Ольгу с Андреем доставили в экстренную хирургию. Живых. Без сознания, в критическом состоянии. Переломы, ушибы, внутренние кровотечения, повреждение внутренних органов – жесть полная! Десять часов шла операция у Ольги и восемь у Андрея. Каким-то образом, чудом и уговорами Игорю с Вестой удалось-таки прорваться в больницу, где оперировали ребят, хотя в связи с карантином все стационары были закрыты для посещений, там они и прождали все эти бесконечные часы изматывающей неопределенности у дверей операционной, находясь на связи с Глашей. Первым вывезли Андрея. Живого. Но хирург сказал: – Дышим все осторожно и молимся о чуде. Потом из соседней операционной вывезли Ольгу. Оперировавший ее доктор даже такой призрачной надежды не давал, посоветовав молиться. Глаша не знала, как молиться по церковным канонам и правилам, запинаясь даже на «Отче наш», она умела только по-своему обращаться к Богу и его помощникам. Вот и обращалась. И не только к ним, со всей ясностью зная, что есть у их семьи еще защитники и помощники там, в тех эфирах. Вот и просила, как могла, как знала и умела. Дома полный кошмар: дети в шоке, перепуганные, растерянные, Агаша плачет не переставая, мальчишки – те постарше, но тоже плачут, хоть и стараются сдерживаться. Кира Пална от детей не отстает, украдкой торопливо вытирая покрасневшие от слез глаза, растерянная, подавленная, не знает, за что хвататься, что делать – кастрюли падают, забытая на огне сковорода раскалилась и трещит. Глафира дала разнервничавшейся женщине валериановых капель и каких-то успокоительных. Малыши жались к Глаше, словно боялись, что и тетка куда-нибудь вдруг денется, попадет в какую-нибудь страшную аварию и бросит их, исчезнет, даже до дверей туалета провожали. Агаша та и вовсе Глафиру от себя не отпускала, с рук не слезала, так что у Глаши к вечеру разболелась спина от бесконечного таскания малышки на руках. Пришлось укладывать ее спать с собой в кровать, а там и мальчишки прибежали. Так теперь и спали вчетвером в огромной кровати Глафиры. Андрей с Ольгой пока были живы, но все было очень зыбко, на грани. А перед Глафирой неожиданно встала еще одна задача – сообщить отцу Макара с Агашей о беде, случившейся с их матерью. Ольга сирота и никаких иных родственников, которым можно было бы обратиться и требовалось бы сообщить о несчастном случае, кроме бывшего мужа, не имела. К тому же он все-таки отец ее детей, и если случится… Но на вот на это самое «если случится» они с Кирой Палной наложили жесткое табу, такой исход не обсуждали даже намеком и обмена тревожными взглядами себе не позволяли. Казалось бы, чего проще, надо тебе – звони и сообщай. Ну да. Только не в этом случае. Отец Макара и Агаты, носивший хорошее имя Трофим, что в переводе с греческого значило многообещающее «кормилец», был военным летчиком и служил где-то в Подмосковье в особо засекреченной части. И по понятным причинам современными гаджетами типа смартфона, айфона, ноутбука, планшета и всякого прочего добра, имеющего выход в Интернет, на службе не пользовался. А по номеру допотопного кнопочного сотового телефона, который все же имелся у Ольги и детей, не отвечал. – Если папа на работе, он телефоном не пользуется. Не положено, – пояснил Макар Глаше после очередной ее бесполезной попытки дозвониться Трофиму Романовичу Разведову. – И как тогда с ним связаться? – полюбопытствовала она. – Ждать, – пожал плечиками Макар. – Значит, будем ждать, – по-взрослому серьезно и весомо произнес Савва, обняв сводного братишку за плечи. Вообще поразительно, как мальчишки сдружились. Почти год назад, когда Ольга с Андреем только встретились и познакомились, первое, что сделали Макар с Саввой, серьезно так, основательно подрались, надавав друг другу по сусалам. И тут же замирились, видимо, разрешив все свои сомнения, кто кого круче и главней, и сняв все иные претензии друг к другу. После того исторического побоища их уж было водой не разлить. Рассудительность и деловитость Саввы хорошо уравновешивали фантазию и чрезмерное, неугомонное любопытство Макара. Слившись воедино, их способности дали неожиданный результат – бесконечные истории, в которые влипали пацаны, экспериментируя, познавая мир, какие-то невероятные задумки и безудержный азарт все попробовать и понять. Что взрослые только приветствовали и никогда не