Дима получил тоже Ленина, только у него Ленин был с орденской книжкой, а у меня с временным удостоверением, которое подлежало замене. И премию нам выписали по пять тысяч рублей каждому. Мы потом сбросились и отправили матери Мишки четыре тысячи рублей. Комфронта объявил обоим благодарность с занесением в личное дело. Для меня это тоже неплохой подарок. Всеволод Викентьевич неплохо «разобрался» в наших делах. В телеграмме, пришедшей в штаб полка и спущенной в эскадрилью, указывалось, что награждение пройдет в Кремлевском дворце в субботу 4 октября 1941 года. В адресатах были указаны и майор Рудаков, и полковой комиссар Мягков, и еще куча фамилий, в том числе все летчики первого состава первой эскадрильи, живые и мертвые. Телеграмма была правительственная. Командирам воинских частей, в которых проходят службу указанные товарищи, предписано обеспечить их своевременное прибытие транспортом и воинскими требованиями. Серьезный подход и времени дано 12 суток, вот только сомневаюсь я, что мы попадем на этот праздник жизни. Начнется первый штурм Москвы, и будет не до торжественных мероприятий. Но об этом знаю только я, но предпринять совершенно ничего не могу. Нет магического ящика-ноутбука, нет ничего, чем бы я мог доказать, что первый удар придется по Брянскому, а затем в стык Западного и Северо-Западного фронтов. А вякнешь об этом – и костей не соберешь бедного младшего лейтенанта Суворова. Так что готовлю людей к будущим боям, гоняю их по картам района боевых действий, ввожу в строй четверых молодых. Кроме того, гоняем прибывшее пополнение в виде шестнадцати обалдуев-сержантов этого года выпуска, уделяя им два-три часа в сутки на летную подготовку каждому. Так интенсивно они еще не летали в своей жизни. Но это будет им казаться раем через восемь дней. Глава 14. Еще одна попытка изменить историю Немцы начали, как часы, за полчаса до рассвета 30 сентября на Брянском фронте. Меня лично это здорово ударило по нервам. Что бы ты ни делал, как бы ни увеличивал эффективность действий против них на отдельном участке, они этого даже не ощущают. Я надеялся, что удастся на участке полка создать долговременный очаг обороны на Аккермане. Хрен там! Требовалось научиться отступать, и нас этому «научили», разбив полк на перебазировании. В общем, я озлобился на судьбу горькую, перебросил снятые на время высотных полетов АФА-И на уцелевшие машины, но разрешения на вылет всей эскадрильей у меня не было. Идти парой? Но нет ведомого, не могу же я подставлять командира под несанкционированный вылет. А мне, в качестве замены Михаила, подсунули сержанта Строева, проявившего потрясающие способности постоянно меня «терять», блуждать в непосредственной близости от аэродрома и тому подобное. Географический кретинизм у него был развит необычайно. Проще было списать, чем научить чему-либо. Сажать его на разведчика было категорически нельзя, но ценные указания из «Заветов Ильича», где располагался штаб полка, это на другой стороне Москвы и немного дальше, пришли, и там предписывалось старшему летчику эскадрильи заняться именно отстающими и довести их до требуемой кондиции. Взаимоотношения с майором Комаровым у меня не складывались. В чем дело – было не понять, но у него существовало всего два мнения: его и неправильное. И никогда никаких сомнений он не допускал. Это – отталкивало. Особенно это обострилось после поиска масел. Он их нашел, чем обеспечил стрельбу на большой высоте, но его даже не упомянули в приказах и не поощрили. А он так старался! Он не понимал, что в течение полутора месяцев, имея все для решения задачи по срыву действий авиаразведки противника, он не смог воспрепятствовать ей. Этим вопросом он не занимался, как и остальные «начальники». Отдал приказ и ждал его исполнения от подчиненных. А исполнить его было сложно, можно сказать, что это было не под силу 565-му полку. С таким «рукой водителем». А, кстати, Климову орденок прикрутили, пожиже, чем у нас, но дали. Поэтому присмотрелся к другому сержанту, Воеводину, который был в учебной эскадрилье и не имел еще «СМУ» и «ночи», но показывал вполне неплохую огневую подготовку и умевшему читать карту, дал ему возможность попробовать себя на проходах высокой облачности, затем «сели на вынужденную» у соседей, 178-го полка, предварительно договорившись с его командиром майором Раковым, в Липицах. Это в 50 километрах почти строго на юг от нас, поэтому направление не слишком строго