– Ладно, с господином Зволянским общий язык постараемся найти! – пообещал Лавров. – А пока, Евстратий, беги-ка ты в лавку, дворнику из дома напротив насчет бдительности напомни. Понимаю, что устал сегодня, – да что поделаешь! Про награду скажи непременно. Портрет Терентьева у него должен остаться – пусть бдит! ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ – Да в чем же дело? Вы сумасшедшая, мадам? – Агасфер сделал движение к кнопкам звонка для вызова портье и горничной, однако замер, увидев ствол револьвера, который дама выдернула из сумочки. Револьвер был небольшим, из серии «малюток», однако на расстоянии двух-трех шагов промазать по такой крупной «мишени», как мужская фигура, трудновато даже для женщины, не имеющей навыков обращения с оружием. А мадам держала револьвер уверенно, курок был взведен. Агасфера поразили глаза любовницы Гримма, в которых читалась не только злоба, нет, можно было увидеть в них и отчаяние, владевшее этой женщиной. Она сдернула с головы шляпку с вуалью и, двинувшись к Агасферу, насмешливо спросила: – Неужели вы до сих пор не узнали меня, господин Полонский? Притворяться было бессмысленно. Агасфер нахмурился, делая вид, что припоминает. – Погодите, погодите… Я вас определенно где-то видел! А-а, вспомнил! Вы близкая знакомая господина Гримма! Как вас там… кажется, Серафима с какой-то скандинавской фамилией! – Серафима Бергстрем, с вашего позволения! Сядьте на кушетку и не делайте глупостей. Уверяю вас, стреляю я изрядно и успею всадить в вас две или три пули, даже если вы броситесь на меня! Агасфер, отступая к кушетке, захватил со стола сигару, приготовленную им, чтобы с удовольствием выкурить ее после заказанного ужина. – Приму ваше утверждение к сведению! – спокойно ответил он. – А что касается глупостей, то призыв не делать таковых касается больше вас, чем меня! Ведь, явившись ко мне с оружием, вы уже наделали глупостей! Через несколько минут сюда явятся официанты с заказанным ужином и начнут стучать в дверь. Если вы прикажете мне молчать, я буду молчать, но официанты забеспокоятся. Они отопрут дверь запасным ключом – а что тогда будете делать вы, мадам? Стрелять во все стороны? – Вы полагаете, что вы тут самый умный? – язвительно отозвалась женщина. – По дороге в ваш номер я предупредила горничную, что господин просит перенести ужин на два часа позднее, поскольку у него свидание с дамой. Так что нас никто не побеспокоит, Полонский! Агасфер промолчал. Пару часов назад, злорадствуя насчет скандала, который наверняка учинит мадам своему любовнику за проигранные деньги, он и подумать не мог, что она окажется столь безрассудной. – Итак, я пришла за расписками Анатолия! Две расписки, на три тысячи рублей каждая, по первому требованию. Вернете их добром или вынудите меня применить оружие? – Во-первых, я поместил расписки в банковской ячейке отеля. Поведете меня в хранилище под дулом револьвера? На глазах обслуги и всей публики? И полагаете, что я при этом буду молчать? – рассмеялся Агасфер. – Мадам, для вас это кончится тюрьмой! Да-да, в Германии не делают скидок для женщин-грабителей! Ход оказался верным, Серафима заметно побледнела и прикусила нижнюю губу. – Врете, Полонский! – наконец заговорила она. – Во всяком случае, сначала мы с вами поищем эти расписки здесь, в номере. И если не найдем их здесь… Агасфер вопросительно поднял брови: – Договаривайте, мадам! И если вы не найдете их здесь?.. – Для начала я изуродую вас так, что мало не покажется! А ну-ка, покажите мне вашу руку! Да не эту, а ампутированную! Быстро! – Зачем это вам, госпожа Бергстрем? – Хочу посмотреть на обрубок, которым вы столь мастерски играете на бильярде! Ну, быстро! Не заставляйте даму ждать! Агасфер не двинулся с места. В нем закипал гнев. Мало того, что эта мерзавка, прекрасно зная, как именно ее любовник «зарабатывает» на ее драгоценности, является, по сути, соучастницей предательства и наверняка подстрекает его торговать военными секретами России, она задалась целью вернуть проигранные Гриммом деньги, но при этом, в силу своей глубокой порочности, еще