— Я специально для такого случая куплю платье, — с улыбкой пообещала ей. — Завтра же озабочусь этим вопросом. — То есть завтра ты будешь гулять по столице, примерять красивые наряды, наслаждаться последними теплыми деньками и тратить золото, — протянула девушка, после чего со смешком добавила. — Я начинаю тебе завидовать, Иия. — Я завтра еще и в приют хочу зайти, — дополнила я этот жизнерадостный список. — Расспросить директора о том, где меня нашли. Может это хоть частично прольет свет на то, кем были мои родители. Не знаю… этот блок слишком уж странный. — Угу, а уровень твоей силы тебя не смущает, подруга, да? — Думаешь, этого достаточно для предположений? Стоит начать считать, что я ребенок каких-то сильных чародеев, которые не смогли себя прокормить, потому от меня и отказались? В слова так и выплеснулся яд. Может я опять ошибалась, и даже у сильных колдунов может возникнуть ситуация, где ребенку лучше запечатать дар и бросить у порога приюта… Но если в проблемы купцов я еще могла поверить, то представить, что могло заставить сильного чародея так поступить, попросту не могла. — Думаю, что в этом лучше не копаться, — серьезным тоном проговорила Марен. — Что бы ни произошло в прошлом, ты это уже не исправишь. А блок, как сказал декан Оффин, снять можно. Вот только… я так и не поняла, что имел в виду Алан тогда при встрече на полигоне? — Я и сама не поняла, — выдохнула я, забираясь под одеяло. — И чувство было такое странное. Будто не одна я с кашей в голове при нашей встрече оказываюсь. — Так все может быть. Тут надо декану сказать, что у вас все не так гладко с этой расшаткой блока. — Ага, — фыркнула я. — Он явно дал понять, что не собирается тратить на меня больше, чем несколько часов в неделю. Так что раньше срока я к нему не пойду. Следующая встреча все равно через несколько дней. Главное в кабинет прийти пораньше, чтобы с Аланом на полпути не столкнуться. — Могу тебя провести, — Марен накрылась одеялом с головой и щелчком пальцев деактивировала артефакты-осветлители. — Ты и так слишком много для меня сделала, — уже тише проговорила я. — Спасибо тебе за это. — Не за что, Иия. Иначе зачем нужны друзья? У меня дыхание перехватило, а на глаза навернулись слезы. Так тепло стало на душе, приятно. Так… Я подняла руку и коснулась кулона с пегасом. Еще один символ дружбы. Даже… семьи. Откровенно заявляю, в этой жизни мне точно повезло. Хотя бы с друзьями. Кажется, я так и уснула, улыбаясь и прикасаясь к кулону. А проснулась от яркого, заглядывающего в окно солнца. Казалось бы, лето уже закончилось, осень становилась все холоднее. Вскоре должны начаться дожди, а тут… — Оу, Марен! Я наконец нашла виновника того, что в нашей комнате будто еще одно солнце зажгли. — Прости за это, — пробормотала подруга, не отрываясь от настольного зеркала, которое обставила странными продолговатыми артефактами. Они светились ярким белым светом и откровенно слепили. — Моя матушка отрицает тот факт, что порядочная девушка может выходить в люди без макияжа. А если этот макияж неаккуратный, так и вовсе она должна сгореть со стыда, так что… Тут она замолчала и подвела второй глаз идеальной черной стрелкой. — Тогда я бы точно твоим родителям не понравилась, — я потерла кулаками глаза. — Я в купальню. Или у тебя и на нее планы. — Я уже, — буквально по слогам ответила подруга, стряхивая с пушистой кисточки излишки пудры. — Так что, можешь хоть поселиться там. — Увы, там я себе платье не куплю. Услышав тихий смешок за спиной, а потом такую же тихую ругань из-за неровных румян, я поспешила скрыться за дверью купальни. Ругань Марен время от времени заглушала шум воды, а я тихо подхихикивала над этим. Она не закончила с макияжем ни когда я вернулась в комнату и просушила волосы одолженным у соседки артефактом. Ни когда переоделась в серое приютское платье. Ни даже когда я уже шагнула к выходу. — Может все же возьмешь что-то из моего? — предложила она. — Думаю, еще один день в шкуре приютской я точно переживу, — улыбнулась я. — Особенно сладким будет тот момент, когда я за свои деньги сама куплю себе платье. Марен рассмеялась и пожелала мне удачи. И… это было на самом деле очень странное чувство. Выходить за двери общежития в вещах, которые больше не собиралась надевать. Вновь чувствовать себя той, кем была до поступления в академию Высшего света. Наверное, без этого я бы не почувствовала того, что сейчас на самом деле счастлива. Что нашла свое место в этом мире. И незачем для этого куда-то уезжать, терять приютские документы, придумывать себе новое имя. Нет. Для этого просто нужно поверить в свои силы. Если бы не Тера, я бы даже сюда не пришла. Если бы не Марен, я бы не смогла адаптироваться. Даже Элиза сыграла свою роль. А Алан… Я тряхнула головой, запрещая себе