контролировалось, полеты в сторону Москвы были строго регламентированы. Там мы взяли УТИ-4 и повторили то, что делали в Болграде с Хохловым, когда слётывались. Он отставал с маневрами в бою и первое время значительно отрывался. Там мы тоже использовали такой же двухместный «драндулет», и я вначале показал, как я выполняю тот или иной маневр, а затем Хохлов научился так «крутить» фигуры. Их по-другому учили пользоваться ручкой. Я работаю ею резко, давая на вводе большие отклонения, затем отпускаю и даю ее в противоположную сторону, одерживая самолет. В итоге маневр получается исполнить в более короткое время, но со значительными перегрузками. А их учили работать ручкой плавно, фигуры получаются из-за этого «размазанными». Их легко «просчитать» при атаке и сбить в конечном итоге. «Официально» мы летали за трамблером к себе в полк, то есть выполнили два полета, во время которых отработали большинство фигур. Мальчишка он понятливый, сам сказал, что у него не получается успевать за мной в паре, поэтому рвался понять: почему это происходит. Рассчитались с Романом Раковым трофеями и кратким курсом по тактике боя и построениях в бою для его летчиков. На них подействовал нанесенный на борт одного из «мигов» иконостас. Вечером я «повысил» Строева до командира 4-го звена учебной эскадрильи. Самолетов у них только два, а звеньев – четыре, так что пусть учится и преодолевает свой «кретинизм» в географии. А Воеводина перевел в третью эскадрилью. Утром мы ушли с Сашей на ознакомление с районом боевых действий, отработку следования по маршруту, отработку слётанности в паре, в общем, много чего написал в полетный лист. Маршрут странным образом совпадал с тремя точками прорыва линии обороны войск Брянского фронта, огибал места будущих котлов, и возвращались мы в Чехов-6, заодно проверяя машины на максимальную дальность. Таких полетов с двигателем АМ-37 не производилось даже на испытаниях. Набор высоты и скорости производили постепенно, не форсируя машины. Набрали нижний предел, почти семь километров. Погода – хорошая, небо – чистое, немецкие метеорологи умели подбирать лучшее время для наступления. Через 28 минут полета на высоте 7200 метров довернули в сторону Орла. Кислородом практически не пользуемся, вполне хватает организованного поддува в кабину на обеих машинах. Заодно учу Саньку пользоваться этим «приспособлением». Не долетая Орла, вижу одиночную высотную цель, дающую «неплохую», хотя и короткую инверсию. Ему до Орла примерно столько же, как и нам. – Саша, полоску впереди видишь? – Слева от облака? – Да. – Противник. Масочку притяни и, как учили, закуси сосок и вдохни. – Подпор большой. – Против часовой два щелчка на подаче. – Сделал, лучше. – Тагаж – пять, в набор, следить за скоростью, не отставай. Я немного прибавил, чтобы компенсировать набор высоты, и мы потянулись вверх. Я старался находиться для немца на фоне земли, а не воздуха. Долго это продолжаться не могло, но группа Ровеля практически не имела потерь над нашей территорией, и немцы привыкли чувствовать себя в полной безопасности. Их скорость позволяла им уйти от И-16, других «высотников» у нас практически не было. МиГ имел малую скороподъемность и мог атаковать их только с заранее выбранной позиции, эти позиции немцы внимательно просматривали. Мы находились ниже и прямой опасности не представляли. Через три с половиной минуты мы вошли в то самое положение, когда мы полностью скрыты подстилающей поверхностью. – Саша, тебе вираж влево на обратный курс, идешь курсом немца и чуть впереди него. – А вы? – Выполнять! Пошел! – Но я же ведомый! – но левый вираж он начал. – Выше не ходить. Восемь – предел. Мишку уже не вернешь. Как понял? – Есть! – Сам я прибавил до полного и, разогнавшись, пошел на боевой разворот. Но пришлось делать полочку и еще раз разгоняться до 650. Горка, и снизу атакую нижнего стрелка Ju-88D-1, который пытался пугнуть меня своими спаренными MG. И после этого направляю очереди в район второго бомболюка. Высота 8500, явно ведет съемку. Его начинает лизать пламя, и я отвалил. – Он что-то сбросил! – Я встал на вираж. Вот зараза! Немец сбросил дополнительный фюзеляжный бензобак и сбил пламя, идет со снижением на разворот, предлагая поиграть в догонялки. Знают, стервецы, что МиГ долго пикировать не может. – Санька, прикрой, атакую! – Есть! – Он уже развернулся и идет ко мне, но подходит плохо и вот-вот будет в секторе верхнего стрелка. – Куда