– Благодарю, терпимо. В два пополудни ваш доктор обещал заглянуть и сделать перевязку. Вот что получается, когда агент попадает под дамский каблук! – усмехнулся Люциус. – Нам-то, в сущности, все равно, куда и как потратит агент полученный гонорар. Лишь бы тратил деньги аккуратно, не привлекая внимания. Ну, нам обоим, кажется, пора! Собеседники попрощались, расселись по автомобилям и разъехались. Около полудня прокатный автомобиль доставил Агасфера к дверям отеля «Фридрих». Помахивая тросточкой, Агасфер прошел мимо услужливо склонившегося швейцара в вестибюль, приглядел в курительном салоне удобный столик под раскидистым мандариновым деревом с маленькими ярко-оранжевыми плодами. Щелкнул пальцами мгновенно появившемуся кельнеру: – Кофе и рюмку коньяку. – Господин ожидает кого-нибудь? – Да, скорее всего, – Агасфер вынул из кармашка серебряную монету. – Мне нужна маленькая справочка, любезный! – Слушаю вас, мой господин! – У меня здесь свидание с господином Гриммом, гостем вашего отеля. Не могли бы вы узнать у портье, он в номере или куда-нибудь вышел? – Айн момент, мой господин! Через минуту кельнер вернулся: – Вы правы, господин Гримм – гость нашего отеля. В настоящий момент его нет в отеле: портье уверен, что господин Гримм вышел очень рано! Его спутница в номере. Недавно заказала завтрак в номер. Может… – Нет-нет, мне нужен только господин Гримм! А-а, вот, кстати, и он! Агасфер встал и радостно помахал влетевшему в вестибюль подполковнику. Тот, помедлив, направился к столику. – К сожалению, сегодня утром я обманулся в своих ожиданиях, – не здороваясь, начал Гримм. – Моя сделка может состояться только завтра или послезавтра. Я готов переписать расписки с учетом процентов за задержку… – В этом нет необходимости, – покачал головой Агасфер. – Я готов купить у вас то, что вы привезли в Берлин. Знаю я и цену «товара» – вам обещано шесть тысяч рублей. Так что несите бумаги, а я верну вам ваши расписки! Подполковник ошеломленно плюхнулся в кресло, несколько раз открыл и закрыл рот, словно зевающая рыба. – Выпейте коньяку, господин Гримм. Я заказал его специально для вас – зная, что он стимулирует умственную деятельность. Да пейте же быстрее, пока тут не появилась ваша подруга! Гримм машинально опрокинул рюмку и в упор уставился на собеседника. – Кто вы, Полонский? – глухо спросил он. – На кого вы работаете? – На себя, подполковник. Я коллекционер, знаете ли! Собираю военные тайны, а заодно и типов, их ворующих. Не надо задавать бессмысленные вопросы, Гримм! Несите бумаги! У нас мало времени! Мне еще предстоит визит к доктору – на перевязку раны. Да-да, Гримм! Ваша подруга чуть не убила меня в моем же собственном номере! Я надеюсь, что это не вы отправили ее ко мне с револьвером? – Какой револьвер? Что вы себе позволяете, Полонский? Агасфер демонстративно щелкнул крышкой часов: – Если через десять минут вы не принесете нужные мне бумаги, я встану и уйду. Кстати, эти бумаги, кроме меня, здесь никто не купит, будьте покойны! Итак, я уйду, а вас на русской границе встретит жандармская стража с наручниками. Кстати, до жандармов дело может и не дойти! Смотрите, Гримм! Агасфер положил на стол левую руку с глухо стукнувшим по дереву протезом. Здоровой рукой разогнул указательный палец. Раздался тихий сухой щелчок, и один из мандаринов на соседнем дереве в кадке слегка закачался. – Будете проходить мимо, Гримм, посмотрите внимательно на этот плод. Возле воткнувшейся в него стрелки должна быть капелька жидкости. Это вытяжка из игл тропической рыбы-шара. Ни один врач в Европе не сможет определить этот яд – в заключении доктора будет написано: паралич сердца! Агасфер убрал увечную руку под стол и слегка улыбнулся: – Вы еще здесь, Гримм? А у вас остается восемь минут… И отель оцеплен… Сорвавшись с места, подполковник сломя голову бросился по лестнице вверх. Через пять минут он вернулся, тяжело дыша и вытирая платком свежую царапину на щеке. Он бросил на стол слегка помятый пакет и поспешно отступил на несколько шагов. – Ваша щека… Готов держать пари, что это отметина от коготков вашей мадам Бергстрем! Верно? Вам повезло больше: в меня она стреляла! До встречи в России, Гримм! ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ – Вот, милостивые государи, что получается, когда мы распыляем силы! Когда бросаемся из стороны в сторону! Упустили Терентъева! Из-под носа ушел, и сигнал тревоги, надо думать, успел подать! – Архипов говорил вроде в сторону, однако упреки его были адресованы Зволянскому и Медникову. – Успокойтесь, Андрей Андреевич! – Зволянский торопливо заканчивал завтрак. – С себя вины не снимаю – надо было как следует объяснить Вельбицкому важность порученного Медникову дела. Но и вы, позволю себе заметить, хороши. Нашли время мемуарами заниматься! Да еще бросать их где попало! Я уверен, что Терентьев сбежал после того, как нашел ваши записи. И потом: ничего еще не потеряно! Дворник проявил бдительность, записал номера извозчиков… Теперь диапазон поисков значительно сузился. …Накануне дворник дома, расположенного напротив табачной лавки, дополнительно проинструктированный Медниковым, сообщил околоточному надзирателю Христофорову о замеченном им «безобразии». И настоятельно попросил, со ссылкой на высокое полицейское начальство, передать в охранку записку на имя Медникова (тот догадался оставить дворнику клочок бумаги со своим именем). Записка, к сожалению, попала к сыщику только вечером – она весь день пролежала в присутствии у Вельбицкого и лишь волею случая попала на глаза начальнику охранного отделения. Накануне, получив от Зволянского «разгон за недопонимание важности операции», Вельбицкий устроил своему письмоводителю суровую выволочку с лишением наградных за месяц и послал людей на розыски Медникова. Быстро найти не удалось – Медников был в «бегах». В общем, дворника допросили только сутки спустя. То, что он рассказал, представляло немалый интерес. Сначала дворник обратил внимание на коляску, которая стояла явно в ожидании кого-то или чего-то в квартале от лавки. Вскоре седок подозвал мальчишку-оборвыша, пробегавшего мимо, сунул ему что-то, и оборвыш, изменив свой маршрут, направился к лавке, держа в руке белый конверт. Ванька не спеша двинулся следом за мальчишкой. Тот, видимо, особой грамотностью не отличался, поскольку подолгу стоял у каждой табачной лавки, читая вывески. Дойдя до нужной, он бросил конверт в щель почтового ящика и, довольный легким заработком, побежал по своим делам. Как только конверт оказался в почтовом ящике, седок ткнул ваньку в спину, и тот, нахлестывая лошаденку, помчался по улице. Сообразительный дворник тут же нацарапал огрызком карандаша на подоле фартука номер извозчика и продолжил наблюдение за лавкой. Ближе к полудню возле лавки остановился «лихач» в экипаже на «дутиках»[73]. Его пассажир, как уверял дворник, «чистый немец», зашел на минутку в лавку, вышел оттуда с пустыми руками, сел на «лихача» и был таков. Дворник записал и этот номер и стал поджидать оказию, чтобы передать важные сведения начальству и получить обещанную награду. Выдав дворнику рубль за бдительность, Медников вернулся в охранку и по журналам без труда узнал адреса съезжих дворов, где ночуют искомые извозчики. Найдя их, удалось установить и адреса, по которым были развезены посетители табачной лавки. «Лихач», как и предполагалось, высадил пассажира возле германского посольства. А ванька пожаловался, что его пассажир, указав адрес, выскочил на ходу из экипажа, не доезжая и не заплатив, и скрылся в проходном дворе. Терентьевские хозяева, без сомнения, сигнал от него получили. И с этим сделать уже было ничего нельзя. Что было в том письме? Об этом мог рассказать только сам Терентьев. И поиски сосредоточились на нем. Полицейская машина в Петербурге того времени работала четко и быстро. Полагая, что Терентьев выскочил из коляски неподалеку от логова, где скрывался, Вельбицкий по крупномасштабной карте Северной столицы очертил красным карандашом круг диаметром в версту с центром возле злосчастного проходного двора. В очерченном круге оказалось три околотка[74]. Уже на следующее утро, по приказу начальника охранки, в его присутствии были собраны шестеро околоточных (по двое с каждого участка) и полтора десятка городовых, не ждавших от вызова начальства ничего для себя хорошего. – Ох, и дух же от вас, братцы! – покрутил носом Вельбицкий, вышедший из кабинета по докладу письмоводителя. – Нешто с утра до ночи пьете горькую, а? Впрочем, главное – ума не пропивать, верно? А ну, орда, пошли в кабинет! Сапоги-то хоть чистые? Натопчете мне тут… Прикрывая чувствительный нос платочком, Вельбицкий подвел «орду» к карте с очерченным кругом, объяснил задачу. Где-то здесь имеется «дом свиданий» (возможно, незарегистрированный, тайный), а также аптека, владелец которой (либо его помощник, провизор) зовется Карлом. – Вы, сукины дети, за «поздравительными» каждый дом в своих околотках обходите, каждую собаку знать должны! Карту-то можете читать, пропойцы несчастные?! Соображаете, что это ваши участки карандашом обведены? Ближе подойдите! Да не ко мне, пьянь несчастная, к карте! И