф. — Са-ам?.. — удивился Анвар и, приблизившись к столу, заглянул внутрь ящика. — Он еще не закончен, — пояснил Шариф. — Когда будет готов, я выпилю из фанеры орнамент и наклею на футляр, а потом отполирую. Будет очень красиво… Наш радист мне дает детали… — И говорить будет? — с сомнением спросил Анвар. — А как же! — И свет будет видно? Как в настоящем? — А это и будет настоящий. Может быть, даже чуть-чуть получше, — сказал Шариф. Потом, в упор поглядев на Анвара, перевел взгляд на Энвера и быстро спросил: — Зачем пришли? В последнее время Шариф почти не показывался на улице. Только в школе его и видели. На каток и то не ходит. Да и в кино редко бывает… Оказывается, вот чем он занят. — А зачем ты это делаешь? — поинтересовался Энвер. — Хочу и делаю, вам-то что? — Не ссориться же мы к тебе пришли. Что ты нервный такой! — сказал Анвар. — Сами вы нервные! Не желаете со мной водиться — и не надо, обойдусь! — Что ж, дело твое, — пожав плечами, сказал Анвар и повернулся к двери, чтобы уйти. — А мы к тебе было по делу… — По какому делу? — быстро спросил Шариф. Было видно, что он совсем не хочет, чтобы ребята ушли. Анвар возвратился к столу и начал что-то торопливо писать на клочке бумажки. Закончив, внимательно прочитал, зачеркнул строчку, что-то исправил. И протянул Шарифу: — Надо передать по радио это объявление. Прочитав записку, Шариф усмехнулся, отрицательно покачал головой. — Липа, — сказал он, возвращая Анвару листок. — Липа?! А в липовых передовиках в страду тебе приятно было ходить? — вспыхнул Анвар, вплотную подступая к Шарифу. Энвер встал между ними, растолкал их в разные стороны. Шариф потупился и покраснел, как помидор. Вдруг встряхнул головой и резко сказал: — Сами же срамили меня, а теперь… Хотите, чтобы я опять?.. — «Сами, сами»! — передразнил его Анвар. — А ты знаешь, для чего это нужно? Для доброго дела! И он рассказал о том, что старушка Анорхон-буви уже неделю сидит без топлива, а это объявление, по его мнению, окажет им хорошую услугу. Шариф выслушал Анвара и еле приметно улыбнулся: — Гм, надо же… странное совпадение… Очень странное́… Я тоже свой телевизор собирался подарить Борону-бобо и Анорхон-буви… Летом, когда я был у них на бахче, они жаловались, что рядом с ними нет ни детей, ни внучат и что им скучно жить одним на белом свете… Когда закончу, — Шариф кивнул на замысловатый ящик, — они будут смотреть мой телевизор и им не будет скучно… Ладно, давайте записку. Попробую успеть до прихода радиста… Анвар и Энвер шли по улице и гадали: сдержит Шариф свое слово или нет. Вдруг в репродукторе, висящем на столбе, запищало, захрипело. Послышалось даже — или, может, почудилось? — как где-то кто-то откашливается. Затем зазвучал низкий и торжественный голос Шарифа: «Внимание, внимание! Говорит колхозный радиоузел! Слушайте экстренное сообщение. Сегодня утром в наш колхоз прибыла комиссия из областного центра. Она уже побывала в ряде бригад. Комиссия проверила ход подготовки участков к весеннему севу и… интересовалась бытом колхозников. Оказалось, что в некоторых бригадах неблагополучно обстоит дело с завозом в местные магазины керосина, мыла, хлеба, сахара и других товаров. Колхозники вынуждены затрачивать массу времени, отправляясь за этими покупками в райцентр. А семьи некоторых колхозников не обеспечены даже топливом… — Шариф кашлянул, шмыгнул носом. Видать, не легко ему было справиться с таким делом. — Бригадирам названных участков на заседании правления колхоза будет объявлен строгий выговор, и будет рассматриваться вопрос о целесообразности пребывания их на этой должности…» — Я не могу уразуметь, откуда возьмется тепло в доме Анорхон-буви после нашей проделки? — задумчиво проговорил Энвер. — А вот увидишь… — хитро прищурился Анвар. — Лишь бы Бозор-ака поверил сообщению. — Он слепил снежок и бросил в стайку воробьев, копошащихся в мусоре посреди дороги. «Повторяю!.. Внимание, внимание!.. Говорит колхозный радиоузел…» — неслось из репродуктора. Впереди за приземистой и длинной кирпичной постройкой, где помещались колхозные мастерские и кузница, послышался рокот и почихивание грузовика. Анвар схватил Энвера за руку и повлек к арыку. Они