Как Агасфер и планировал, начал он с садика. Все скамейки – и целые, и поломанные – он стащил в один угол, под широкий навес. Одолжив у Тимофея подсобный инструмент, разобрал их, тщательно выискивая не только сломанные или треснувшие брусья, но и потемневшие пятна, обещавшие через какое-то время превратиться в гнилое место. Целые строгал и укладывал слоями на сушку, в тенистое место, под легкий сквознячок. Отлитые из чугуна фигурные боковины, несмотря на крепость материала, тоже частично пострадали от времени. Где завитушка отломилась, где фигурная ножка отлетела от грубого волочения, ударившись о каменный поребрик садовых дорожек. Архипов только пожал плечами, когда Агасфер спросил у него разрешения заказать новые отливки вместо тех, которые починить было уже нельзя. – Надо найти самую ровную, поправить ее рашпилем, отшлифовать и отвезти на Западную верфь. Но скажите, ради бога, зачем вы тратите на эту ерунду свое время? У меня по субботам половина мастеровых ребят бездельничает. И каждый из них управляется со слесарными инструментами, извините, вдвое быстрее вас… Впрочем, дело ваше! Покончив со скамейками, Агасфер взялся за деревья и кусты. Старые и с множеством сухих и обломанных ветвей он безжалостно спиливал и вырубал, используя для последнего специальный протез с держателями для пилы и топорика, сделанный еще монахами-паулинами. Архипов и его слесари-помощники побросали работу и сгрудились у окон мастерской, с восхищением наблюдая за ловкими действиями калеки. После уборки сухостоя пришла пора посадки, но здесь без предварительной подготовки было не обойтись. Нужны были землекопы и сам посадочный материал. И Агасфер с сожалением ограничился лишь разметкой. На этом нынешние садовые работы были завершены. Полежав в огромной фаянсовой ванне и смыв грязь, Агасфер решил не дожидаться обеда, наскоро перекусил сооруженными с помощью Кузьмы бутербродами, оделся в статское и выскользнул из дома. Погожий сентябрьский денек дышал сыростью и привычной петербургской прохладой, и Агасфер бездумно зашагал по улицам, радуясь отсутствию традиционной мороси. Через некоторое время он вспомнил об «игре», предложенной Лавровым и решил: играть так играть! Прохожих на улицах было немного, и каждый казался занятым только собой и своими делами. Как же вычислить идущего следом топтуна? Агасфер, подумав, несколько раз перешел с одной стороны улицы на другую, озабоченно поглядывая на таблички с номерами домов. Эта уловка ни к чему не привела: никто из пешеходов не бросался стремглав вслед за ним. Может, Лавров просто пошутил? Тогда он интуитивно попробовал другой ход: круто развернулся, словно забыл что-то, и торопливо пошел в обратном направлении, стараясь запомнить лица и одежду встречных пешеходов. Пройдя половину квартала, Агасфер остановился у витрины книжной лавки и, постояв немного, вошел внутрь. В лавке царил полумрак, и Агасфер, взяв с полки первую попавшуюся книгу, стал ее неторопливо листать, повернувшись к стеклянной двери. Ага, есть! Невысокий полный мужчина в расстегнутом сюртуке, стоптанных ботинках и шляпе под «тироль» тоже остановился перед витриной. Постояв, сдвинулся вбок и исчез из вида. – Вы ищете что-то определенное, господин? – поинтересовался лавочник. – Нет, спасибо… – Поставив книгу на место, Агасфер вышел из лавки и сразу же заметил полного мужчину в тирольской шляпе: прислонившись к фонарному столбу, он якобы с интересом изучал сложенную пополам газету. Не слишком хитра наука, усмехнулся Агасфер, проходя мимо топтуна. Пройдя еще с полквартала, он нырнул в высокую дверь доходного дома. В таких домах обычно бывает второй выход – во двор или переулок. Есть! Агасфер бегом проскочил подъезд и вышел действительно в переулок. Добежал до угла, завернул за него и сразу остановился, делая вид, что поправляет шнурки. Через несколько минут раздался громкий топот, и из переулка вылетел давешний толстяк с газетой в руке. Заметив улыбающегося Агасфера, он досадливо прикусил нижнюю губу и с независимым видом проследовал мимо. Агасфер, не обращая более на толстяка внимания, двинулся дальше. Он еще с утра задумал нанести визит Анастасии Стекловой. Идти, судя по вывескам и номерам домов, было далековато. Толстяк, вытирая пот со лба и не слишком маскируясь, по-прежнему шел за ним. Наконец-то! За очередным углом дремал в своем экипаже извозчик. Дремала и кляча, низко свесив длинную морду. – Эй, борода, – окликнул ваньку Агасфер, забираясь в экипаж, – прокатишь с ветерком – полтинник, считай, заработал! Извозчик мигом очнулся от дремы, зачмокал губами, хлопая вожжами своего одра по его костлявым бокам. – Да просыпайся ты, дохлятина! – нетерпеливо прикрикнул Агасфер. Выхватив из рук ваньки кнут, он несильно хлестнул по лошадиному крупу. Непривычная к такому обращению, «дохлятина» фыркнула и побежала, как показалось Агасферу, какой-то «собачьей иноходью». – Эт-то ты напрасно, барин! – укорил ванька. – У моей животины от такого обращения с перепугу медвежья болесть исделаться вполне может! Куды едем-то? Седок назвал адрес и прибавил: – Только по дороге, сделай милость, в цветочную, да в мясную лавку заскочить требуется! Есть тут такие в