и позволяет себе издеваться над калекой, грозит изуродовать его еще больше. – Полонский, я считаю до пяти! Встаньте и сбросьте халат, покажите мне вашу культяшку! Иначе, клянусь Богом, я прострелю вам колени! Вам мало вашей однорукости? Желаете провести остаток жизни в инвалидном кресле? Раз… два… Она хороший психолог и поэтому не мечется по номеру в поисках расписок, понял Агасфер. Хочет сломать меня морально, заставить валяться у нее в ногах, молить о пощаде… Чтобы я сам умолял ее забрать проклятые расписки… – …три, четыре… – Серафима стиснула револьвер двумя руками, и по чуть исказившемуся ее лицу Агасфер понял, что сейчас грянет выстрел. – Стены здесь толстые, Полонский, двери и окна завешены плотными шторами, в коридоре никого… Ну?! Пять! Целилась она действительно в колено! Грянул выстрел. Позднее, анализируя ситуацию, Агасфер долго не мог доподлинно восстановить последовательность событий. Скорее всего, все случилось практически одновременно – телефонный звонок, выстрел и его отчаянный бросок под ноги мадам Бергстрем. Нет, пожалуй, телефон зазвонил на мгновение раньше. И отвлек мадам тогда, когда она уже нажимала на курок. Однако Серафима, в конечном итоге, не промахнулась: Агасфер, падая, почувствовал, как его словно хлестнули раскаленным железным прутом по спине. Но мгновение было им выиграно. Серафима, сбитая с ног, упала, выронив револьвер и основательно «приложившись» головой о круглый столик. Она еще только пыталась подняться, а Агасфер на четвереньках уже подобрался к револьверу, схватил его здоровой рукой и направил ствол на женщину. Старая школа побывавшего под огнем солдата не забывается. Морщась от боли в спине, он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь определить характер своего ранения. Дыхание было свободным – стало быть, и рана поверхностная. Мадам все еще лежала на ковре, не делая попыток встать, и только с ненавистью глядела на Агасфера. А тот выщелкнул обойму, осмотрел головку верхней пули и буднично, словно ровным счетом ничего и не произошло, заговорил: – Мадам, а вы знаете, что сделает мягкая свинцовая пуля, попав в вашу переносицу? Она мгновенно расплющится о твердую кость и, распавшись на осколки, пойдет «гулять» между мышцами лица, будет рвать и калечить кожу. Ни один хирург не сможет ликвидировать последствия такого ранения – до конца жизни от вашего вида будут лошади шарахаться! Агасфер замолчал, досадливо оглянувшись на продолжавший трезвонить телефон. Осторожно встал на ноги, подошел к большому зеркалу, ничуть не смущаясь дамы, скинул халат и повернулся боком, чтобы осмотреть рану. Ранение, как он и предполагал, оказалось пустяковым: пуля, ударив под углом в ребро, скользнула по нему и висела, сплющенная, чуть ниже, на обрывке кожи. Зашипев от боли, Агасфер сорвал пулю, накинул халат и лишь после этого снял трубку телефона. – Здесь Полонский! – Наконец-то! – послышался в трубке ворчливый голос Люциуса. – Чем вы так заняты, что целых три или четыре минуты не можете подойти к телефону? Поди, нашли смазливую немецкую шлюху и вовсю развлекаетесь с ней? – Вы правы, господин Люциус! Ко мне, действительно, ворвалась в номер наглая шлюха, и мы развлекаемся с ней прямо на полу! – Агасфер не спускал глаз с мадам Бергстрем. – А вы что поделываете? У вас нет желания подъехать и поразвлекаться втроем? По-моему, дама не будет против… – Перестаньте говорить глупости, Полонский! – начал сердиться Люциус. – В отличие от вас, я на службе и занимаюсь делами. Нашими общими делами, между прочим! Мое руководство одобрило наш обмен. А позвонил я вам единственно потому, что время нашей завтрашней встречи переносится на час позже! – На час позже… Что ж… К сожалению, я плохо знаю Берлин. Скажите, герр Люциус, успею ли я за час с места нашей встречи поспеть в отель «Фридрих»? – Успеете. Верный Шольц в вашем распоряжении. – Тогда у меня к вам просьба частного характера, последняя на сегодня, герр Люциус. – Опять просьба?! – В наших же с вами интересах, уверяю вас! Насколько я знаю, в «страховых конторах» вроде вашей всегда