Снова зазвонил телефон, и Агасфер, с трудом вырвавшись из цепких рук по-прежнему сидевшей у его ног женщины, снял трубку: – Алло, здесь Полонский! – Господин Полонский, вас беспокоит дежурный портье. Ваша гостья передала нам пожелание повременить с ужином. Вы не могли бы сказать поточнее, когда вы освободитесь? Метрдотель очень беспокоится… Краем глаза Агасфер заметил, как мадам Бергстрем, словно невзначай, направилась в ванную, расстегивая на ходу многочисленные пуговички на платье. Вот упорная стерва! Сейчас разденется, и попробуй ее потом, голую, выгони! Откашлявшись и нажав на рычаг отбоя, Агасфер нарочито громко, словно продолжая разговор, сказал: – И еще, господин портье, насчет упомянутой вами гостьи. Она ворвалась в мой номер обманом, я ее знать не знаю! И только врожденная деликатность мешает мне вышвырнуть ее вон. По-моему, она сумасшедшая. Пришлите, пожалуйста, двух-трех охранников покрепче. Да и карету психиатрической помощи, думаю, стоит вызвать… Разумеется, с черного хода. Пусть завернут ее в полотенца или скатерти, не знаю. Только избавьте меня от нее, ради бога! Хорошо, жду! Не успел Агасфер положить трубку на рычаги, как мадам Бергстрем стремительно вылетела из ванной. – Идиот! Калека! Обрубок чертов! Импотент! Погоди, мерзавец, мы еще встретимся на узкой дорожке! – И вам доброго пути, госпожа! – смеясь, напутствовал «гостью» Агасфер. Закрыв за ней дверь, он тут же вынужден был впустить прибывшего от Люциуса доктора. Доктор разделся, долго мыл руки, потом раскрыл принесенный саквояж и вопросительно поглядел на Агасфера. Тот, тоже молча, скинул халат и повернулся к нему боком. Ощупав длинные края раны сильными пальцами, доктор спросил: – Пулю сохранили? Агасфер протянул салфетку с завернутой в нее пулей. Доктор взял ее пинцетом, покрутил перед глазами, положил снова в салфетку. – Ложитесь, – велел он. – Сейчас будет немножко больно… От этого «немножко» Агасфер едва не взвыл и закусил зубами угол подушки. Доктор, не обращая на стон внимания, промыл рану какой-то пахучей жидкостью, промокнул тампоном, наложил стерильную салфетку, заклеил рану пластырем и начал собирать инструменты. Уже в дверях он поинтересовался: – Ревнивая дама? – Почему ревнивая? – удивился Агасфер. – Герр советник сказал: ревнивая дама. Да и пуля от дамского револьвера. Я приду завтра, в это же время. – Завтра меня здесь уже не будет! – запротестовал Агасфер. – Нельзя ли пораньше, часа в два? – Можно. Мыться и снимать пластырь не советую. – А ваш гонорар, доктор? – Агасфер поднялся с кушетки. – Я государственный служащий. Всего доброго! * * * – Извозчик? – обиженно поджал губы дежурный портье «Кайзера». – Вы имеете намерение совершить романтическую поездку по старому Берлину на старинном экипаже? – Нет, – ответил Агасфер. – Я хочу посетить православный собор святого Николая, своего небесного покровителя. Поставить свечку, помолиться, как это принято у русских. – Тогда я могу предложить вам прокатное авто! – с гордостью заявил портье. – Наш отель – один из немногих в Германии, кто может предоставить своим гостям такой сервис, созвучный времени! Вам с шофером, или вы имеете навыки управления авто? – Боже упаси. И к тому же плохо знаю ваш чудесный город. Итак, вы рекомендуете нанять автомобиль? – Вспомнив вчерашний инцидент со стрельбой, Агасфер поспешно добавил: – Разумеется, я имею в виду закрытый автомобиль! Скажем, на десять утра? – Разумеется, господин Полонский! Ровно в десять часов автомобиль с опытным шофером, хорошо знающим Берлин, будет ожидать вас у главного подъезда. Вы желаете нанять авто на какое-то определенное время? – Если можно, на целый день. – Весьма разумно, – важно кивнул портье. – Так получится даже экономнее. * * * За тяжелыми двухстворчатыми дверями собора царила почти осязаемая тишина. Даже гулкие шаги посетителя по каменному полу словно глохли. Оглянувшись в поисках церковной лавки, Агасфер увидел небольшой закуток с иконами, церковной литературой и свечами разной толщины, сложенными ровными штабельками. За прилавками маячила женская фигура. – Мне нужны две свечи, – негромко попросил Агасфер. И на тот случай, если прислужник не понимает по-русски, добавил по-немецки: – Zwei Kerzen, bitte! – В храме все понимают русский язык, – столь же тихо ответила женщина, проводя рукой над штабельками свечей. – Вам какие, господин? Купив свечи и бросив сдачу в ящик для пожертвований, Агасфер снова обратился в прислужнице: – Я ожидаю товарища. Можно мне побыть в храме некоторое время? – Как будет угодно господину. В храме хорошо думается, здесь в голову приходят только светлые мысли. Может быть, господину нужен священник? Исповедь, заказ молебна? Агасфер отрицательно покачал головой и отошел в сторону. Время замаливать грехи для него еще не настало… Ждать фон Люциуса долго не пришлось. Через