глядите мне! Не найдете аптеку и притон – всех, к чертовой матери, разгоню по рабочим окраинам! Чтобы не смущать своим грозным видом низших полицейских чинов (да и носу следовало дать передышку), Вельбицкий отошел к окну, распахнул одну из створок, вдыхая свежий осенний воздух. Шепотом посовещавшись, «орда» указала на карте две аптеки, одна из которых, как выяснилось, была расположена в узком тупике. В обоих заведениях работали Карлы – один был хозяином, другой – дежурным провизором. Насчет «дома свиданий» околоточные, пряча глаза, отпирались: – Господь с вами, ваш-бродь, нешто мы порядка не знаем? Кабы был притон – рапортом бы сообщили! Нет, Бог миловал – нету здесь притонов! Знают, собаки, в бешенстве подумал Вельбицкий. Кто-то из них да знает, однако признаваться боятся – видать, «отступные» хорошие с «мамок» получают! – Все – вон! – не сдержавшись, заорал начальник охранки. – Злыдни пропитые! Ну, погодите, сам найду! А уж как найду – не обессудьте, братцы! – зловеще пообещал Вельбицкий. Стуча сапогами и украдкой крестясь, «орда» покинула кабинет грозного начальника. А Вельбицкий стал яростно накручивать ручку телефонного аппарата, торопясь доложить о результатах Зволянскому. Тот, выслушав, неожиданно мягко согласился: – Ты прав, Константин Эдуардович! Знают, но боятся признаться. Тут, брат, ничего не попишешь. Надо попробовать Терентъева через аптекарей достать! Ты вот что сделай: арестуй-ка всех аптекарей с помощниками, да свези их в Казанскую часть. А тем временем – обыск в аптеках тех проведи! С приглашением эксперта из Аптечного департамента. Ревизию организуй! По документам, допустим, полфунта этой гадости в аптеке должно быть, а на деле с пудик припрятан! Ты же, полагаю, кокаин от сахарной пудры не отличишь, верно? А склянок в аптеке много – вот пусть эксперт и разбирается. Все понял? – Не все, Сергей Эрастович, извините великодушно… Аптекарей-то нашими мордоворотами только попугать? Или по необходимости «поучить»? – Гм… Аптекари, конечно, люди благородные, это тебе не мокрушники с Сенного рынка. Иностранные подданные, опять же. Лупасить их вроде и невместно, но… Но и Терентьев мне позарез нужен, Константин Эдуардович! Давай уж там по обстановке. Военную хитрость примени какую-нибудь… В общем, решай сам! Даю отбой! Выругавшись в замолчавшую трубку, Вельбицкий нервно застучал пальцами по столешнице. Начальству легко: сказал, что Терентьев ему позарез нужен – вывернись, а предоставь! Военную хитрость ему примени! Впрочем, отчего бы и не попробовать? Повеселев от пришедшей в голову идеи, Вельбицкий взялся за телефон. Сделав несколько звонков, он организовал и экспертов из Аптечного департамента, и полицейский налет на аптеки. И начальнику Казанской части, кажется, сумел втолковать то, что от него требуется. * * * Уже ближе к вечеру, будучи приглашен в дом Архипова для личного доклада, Вельбицкий, с удовольствием нюхая столь любимый начальством арманьяк из широкого бокала, посмеиваясь, рассказывал подробности. – Ваша правда, Сергей Эрастович! Военная хитрость иной раз больше пользы дает, нежели мордобой! Ну, арестовали мы всех аптекарей с помощниками, увезли в «Казанку». Начальника я предупредил, вот и завели их в камеру, где ночью приказчик, бандюгами побитый, отлеживался. Убрать там не успели – все в кровище! Хе-хе! Запихнули немцев в камеру – у тех глаза по полтиннику! А в соседнюю камеру я надзирателя определил для «концерта», поголосистее! Тот лупит палкой по тюфяку, да и орет диким голосом. Немцы смотрят, слушают, бледнеют-с… А тут и Гриню с Гавриком велел запустить к ним. Аптекари, как мордоворотов наших увидели – в фартуках окровавленных, да с дубинками – на колени попадали! Молят: все скажем, только не бейте! – Подловато, конечно, но… действенно! – Архипов залпом выпил свой коньяк. – Ну, и что в результате? – Подловато? – переспросил Зволянский. – Вот она, наша интеллигенция! Чистыми ручками хотим скверну из России вычистить! Давай, заканчивай, Константин Эдуардович! – Так, собственно, вот и все! – развел тот руками. – Оба аптекаря, по их собственным признаниям, торгуют из-под полы кокаинчиком. Один давно, второй, глядючи на его доходы, недавно приобщился, так сказать. Так вот, первый-то оказался знакомцем Терентъева, причем старым! И адресок-с его моментально назвал – действительно, тайный дом свиданий. Причем посещаемый преимущественно студентами и гимназистами! Снарядил по этому адресу команду. Дом оцепили, двери вышибли – притон в чистом виде! И Терентьева вашего чуть не сыскали – прятался под кроватью хозяйки!