останавливали мальчишек, не дергали и тишины-спокойствия не требовали, радуясь столь живому общению и тяге к познанию пацанов. За компом не зависают часами – уже большой прогресс, а кричать, бегать, прыгать, лазать, носиться и громогласно радоваться жизни мальчишкам очень даже полезно и, более того, положено природой. В те первые дни беды оба – и Макар, и Савва – словно притихли, держались друг за друга, стараясь не выпускать Глашу из поля своего зрения и не отходить от нее далеко. На вторую ночь после аварии Глафира проснулась от непонятного легонького звука, прислушалась – плакал Саввушка. Тихонько так, чтобы никто не услышал: лег на бочок, отвернувшись ото всех, и плакал в подушку. – Саввушка, иди ко мне, – позвала она его шепотом. Он замолчал, судорожно всхлипывая, шмыгнул носом, повернулся, перебрался через спящих Агату с Макаром, и Глаша подхватила его, прижала маленькое тельце к себе. Он крепенько обхватил тетю за шею, уткнулся мокрым носом в ключицу и снова заплакал. А она гладила по голове, по плечикам, покачивала тихонечко, ничего не говоря – какие уж тут слова. Какие? И вдруг услышала в сознании, поняла… – Они обязательно поправятся. Оба. Все будет хорошо, – сказала она ему на ушко шепотом. – Правда? – Он отстранился от нее, пытаясь увидеть в темноте выражение лица, не увидел и переспросил: – Ты точно знаешь? – Теперь точно, – уверенно подтвердила Глафира. Снова обняв ее ручонками и устроив голову на ее плече, он прошептал: – Тогда хорошо. И почти сразу же заснул. После этой ночи что-то незримо изменилось в атмосфере их жизни, словно они перешли некий невидимый перевал, оставив позади страх, отчаяние, тревожное ожидание, и начали двигаться вперед к уверенной надежде – так, что ли? Наверное так. Наверное. Ладно. Так все же где наш папаня героический-то, а? Два дня Глафира безрезультатно звонила и посылала СМС – ни ответа, ни привета. Но телефон работал, гудки шли, эсэмэски отсылались, значит, не все так безнадежно. К тому же Макар сказал, что у папы есть-таки компьютер и с ним можно связаться по электронной почте, вот только адрес той почты он не знал, а знала мама Оля и где-то он у нее был записан. Понятно – этот путь связи со служивым отцом нам пока не доступен. На третий день утром «кормилец» позвонил сам. На Ольгин телефон, с которого Глафира, собственно, и пыталась ему безрезультатно дозвониться. – Оль, что-то случилось? – встревоженным голосом спросил мужчина. – Это не Оля, Трофим Романович, – ответила Глаша. – Я сестра Андрея, Глафира. Пару секунд никто не отвечал, непонятно, может, произошла какая-то заминка. Может, со слышимостью беда? Ан нет – все слышно. – Здравствуйте, Глафира. – Глаше послышалось, что мужчина поздоровался каким-то особенным тоном. – Здравствуйте, – торопливо поздоровалась и она. – Трофим, дело в том, что Ольга с Андреем попали в аварию. В страшную аварию. И четко, подробно, без сантиментов и ненужных эмоций, в деталях она рассказала про саму аварию, про состояние брата с женой и про прогнозы врачей. Совсем нерадостные прогнозы, надо сказать. – Глафира… – Выслушав ее и помолчав какое-то время, видимо, обдумывая услышанное, Разведов констатировал: – Вам нужна помощь с детьми, да и больницы, лечение – это все непросто, я понимаю. В данный момент я никак не могу вырваться к вам, да и детей забрать к себе не могу, так вот неудачно совпало. Служба. – Он не стал объяснять подробности. – Я вышлю деньги. – Мы не нуждаемся в деньгах, – спокойно-нейтральным тоном отказалась Глафира, почувствовав неприятный холодок в душе. Это странно, что он про деньги, удивилась Глафира. Ольга как-то в минуту откровения призналась Глаше: – Трофим замечательный человек. Настоящий мужчина. И муж хороший, и отец прекрасный, детей очень любит. Он для меня близкий, родной, друг. И всегда таким будет. Но вот жизнь: встретила я Андрея – и все. Полюбила сразу, как никогда. – И покаянно вздыхала: – Что ж теперь сделаешь. Да и Андрей отзывался о бывшем муже Ольги исключительно в уважительном тоне. А тут: «Я не могу приехать, возьмите деньгами». – Глафира, – с нажимом произнес Разведов, – денег в трудных ситуациях всегда не хватает. Вы продиктуйте мне реквизиты вашей банковской карты. – Он замолчал на несколько секунд и произнес особым тоном, вроде как бы это была и просьба, и в тоже время распоряжение: – К вам приедет мой отец, Роман Матвеевич, поможет, пока я не смогу взять отпуск. Он хороший человек, – и коротко усмехнулся, – очень энергичный. Он инженер и может наладить оборудование любой сложности и помочь в хозяйстве по всем мужским делам и вопросам. И с детьми поможет. Лучше, чтобы с вами там был мужчина. Дом большой, поселок все-таки, не город. – Вы меня убедили, – улыбнулась Глафира и честно призналась: – Помощь нам на самом деле не помешала бы. – Тогда мы сейчас с ним все обговорим, и я перезвоню. На том и порешили. Глафира собралась ждать звонка Трофима Романовича только к вечеру, но он перезвонил буквально через час, четко отрапортовав, каким рейсом прилетает Разведов-старший, и продиктовал номер отцовского телефона. – Так быстро? – удивилась Глафира. – Сразу же и прилетает? – Вам же нужна помощь, Глаша. – Он первый раз обратился к ней так по-простому. Ну да, да, нужна. Она продиктовала ему реквизиты своей банковской карты, обговорили какие-то детали, организационные вопросы, после чего Трофим Романович пообщался с детьми и, попрощавшись, пропал со связи на несколько дней. Им необычайно повезло, что старший Разведов успел прилететь буквально накануне перед тем, как на следующий день объявили ужесточение карантинных мер и отмену большей части рейсов, введя обязательную изоляцию для всех прилетевших. Прямо чудом проскочили, хорошо у них тут в крае все с запозданием от Москвы на пару недель происходило. Роман Матвеевич стал для Глафиры и для всех них подарком судьбы, спасителем, надежным другом, тем самым плечом и незаменимым помощником и практически сразу родным человеком, членом семьи. Так вот получилось само собой. Подтянутый, спортивный, невероятно энергичный и позитивный шестидесятипятилетний Роман Матвеевич узнал ее первым, когда Глафира встречала его у выхода из зоны прилета, и сразу же предложил помощь, когда они погрузили его чемодан в багажник машины: – Давайте, Глафира, я поведу, а вы отдохнете. У вас утомленный вид. – Давайте, – сразу же согласилась Глаша, почувствовав к мужчине безотчетное, инстинктивное, искреннее расположение. Он очень хорошо вел машину – ровно, спокойно, уверенно, Глафира и не заметила, как задремала, привалившись виском к боковому окну, и проснулась только, когда они свернули к их поселку и машину чуть подкинуло на «лежачем полицейском» при подъезде к шлагбауму. Макар с Агатой кинулись к деду, как только тот вышел из машины. – Дедушка! Деда! – кричали оба от радости. Обнимались, целовались и плакали одновременно, когда Агаша доложила деду, что мама болеет. Савва стоял особняком и наблюдал эту встречу родни, пока Роман Матвеевич его не позвал: – Саввушка, а ты что в сторонке стоишь? Иди к нам, я же теперь и твой дедушка. Давай обнимемся. И Савка, подивив Глафиру и Киру Павловну, кинулся к ним и настолько искренне, открыто и радостно обнял новоявленного дедушку, что женщины удивленно переглянулись меж собой. Ну надо же. Он у них вообще-то парень в проявлении чувств осторожный, а тут и впрямь словно деда родного увидел. Вот ведь жизнь какие чудеса показывает порой. Глафира предложила мужчине занять любую понравившуюся ему гостевую комнату, но тот сразу же отказался: – Нет-нет. Что я буду ваш женский уклад жизни стеснять. Если вы не против, Глашенька, я бы расположился в гостевом доме. – И улыбнулся. – Очень уж он мне понравился. Симпатичный, добротный такой. Ну, в домике так в домике. Имелась такая роскошь на их большом ухоженном участке. Глафира любила иногда туда сбегать, чтобы уединиться от шумной родни и поработать в тишине или просто побыть одной, когда этого просило ее внутреннее состояние. Вот так и появился у них Роман Матвеевич и как-то сразу легко и ненавязчиво сумел упорядочить их жизнь. Андрей с Ольгой лежали вдвоем в отдельной реанимационной палате и все еще находились в коме, на все вопросы о состоянии их здоровья врачи разводили руками, торопливо отводя взгляд. И если первую неделю Глафира с Игорем и Вестой еще как-то умудрялись договариваться с врачами на посещение своих родных и, сменяя друг друга, приходили, и Глаша упорно разговаривала с каждым, рассказывая все подряд, то через неделю все посещения были строжайше запрещены и в больницах введен жесткий карантинный режим. Теперь все новости о родных они получали по телефону от лечащих врачей.