лезешь! Стрелок! Ниже и энергичнее подходи. – Есть! – Он к машине еще не привык, и у него в загривок вбито: не дать раскрутиться двигателю. Проваливаюсь под живот и бью по кабине, раз прыгать не хочет. Шанс у них был. Машина дернулась и начала медленно крениться вправо. Затем слетел фонарь, и оттуда выпрыгнул одинокий парашютист. Пришлось связаться на частотах ПВО с Орлом и доложиться о сбитии и парашютисте. – Да-да, 565, третья, бортовой единичка. Спасибо, что приняли. Но едва легли на прежний курс и начали набор, как я обнаружил черточки справа по курсу, чуть ниже. Восемь штук. – Противник, восемь штук, два шварма. Делай, как я! – И я отвернул в сторону высокой кучевой области. Высоту мы потеряли из-за этого стервеца, а «мессеры» вдвое скороподъемнее. У нас шесть и три, они где-то на семи с лишним. Надо оттянуть время встречи, и теперь можно лезть и выше, где мы будем в более выгодном положении. Ты уж, Санечка, не серчай, но первый высотный у тебя пройдет сегодня. Выживешь – будешь летать. Нет – накроем твои сто грамм горбушечкой. – Санька, если будем атаковать, не забудь кислород вправо на щелчок передвинуть, и реже дыши на пикировании, и рот не закрывай. – Понял, а чего мы уходим? – Мы ниже, а их много. Меньше болтай, только по делу. Идем в набор, но немцы высоту нам отдавать не желают. По скорости мы сравнялись, пеленг на них меняется вниз вправо, но я довернул и не даю им возможности уйти чисто в хвост, где их будет плохо видно. Мы успеваем в облако раньше их. И начинаем его пробивать вверх, увеличив угол тангажа. Выскочили на десять и три, и… Твою мать! Один шварм сзади слева, обходит облако, идет в наборе, второй справа впереди и выше. Его не достать! – Прикрой, атакую! Левый нисходящий, 4/1, атака! Бью по ведущему, но промахиваюсь, угол великоват, зато ведомый напоролся на очередь, опять левый и в набор к облаку. – Входим, вправо на курс ноль, и вверх! – Понял. «Мессеры» сверху. – Вижу, не успеют! – Машина покрылась серым покрывалом, мы перевалили за десять. – Тангаж ноль, разгон! – Принял, ноль. – Вперед смотри внимательно, на меня не наскочи. Он-то еще не стрелял, а у меня компас уже показывает черте что! Когда гирокомпасы поставят? Мы вылетели из облака с разрывом в две секунды, он меня не догнал и отклонился влево. Продолжаю отход, немцы могли пойти за нами. Вот они! И крутейший вираж на них вправо, их только трое и выскочили они чисто под лобовую, но Димки нет, а фокусы с плотным строем с Санькой не пройдут. Четко с двухсот метров посылаю плотную группу пуль в ведущего и низом под их брюхом проскакиваю в облако. Санька кричит: – Попал! Я попал! – Успокойся. Тангаж ноль, газ не дергай. Курс 185. – На курсе, ноль. – Пять вверх, и внимательно! – Но по выходу мы увидели группу «мессеров» внизу и отходящую параллельным курсом на юг. – Отворачиваем, домой. – Сам чуть кренюсь и щелкаю АФА, фиксируя, что их осталось пять и два дымных следа, один – крутой, второй – пологий. – Я – попал, он загорелся! – продолжил выплескивать эмоции Саша, пришлось его прервать. – Второй, ноль-ноль, «Катушка», первому. – На приеме. – Имели столкновение с восьмеркой Ме-109 у Стального Коня. Длилось 12 минут 30 секунд, и последовал отход. Отходило пятеро из восьми. Ты понял, о чем я? – Проверить падение «мессеров» у Стального Коня. – Дурак, у них аэродром в сотне километров от вас. – Молчание… – Первый, я – понял, доложу по команде! Спасибо. – Не булькает. До связи. Мы убавились, по маршруту больше не пройти, топлива осталось не слишком много. Спускаемся помаленьку. Оглядываемся. Только пересекли шоссе Калуга – Тула, как вылез на связь Комаров. Чё-то его слишком хорошо слышно! Ой, не к добру! – Тридцать первый! (это мой официальный позывной) Ваше место? – Квадрат 2–36, следуем домой. – У Катушки были? – Да, выходили на связь с Катушкой-2. Имели два боестолкновения в том районе. – Вернетесь – выйдите на ВЧ. Опять язык распускаете! – Почему опять? – Так у вас в личном деле написано. Конец связи. «Вот сучок!» – подумал я, но ничего уже этот разговор изменить не может: либо в Орле изготовятся к бою, либо все пройдет так, как прошло «в тот раз». Промолчать я не мог, тем более что радиус немцев известен, а уж выводы сделать из этого – как два пальца об асфальт. Интересно, почему его так хорошо слышно? – Ну что, Саша, слышал? Ждет нас дома клизма с патефонными иголками. – Нет, не слышал, шумы какие-то были, слабенькие, и все.