Чувствуя ненавидящий взгляд Гримма кожей спины, Агасфер поклонился еще раз и, насвистывая, направился в свой номер. Оставалось сделать последнее дело. Поднявшись к себе, он снял трубку телефонного аппарата и попросил барышню немедленно соединить его с номером, оставленным фон Люциусом. Того на месте не оказалось, и чей-то тусклый голос поинтересовался, не требуется ли чего передать господину советнику. – У меня есть срочное сообщение для господина Люциуса, – сказал Агасфер. – Не сочтите за труд передать ему, что его звонка ожидают в отеле «Кайзер»! Да, сообщение весьма срочное. Люциус перезвонил через сорок минут. – Ну, что у вас еще стряслось, Полонский? Впрочем, погодите. Не забывайте о том, что телефонные барышни весьма любопытны, и говорите, по возможности, иносказательно. Итак, я слушаю вас! – Вы помните бильярдный турнир в Яхт-клубе, господин фон Люциус? И выволочку, которую вы устроили моему противнику за то, что он доставал деньги из казенного конверта вашего… страхового общества. Из конверта, который вы ему передали во время обеда. После вашего замечания этот человек переложил полученный им гонорар в свой бумажник, а конверт смял и небрежно бросил мимо урны. – Черт бы его побрал, проклятого пьяницу! И что дальше? – Смятый конверт попал не в те руки, господин советник. А ваш друг, соответственно, под пристальное наблюдение ваших конкурентов. Тех самых, в существовании которых вы сомневаетесь! Вы понимаете, о чем я говорю? – Еще бы! – Не далее как полчаса назад я расстался с этим вашим другом, который, как оказалось, тоже прибыл в Берлин со своей очаровательной спутницей. Он предложил мне матч-реванш, однако весьма неосторожно оговорился, что пока не при деньгах и весьма рассчитывает разбогатеть уже завтра… – Проклятый болтун! – Любой человек на моем месте сделал бы вывод, что ваш друг рассчитывает кое-что продать здесь уже сегодня или завтра. Продать то, что привез из России. Я не знаю, кто его покупатель, однако нетрудно догадаться, что он – из вашего э… страхового общества. Вряд ли это вы, ибо почти все время работаете в России и бываете здесь наездами. – Нетрудно догадаться, – буркнул Люциус. – Но наша беседа затягивается! Итак? – Сегодня ваш друг проиграл кучу денег с обязательством вернуть по первому требованию. И я не сомневаюсь, что если не сегодня, то завтра с утра он кинется в ваше «страховое общество» со своим предложением. Хотите совет, господин фон Люциус? – Ох уж мне эти ваши советы! Впрочем, почему бы не выслушать умного человека? – Я убежден, что эта парочка, Гримм и его подруга, привезли из России не только «движимое имущество», пользующееся здесь спросом, но и некий «эскорт». Я видел его своими глазами! Причем двоих или троих из этого «эскорта» я узнал. Их называют у нас волкодавами и посылают в дальние командировки. Вы понимаете, о чем я говорю? – Понимаю, но не очень верю в то, что ваши охотнички рискнут промышлять на чужой территории, на немецкой земле. Так что вы мне хотели посоветовать? – Посоветуйте куратору нашего общего друга ни под каким видом не встречаться с ним и не брать в руки то, что он привез. По крайней мере, завтра и послезавтра. Понаблюдайте за этой парочкой – и сами убедитесь, что я прав насчет «эскорта». – Что ж, совет дельный. Возможно, что после соответствующей консультации я им воспользуюсь. Но как нам быть с вами? Вы, случайно, не привезли сюда такой же «эскорт»? – Уверен, что нет. – Тогда – до завтра! Даю отбой! Повесив трубку, Агасфер зевнул и решил, что на сегодня с него приключений хватит. Ванна, ужин в номер – и спать, спать! Понежившись в ванне, Агасфер надел халат и через горничную вызвал официанта, которому и сделал заказ на легкий ужин. Через несколько минут в дверь постучали. Подивившись скорости немецкого сервиса, Агасфер поплотнее запахнулся в халат и крикнул: – Дверь открыта! Он причесывался перед зеркалом, когда вдруг услышал: – Весьма неосторожно с вашей стороны, господин Полонский! Агасфер резко обернулся и вместо кельнера с сервировочной тележкой увидел бледную красивую даму с густой вуалью на лице. Облик дамы не сулил ничего хорошего. Через мгновение он узнал в ней любовницу господина Гримма, Серафиму Бергстрем. Правую руку она держала в открытой сумочке. – Неосторожно! – повторила, вернее, прошипела она. – С вашими-то деньгами следует держать двери на постоянном запоре. – Что за бесцеремонность, мадам? Кто вы такая и что вам угодно? Не отвечая и не отводя от Агасфера взгляда, она завела свободную руку за спину и дважды повернула ключ в замке. ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Операцию по полузаконному проникновению в Литовский тюремный замок обсуждали и готовили в архиповском доме почти два дня. По счастливому стечению обстоятельств, женой главного смотрителя замка, Павла Викторовича Покровского, оказалась родная сестра Лопухина, и это позволяло надеяться, что отказать в посещении родственника он не сможет. Дело в том, что, как сумел выяснить Зволянский, даже чины Главного тюремного управления были ограничены в доступе в секретное отделение номер семь. Оставалась одна «лазейка» – «Попечительный о тюрьмах комитет», члены которого могли, следуя высочайшему рескрипту, посещать по своим надобностям любые тюремные заведения по своему усмотрению, на что давались соответствующие письменные разрешения. Эти разрешения были именными: кандидатуры членов Комитета утверждались лично императором. Зволянский рвал и метал: знать бы такое дело, нужное разрешение можно было бы выхлопотать при недавней аудиенции у государя, и тем более – у императрицы, которой он во время визита оказал значительную услугу. Но не ехать же за разрешением обратно в Ливадию! Посвящать же в дело хотя бы одного из четырех вице-президентов Комитета, либо одного из дюжины директоров нечего и думать! – А вы, ваше высокопревосходительство, срочную депешу бы телеграфную отбили в Ливадию! – посоветовал из своего угла присутствующий на обсуждении проблемы Медников. – Кому депешу? Царю? – окрысился было Зволянский, но вдруг замолчал. И малое время спустя хлопнул сыщика по плечу: – Молодец, Евстратий! Царю не царю, а попробовать можно… Срочную депешу он отправил на имя начальника личной охраны Заварзина, с которым несколько дней назад расстался весьма дружески. Ссылаясь на некую государственную необходимость, он попросил Заварзина решить этот вопрос через императрицу. И уже сутки спустя получил ответ: его просьба принята благосклонно, и на имя первого вице-президента «Попечительного о тюрьмах комитета» в Петербург послана ее величеством телеграмма с высочайшим указанием не чинить господину Зволянскому преград в его служебном рвении. Начальник Департамента полиции лично отправился к перепуганному депешей за подписью императрицы вице-президенту «Попечительного о тюрьмах комитета» за письменным разрешением: тот усмотрел во всем деле неожиданную высочайше назначенную ревизию. «Видимо, рыльце-то в пушку», – злорадно подумал Зволянский и сумел настоять, чтобы в разрешение было вписано и имя Медникова, каковой был представлен как следователь Петербургского окружного суда. Такие-то бумажки писари Департамента полиции «выпекали» едва ли не десятками ежедневно… В Литовский тюремный замок «заговорщики» отправились в двух экипажах, с часовым интервалом. Первыми уехали Лопухин и Лавров, которого было решено представить как дальнего родственника, прибывшего в Северную столицу по делам. Дежурный караульный офицер, предупрежденный смотрителем о визите родственника, встретил Лопухина со всем возможным почтением, однако Лаврова дальше караульного помещения пропустить категорически отказался. Возмущенный Лопухин тут же написал сестре короткую записку, и пока подчасок с ружьем бегал с этой запиской в личные апартаменты главного смотрителя, демонстративно отказался оставлять Лаврова «на произвол судьбы в караулке» и одному следовать за офицером к зятю. – Велено пропустить! – доложил вскоре вернувшийся подчасок. И только тогда дежурный офицер нехотя отворил перед посетителями калитку, за которой помощник