несколько минут сквозняк от открывшихся дверей заставил затрепетать огоньки лампад и свечей. Послышались тихие шаги, и немец остановился рядом с Агасфером, кивнул ему в знак приветствия. Агасфер протянул советнику одну свечу, со второй прошел вперед, к кануннику[72] под фигурой распятого Христа. Зажег ее, подогрел основание над пламенем уже горящей свечи, укрепил. Люциус, посапывая, повторил все его действия. Перекрестившись, Агасфер направился к выходу, слыша за собой шаги своего спутника. На крыльце храма, повернувшись к нему лицом, перекрестился еще раз. Немец креститься не стал – ни в церкви, ни на улице. Спутники направились к двум автомобилям, стоявшим в переулке бок о бок. – Господин Полонский, а почему в православном храме совсем нет скамеек? Неужели прихожанам приходится все время стоять? Это же очень неудобно, особенно для пожилых людей. – Я не большой знаток церковных канонов, – пожал плечами Агасфер. – Наверное, всякое удобство отдаляет человека от Бога… Люциус хмыкнул: – А что означает то, что мы с вами поставили у распятия две свечи? Вы приобщили меня к какому-то русскому обряду? – В кануннике, у распятия, принято ставить горящие свечки за упокой чьей-то души. Или душ… Неужели вам некого поминать, господин Люциус? Немец пробормотал нечто невразумительное, потом махнул перчаткой, зажатой в руке. – Всему свое время, Полонский. Когда-нибудь и мне придется давать отчет перед Всевышним по полной, как говорится, программе. А пока, извините, – дела! Итак, как я уже упоминал, руководство одобрило ваше предложение. Одобрило как разовую акцию! – Люциус шутливо погрозил Агасферу пальцем. – Так что не спешите докладывать своему руководству о том, что завербовали крупного немецкого разведчика! – Не зарекайтесь, господин советник. Жизнь – штука длинная. А земля, как известно, круглая – может, еще и понадобимся друг другу! – Не знаю, не знаю, – проворчал немец. – Теперь о деле. Британские копии фарватеров и минных полей вы получите через несколько дней, после возвращения из Вены. Материалы по интересующей вас Гертруде – в этом конверте. А где ваш конверт с нашим человечком? Агасфер передал немцу конверт, заглянул в принесенный Люциусом. Кроме двух фотографий – в анфас и профиль, – в конверте лежало несколько светокопий отпускных офицерских билетов и копия обязательства, подписанного неким Брюхановским, поручиком штаба Петергофского артиллерийского корпуса. Педантичный немец присовокупил сюда же и три расписки Брюхановского в получении крупных денежных сумм. – А это что? – А это фотография имения, выкупленного Гертрудой после получения наших гонораров. Где-то под Москвой, там, на обороте, написано. – А почему Гертруда? – Так звали его горничную и, вероятно, любовницу. Не знаю точно – каждый агент выбирает себе рабочее имя сам. – Что касается Гертруды, остается одна маленькая деталь, о которой вы, герр советник, вероятно, забыли. Кто куратор Брюхановского у австрийцев? – Полковник Рунге. – Может быть, я прошу слишком многого, господин советник, но мне нужна еще одна подсказка: вы случайно не знаете, где обычно останавливается в Вене господин Брюхановский? – Отель «Стефания», господин Полонский. Это, кстати, не слишком далеко от Генерального штаба. Смешно сказать, но господин Брюхановский почти не знает немецкого языка. Мне рассказывали, что когда он заявился в штаб впервые, то долго просил часового вызвать офицера, владеющего русским языком. Как он нынче обходится без языка – право, не знаю. Но Рунге по-русски говорит! – Все, что касается Брюхановского-Гертруды, условно принимается, – Агасфер спрятал конверт с досье предателя поглубже. – Теперь насчет карт: я хочу получить не копии, которые очень легко сфальсифицировать, а оригиналы двадцатилетней давности. Со всеми пометками. Оставьте копии себе, герр Люциус! В конце концов, скоро у вас будут в наличии новые карты, дополненные русскими минными полями! – Вы предлагаете мне вскрыть главный сейф в нашем штабе и изъять оттуда документ, зарегистрированный в десяти гроссбухах? Вы с ума сошли, Полонский! – Вам все равно придется вскрывать этот сейф. Не нужно ломать комедию, герр советник: только оригиналы – это мое непременное условие! – Черт с вами, Полонский! – подумав, махнул рукой немец. – Получите вы свои оригиналы! – В Петербурге, после моего и вашего возвращения туда, – внес поправку Агасфер. – Не исключено, что мне придется возвращаться в Россию кружным путем, минуя Берлин. – Кстати, не обижайтесь, Полонский, но с этой минуты вы находитесь под нашим приглядом. И если заметите «хвост» – не паникуйте. Это будут мои люди! Они же позаботятся об отсечении прочих «хвостов», кои у вас могут появиться. – Люциус протестующе поднял обе руки: – И никаких возражений, Полонский! Это не мое решение, а с руководством не спорят! Кстати, как ваша рана?