вашем околотке? – Как не быть! Торговлишка, она везде наличествует, – отозвался ванька. – Торговля – это тебе, барин, не извоз! Только с торговлишки и жить можно! Он всю дорогу жаловался на дороговизну овса, на гнилое сено, которое хозяин заставляет покупать только у своего поставщика, на поборы того же хозяина и городовых, от коих не продохнуть. У знакомого дома с балкончиком ванька остановил бредущую словно во сне лошаденку, снял шапку: – Приехали, барин! Нешто и вправду полтинник дашь? – робко поинтересовался он. – Не пошутковал над стариком? – Как сказал, так и будет, борода! – Агасфер забрал из экипажа букетик хризантем, перевязанный кулек из мясной лавки и бросил ваньке новенькую блестящую монету. Торопливо пряча заработок в недра драной шапки, ванька поклонился: – Спасибо, барин! Оченно мы с Маруськой – ну, кобылой моей – благодарствуем! Может, подождать тебя требуется? – Нет, поезжай! – Агасфер повернулся и заметил мрачного вида дворника – как его? Семен, что ли? – тот, опершись на метлу, с негодованием наблюдал, как лошаденка, свернув набок облезлый хвост, основательно и с шумом облегчилась прямо перед подъездом. Такого безобразия дворник, конечно, стерпеть не мог и, взяв метлу наизготовку, шагнул к попятившемуся ваньке. – Ты чего свою скотину пор-р-распустил, старый огрызок? Я для того, что ли, скребу улицу цельный день, чтобы всякая дохлятина тут мусорила?! И как в ее утробе этакая куча поместилась-то, а? Вот заставлю сейчас тебя самого убирать. – Животная, она такая! – ванька заторопился уехать от греха подальше, пока самого поперек спины метлой не «огладили». – Ей что дорога проезжая, что церковный двор. Посмеиваясь, Агасфер встал между дворником и ванькой. – Семен! Ты что это, старых знакомых не узнаешь? – окликнул он. Дворник недоверчиво оглядел Агасфера с ног до головы. – Много вас тут, знакомых, ходит, – проворчал он, остывая. Присмотрелся, улыбнулся. – А-а, это для вас, что ли, господин хороший, за извозчиком днями бегал? А вы, поди, опять к Настасье Васильевне? Госпоже Стекловой? – К ней, к ней. Дома ли барыня? – А нету ее! – чуть ли не радостно сообщил дворник. – Уехала, что ли? Надолго ли? – Куды ей уезжать! – махнул рукой дворник. – На бульваре она днями сидит, если дождя нету. Книжки все читает… – Далеко ли тот бульвар, Семен? – Агасфер побрякал в кармане мелочью, оживляя дворницкую память. – Зачем далеко? – обиделся тот. – Прямо до канала как дойдете, так сразу и направо. А там уже и видать его, бульвар-то! Скамейки стоят беленькие… – Ага. Ну, спасибо, Семен! – Агасфер сунул ему гривенник. – Значит, так и читает там книги все время? – А чего ей еще делать? В поденщицы гордая, видать, наниматься. Переписки чичас мало дают, цельные конторы писарские в городе пооткрывали… На содержание тут звал ее один – не пошла! А дома сидеть все время неинтересно. К тому же сюда лавочники то и дело приходят, за долги ее под окнами лают… Вот и спасается на бульваре том… Агасфер быстрым шагом направился в указанную сторону. Анастасию Васильевну Стеклову Агасфер нашел без труда: все другие скамейки на бульваре, засыпанном желто-красным ковром увядшей листвы, были в тот предвечерний час пусты. Стеклова сидела на самом краешке второй с краю скамейки, склонившись над книгой. – Вот вы где от меня спрятались, Анастасия Васильевна! Стеклова от неожиданности вздрогнула, подняла на Агасфера испуганные глаза, прижала к груди книгу, словно прикрываясь ею. – Неужто не узнали? – Михаил Карлович? Ой, конечно, узнала! – серые глаза Стекловой заискрились радостью. – А я уж думала… – Что вы подумали? Это вам! – галантно поклонившись, Агасфер протянул девушке хризантемы. – Спасибо! – Стеклова спрятала в букет покрасневшее от удовольствия лицо. – Но как вы меня разыскали? – Дворник ваш подсказал! Вы позволите присесть рядом, Анастасия Васильевна? – Ну конечно! – Девушка сдвинулась еще ближе к краю скамейки. – Садитесь! Знаете, когда вы ушли тогда вечером, я немножко беспокоилась. Но у вас были такие страшные когти, что я подумала… – Что именно, Анастасия Васильевна? – Что с таким оружием вы отобьетесь от любого врага, – рассмеялась Стеклова. Он тоже рассмеялся: – Сегодня мне не от кого бегать и не с кем сражаться, поэтому я оставил свое «оружие» дома! Внезапно Стеклова нахмурилась: – Вообще-то я на вас сердита, Михаил Карлович! Зачем вы Маруське на шею золотую монету повесили? Меня оскорбить хотели? Бедностью попрекнуть? – Помилуйте! При чем тут вы? – При том! Вы, конечно, заметили, что я… небогата! И решили таким образом рассчитаться за свое спасение! Но вы не думайте, ваш дукат цел и невредим! Вот он: получайте-ка обратно! – Как же я могу отобрать награду у вашей Маруськи? – попробовал свести разговор к шутке Агасфер. – Возьмите! Если не возьмете, я и вправду буду думать, что вы меня хотели оскорбить! А дукат в канал выброшу! Ну же! Стеклова вскочила со скамейки. Агасфер, поняв, что она не шутит, медленно поднялся следом, покорно взял протянутую монету. – Простите ради бога, Анастасия Васильевна! У меня и в мыслях не было вас обидеть! Я вот и печенки телячьей сегодня Маруське вашей захватил, угостить хотел – тоже смертельно оскорбитесь?