дежурного ожидал гостей, чтобы проводить их через тюремный двор к господину главному смотрителю. Шагая через пустой тюремный двор, посетители с любопытством озирались вокруг. Редкие окна в стенах, почти доверху замазанные известкой, были вдобавок прикрыты тяжелыми решетками. Возле дверей, ведущих в отделения, стояли попарно часовые. Кое-где у стен были видны небольшие загородки с хилыми растениями. Лишь два предмета нарушали суровую и убогую гармонию замка – столб посреди двора с громадным ящиком на вершине – голубятней, да еще один столб, пониже, к перекладине которого на верхушке был привязан колокол. Подведя посетителей к двери с табличкой «Тюремная канцелярия», офицер распахнул ее и крикнул: – Посетители к господину главному смотрителю! Сидевшие за столами чиновники в форме Главного тюремного управления дружно вскочили и склонились в поклоне. А по лестнице уже спускался сам главный смотритель, титулярный советник Покровский, с кислой улыбкой на бритом лице. – Ну, здравствуй, здравствуй, зятек! – без особой приязни приветствовал его Лопухин, подавая руку и прикасаясь по-родственному щекой к щеке. – Ты тут, я погляжу, совсем анахоретом стал! Не заедешь никогда запросто, ни сам, ни с сестричкой… Даже не протелефонируешь – неужели в твоей «богадельне» телефона нет? – Телефонный аппарат имеется, однако сами должны понимать, Александр Алексеевич, что характер подведомственного мне заведения не располагает к пустопорожним разговорам. – В общем, сам в тюрьме с отребьем всяким заперся, и сестру мою в заключении держишь, зятек, – без особых церемоний прервал зятя Лопухин. – Только и разницы, что подопечные твои грешные не по своей воле здесь отсиживают, а ты добровольно! Писари за столами, продолжая стоять, тихо захихикали, но, заметив грозный взгляд смотрителя, примолкли. – А где же Зиночка? Здорова ли? Почему старшего брата не встречает? Или ты ее, зятек, в камере держишь, а? – Я попросил бы вас, Алексей Александрович, в присутствии подчиненных мне лиц воздержаться от неуместных и легкомысленных высказываний, – прошипел Покровский. – А вот и я, Лешенька! – послышался с лестницы певучий женский голосок. – Жива-здорова, как видишь! – Зиночка! – Лопухин раскрыл объятья, с грустью отмечая, что сестра превратилась из тонкой веселой девицы в грузную матрону. Лицо ее округлилось, некогда веселые глаза были еле видны из-за пухлых щек. – Здравствуй, родная! А я, как видишь, не один! Помнишь ли ты сестру нашей покойной маменьки, Софью Матвеевну? Так вот, это ее сынок-с! Впрочем, вы никогда и не виделись – он с младых ногтей то в кадетах, то на службе. Видишь, до ротмистра дослужился наш красавец-то! Кстати, зятек, рекомендую: наш кузен, ротмистр Лавров, Владимир Николаевич! Стало быть, и твой родственник! Покровский и Лавров раскланялись, сестра Зиночка присела в неуклюжем книксене и покраснела при виде красавца-офицера. Лавров, щелкнув со звоном каблуками со шпорами, ловко приложился к ручке новоявленной «родственницы» и тут же произнес дежурный комплимент. Зиночка покраснела еще больше. – Ну вот, зятек, а ты чуть не оставил родственника за воротами! – усмехнулся Лопухин. – Слава богу, я догадался Зиночке записку черкнуть! – Прошу ко мне! – Покровский, посторонившись, сделал приглашающий жест. Лавров галантно предложил даме руку и повел ее наверх, в помещение, отведенное для главного смотрителя Тюремного замка. Едва подали на стол горячее, дежурный офицер доложил о прибытии комиссии. – По именному повелению государыни-императрицы, – прошептал он, подавая Покровскому пакет и две визитные карточки. – Прикажете пропустить и дать сопровождающего? Смотритель слегка побледнел, скомкал салфетку и, не извинившись перед гостями, бросился лично встречать высоких гостей. Через полчаса он вернулся, рассеянно извинился перед гостями. – Что там у тебя случилось, зятек? – принялся допытываться Лопухин. – Неужто ты, брат, «нашалил», и кто-то из обиженных пожаловался в высшие инстанции? Дай-ка мне визитки этих гостей – может, кто знакомый?