спрыгнули на дно канавы и пригнулись. Стремительно выскочив из-за мастерских, полуторка круто свернула на дорогу, ведущую на центральный участок. Из-под колес машины с истошным кудахтаньем разлетелись чьи-то куры. Машина пронеслась, подпрыгивая на колдобинах и обдав ребят желтой кашицей талого снега. За баранкой сидел Абдулла-юлдузча. Сменил он наконец свою арбу на полуторку. Хоть и ветхая, но все же машина! Абдулла-юлдузча любит ее, словно живую. Не меньше, чем свою лошадь любит. Каждый день моет, подкручивает гайки. А еще мальчишек любит катать, за это мальчишки тоже в нем души не чают. Справа от водителя сидел Бозор-ока. — Все-таки нашлось время поехать за дровами, — усмехнулся Энвер и запустил вслед полуторке снежок. Вернувшись из школы, Анвар настороженно поглядывал на мать, гадая, знает ли она об их вчерашней проделке. Пока она разогревала шурпу, он нарубил дров и почистил стойло коровы. Он накладывал сор и навоз в плетеную одноколесную тачку и вывозил на огород, вываливал прямо на снег. Словом, сделал все, чтобы мать, узнав обо всем, не была с ним слишком строга. Мать позвала Анвара обедать. Когда он вымыл руки, она подала ему чистое полотенце и ласково сказала: — Молодец, сынок, с каждым днем ты взрослеешь, становишься хозяином в доме. Она и себе налила шурпы и села напротив. Помешивая в касе деревянной ложкой, сказала: — Ты слыхал, что Шариф натворил вчера? Анвар чуть не поперхнулся, отложил ложку. — Всех одурачил, — продолжала мать. — Люди поверили, что комиссия едет — улицы подмели, дома побелили. Удобрение, которое месяц бы возили на поле, за один день вывезли. Намучились, не знаю как. А оказалось, все — обман. Ну и попало же сегодня от отца Шарифу вашему. «Как ты посмел такое отчебучить?» — спрашивает у него отец. А он: «Захотелось по радио выступить. Радист мне никак не разрешал, все сам да сам. А тут остался один, не выдержал…» Ишь, диктор нашелся!.. Мать поела и ушла на работу. В маленькой кастрюле понесла обед Гульнаре. Гульнара уже второй день не уходит с фермы — дежурит около своей любимицы Пеструшки, которая вот-вот должна отелиться. Анвар сел делать уроки. Во дворе скрипнула калитка. Послышались неторопливые шаркающие шаги. В дверь постучали, и в комнату вошла Анорхон-буви. — Проходите, бабушка, — пригласил Анвар радушно. — Мамы дома нет, но она скоро придет. — Я Гульнару повидать хотела, — сказала Анорхон-буви, снимая с головы платок. — Хотела попросить, чтобы она письмецо черкнула моему старику… — Давайте я напишу, бабушка, — предложил Анвар. — Пока чай закипит, я напишу… Анвар выбежал в летнюю кухню, развел в очаге огонь, поставил чайдуш[9] и вернулся. Старушка сидела за сандалом и, полузакрыв глаза, еле заметно шевелила губами. Видно, сочиняла письмо. Анвар, стараясь не шуметь, осторожно сел напротив нее и, положив на столик лист бумаги, взял ручку. Старушка ласково улыбнулась, будто представила себе того, кому адресовала письмо. — «Здравствуй, мой дорогой Борон…» — произнесла она тихо. Анвар заскрипел пером. — «Обо мне не беспокойся. Береги себя. Я живу хорошо. Вчера бригадир Бозор-ака, спасибо ему, привез мне целую машину саксаула. Горит, как уголь. Виновата я перед ним, ругала понапрасну. Все дрова сам перетаскал с машины и сложил. Упарился, бедняга… Теперь у меня в комнате тепло…» Голос тетушки Анорхон звучит тихо, таинственно — будто теплый ветер шуршит по крыше. Теплый и ласковый, потому что в кишлак пожаловала весна. Сегодня Анвар сам видел, как она своим теплым дыханием отогревает землю. С берега арыка, где сошел, снег, поднимался пар. И прямо на глазах из-под земли пробивались тоненькие стрелки травы. Это по полям, будто в зеленых кавушах, бесшумно ступала весна. РОСА НА РОЗАХ Еще неделя не минула, как вернулся домой Борон-бобо, а уже хлопот полон рот. Весна. Солнце щедро дарит тепло земле — торопит дехкан. На полях хлопок сеют, с раннего утра до позднего вечера не смолкает рокот тракторов. Соседи на своих огородах уже посадили и помидоры, и огурцы, а Борон-бобо только собирается. Вскопанная им земля ждет семян и саженцев. Хотел сегодня встать чуть свет, а жена все же опередила, встала, за цветами весь день ухаживает.