есть под рукой доктора, которые умеют молчать. Не могли бы вы прислать одного такого ко мне в отель? Видите ли, я получил легкое ранение, и боюсь перепачкать кровью дорогие ковры «Кайзера». – Что случилось, Полонский? – несмотря на полушутливый тон собеседника, Люциус понял, что что-то произошло. – Вы ранены? Кто?.. – Ранение легкое. А стреляла в меня шлюха, с которой я тут «развлекался». Впрочем, вы с ней знакомы: это нежная подруга нашего общего друга из Петербургского яхт-клуба! – Администрация отеля в курсе? – быстро спросил Люциус. – Полиция? Может быть, послать вместе с доктором моих людей? – Все тихо, никто ничего не знает. И не узнает – если, конечно, мадам сама не станет болтать о происшедшем на каждом углу! – Проклятая тварь завтра же получит предписание покинуть Германию! Так ей и передайте! Даю отбой Агасфер, обойдя продолжавшую лежать на полу Серафиму, закурил сигару, уселся на кушетку и закинул ногу на ногу. – Ну, и долго вы намерены валяться у меня в номере? – поинтересовался он. – Вставайте и убирайтесь! И не вздумайте убеждать вашего «Ромео» потихоньку съехать из «Фридриха», не рассчитавшись со мной! Вставайте, вставайте! К удивлению Агасфера, Серафима Бергстрем без охов и ахов встала, поправила сбившееся платье. Однако не кинулась к дверям, а подняла сумочку, шляпку и… уселась напротив Агасфера. – А вы неплохой человек, господин Полонский! – заявила она. – Я искренне прошу у вас прощения за свою несдержанность. И за этот дурацкий выстрел. Может быть, вы позволите мне самой, до прихода доктора, осмотреть вашу рану и помочь вам? – Нет уж, мадам! – усмехнулся Агасфер. – Боюсь, что после вашей «помощи» профессиональному доктору что-либо делать возле моего бренного тела будет поздно! – Зачем вы обижаете меня недоверием? Я ведь уже извинилась! А как ваше имя? – К чему вам это, мадам? Ну, допустим, Виктор Александрович… – Виктор – это означает победитель, не правда ли? – вздохнула Серафима. – Вот вы и победили слабую женщину, Виктор! Унизили, заставили валяться у вас в ногах, да еще лишили того, что обещал мне этот глупый напыщенный дурак Гримм! Агасфер невольно расхохотался, однако тут же ойкнул от боли, неосторожно откинувшись назад. – Значит, я вас унизил, заставил валяться на полу, лишил очередных побрякушек, обещанных вашим любовником! Бог мой, и это я слышу от женщины, которая несколько минут назад просто чудом не размозжила мне колено! Убирайтесь! – Погодите… Виктор! Можно, я буду называть вас Виктором – такое красивое имя! – Мадам, ваши уловки бесполезны! – Ну почему вы называете меня «мадам»? Вы Виктор, я для вас – Серафима. Можно просто – Сима. А вы знаете, Виктор, что во мне течет скандинавская кровь, кровь викингов? Вы что-нибудь слышали о викингах, Виктор? – Мадам, я мог бы прочесть вам целую лекцию о викингах, их предках, особенностях национального характера… Уходите и скажите спасибо, что легко отделались! – Но вы не знаете, Виктор, как женщины-викинги умеют любить! – Мадам соскользнула с кресла и, как кошка, устроилась у ног Агасфера, обняла его за колени. – Вы не знаете, каковы мы в постели! Мы – ураган страсти, мы – нежная буря чувственности. Мы покорны и верны, Виктор! Хотите попробовать меня, Виктор? Я предлагаю вам это от всей души, ибо вы – мой победитель! – Покорны и верны?! Человека, который в течение нескольких лет осыпал вас драгоценными побрякушками, вы только что назвали глупым напыщенным дураком! – начал выходить из себя Агасфер. – И ведь вы прекрасно знаете цену этим побрякушкам, мадам! Это – цена предательства вашей родины! Вы не стесняетесь украшать себя серьгами и ожерельями, каждое из которых может в случае войны обернуться жизнями сотен и тысяч солдат! Русских солдат! – Ах, мы, женщины, так далеки от этих войн, сражений… Мы предпочитаем «сражаться» на шелковых простынях, Виктор! А Гримм… признаться, я никогда не интересовалась ни его делами, ни финансами. Да, он покорил меня своим вниманием и щедростью, не скрою! Но какое, скажите, мне дело, откуда мужчина берет средства для того, чтобы сделать женщине приятное?