сегодня думать обо всех странностях, и вышла за ворота. Синий бархатный кошель с золотом приятно оттягивал карман платья, в котором отродясь не лежало ничего ценнее серебренников. И ведь что обидно, те сапоги мне все равно не по карману. Я могу потратить все деньги только на них. Но… нет. Обувь куплю себе в следующий раз. И не в той лавке. Может, где удастся найти дешевле. С этими мыслями я вышла на улицы столицы, и направилась на окраину торгового квартала. В центре я точно не смогу себе ничего позволить, а здесь есть шанс найти что-то новое и недорогое. Боги, слышала бы меня Тера! Она бы этому золоту нашла куда более ценное применение, чем покупка платья для возможного визита в купеческий дом. Но я уже пообещала Марен. Да и у самой больше не было никакого желания надевать это серое платье. Люди из-за него так и оглядываются. Сторонятся. Будто я прокаженная. Чуть ли не по широкой дуге обходят. Так и хочется им сказать, что сиротство это не заразно. И даже не смертельно. Но я себя одергиваю и иду дальше. Магазинчики становятся крохотнее, на вывесках все меньше магических элементов. Вот справа оказывается та самая лавка сапожника, с которой начался мой путь в Первую Вельскую. И она… закрыта. Странно это. Я даже на месте останавливаюсь, чтобы убедиться в написанном на деревянной табличке. — Чего стала тут, приютская?! — рявкают мне над ухом. А я будто в прошлое возвращаюсь. Где меня столько раз отталкивали с дороги, указывали на место, осаждали. — Где-то написано, что здесь нельзя стоять? — выдыхаю я, резко разворачиваясь к невысокой женщине в алой шали. Она от неожиданности делает шаг назад, в глазах мелькает испуг. И так же быстро меняется на злость. — Таким как ты, в столице места вообще быть не должно! — плевок мне под ноги. — Нарожают шлюхи, а потом выбрасывают свои плоды! А их выращивают, кормят на золото простых жителей! Она шипит проклятия, а я впервые чувствую себя такой уставшей. Ну вот что мешало ей пройти мимо? Обойти меня. Не заметить. Нет, она хотела устроить скандал. Показать в очередной раз, что приютские — грязь под ногами. Вот только я уже не просто приютская. Мысль созревает в голове слишком быстро. Но превратить ее в реальность мне не позволяет еще один неожиданный собеседник. — Приюты спонсирует корона, — произносит сапожник, выворачивая из переулка к своей лавке. — Уж у вас точно больше медяка в год на это не взяли. Девонька, рад тебя видеть! Проходи! Последнее относится ко мне. И настолько удивительно то, что меня запомнили. Что меня пригласили войти в лавку, где я себе точно ничего бы позволить не смогла… Я даже от шока сказать ничего не могу. Тетка что-то продолжает шипеть сквозь зубы, как ядовитая змеюка. Но торговец на нее не обращает внимания, подхватывает меня под локоток и подталкивает к ступенькам. Открывает большим ключом дверь и жестом приглашает пройти внутрь. А тут… тут все так же волшебно, как в мой первый визит. Ровные стеллажи и полки, огромное количество обуви. Всякой разной. На каблучке и без. С украшениями и ремешками. Глаза разбегаются. Я опять чувствую себя удивленной приютской девчонкой. Хотя… не так ведь много времени прошло, чтобы случились какие-то большие перемены. Но я все равно чувствую себя другой. Повзрослевшей, что ли. — Не обращай внимания на таких людей, — добродушно улыбается сапожник. — Я помню, ты заходила не так давно. Сапожки ведь искала? Осень скоро грянет дождями. Нужно переобуваться. — Да, было дело, — я улыбаюсь. — Да только я все еще не располагаю десятью золотыми на ту прекрасную обувку, что вы показывали. — Так она подешевела, девонька, — заговорщицки подмигивает он. — Сейчас цена упала. — Чуть больше, чем за неделю? — улыбка не сходит с моих губ. Я чувствую, что этот человек желает добра. Хочет чем-то помочь приютской девчонке. И это удивляет. — Возьму за них половину из тех денег, что у тебя есть, — кивает он. — День сегодня хороший, девонька. Дочка мне внука подарила. Так почему бы и мне не осчастливить кого подарком. К глазам подступают слезы, обжигают. Я с трудом могу прогнать их, улыбаюсь. — Я поздравляю вас. — Так что? — он жестом фокусника ставит на прилавок именно те сапожки, которые мне так приглянулись в первый раз. Темная кожа, позолоченная бляшка, невысокий устойчивый каблук. Сердце замирает от одного только взгляда на них. Десять золотых тогда сказал мне купец. Сейчас предлагает за половину. И я… я не могу отказаться. — Спасибо за это, — тихо произношу я, подхожу к прилавку и достаю кошелек. На сапожника не смотрю, пока отсчитываю пять золотых монет и кладу не столешницу. Но когда поднимаю взгляд… — Девонька, это очень много. — Мы договаривались на половину, — широко улыбаюсь я. Если он и ушел в убыток из-за меня. То не так сильно, как предполагал.