– Свидетелем будешь, а Максимыч – у нее. – Буду. Ну, что, намекаешь, что мне пора идти искать другую землянку? – Да мне тут в Можайске кулечек сунули тамошние девицы. Там что-то булькает! Вот! – я передал довольно увесистый пакет в авоське. – Ух ты! Любят тебя девки, Виктор! Гляди, и пирожков напекли, и беляши. Чего только ни напихали! Даже кастрюльку с салатом. И главное! – он вытащил коньяк Ереванского завода. – Ты смотри! Довоенный! – Ну, сейчас тогда позовем Максимыча и Вику. Собственно, это и была наша свадьба, хотя чуть позже, в Чехове-6, после регистрации, устроили еще одни посиделки в более полном составе. С машиной пришло много бумаг, пришлось все это дело перечитать. Ситуация весьма паршивая и запутанная. Очень много отказов и аварийных ситуаций. Высота предельная для полетов без компенсирующего костюма. У немцев – герметическая кабина, а на МиГе ее нет. И дело тут не только и не столько в кислороде… Чешу репку, но рядом одни деревеньки. Ближайший городок – Малоярославец, но нет машины, чтоб туда добраться. Начались переговоры по телефону о том, чтобы мне были поставлены два вида масла: костяного и норкового. Изорались! С осипшими голосами сели обедать. Тут, как назло, прилетает начальство, хотя с командованием полка у нас связи не было, звонить пытались, но соединиться не могли. Звонили в 177-й ИАП, один из аэродромов которого был под Малоярославцем, и в радиотехническую роту, в которой я был вчера. – Где бы «утенка» достать, товарищ майор, или автомашину, а то звено отделили, а транспорта и связи почти нет. – Ну, у меня их тоже нет. Что переполох подняли? Уже в корпус звонят, требуют достать какое-то масло для вас. Меня комкор наизнанку вывернул с этим маслом. Объяснил, какое требуется. – Для чего? – Вот результаты испытаний в НИИ ВВС, там русским языком написано, что пулеметы откажут. Вы это читали? – Нет, впервые вижу. – Это все прилетело вместе с машиной. – Мне об этом не докладывали. – Понятно, эти два вида масла используются в часах и высотных приборах. – С московского часового завода пойдет? – Откуда я могу это знать? Требуется масло, не замерзающее при температуре минус 60 – минус 70 градусов. – Да, задачка. – И сел к тому же телефону. Еще два часа слушали «концерт по заявкам». Ну, а нам он привез план полетов и их маршруты, для тренировки Михаила. Заодно комплекты высотного обмундирования, которые просили у него еще позавчера, но их не было, хотя они обязательны в полках ПВО. Кончились. Мы, конечно, имевшиеся выстирали, высушили и выгладили, но их чем-то обрабатывают на заводе. Чем – этого не знал никто. Хохлов вылетел на тренировку с Мишей, на 7000. Это нижний предел высотных. Покрутились и вернулись, а Миша такой парень, что слова из него приходится клещами тянуть. «Все хорошо!» – вот и весь доклад. Вместо врача – два фельдшера, в полку медслужба практически отсутствует. Врач есть, но появляющийся. Хирург, а не физиолог. Еще один полет, на 12 000, со стрельбой, чтобы проверить оружие. Он прошел тоже нормально, но глаза Михаила мне после вылета не понравились, и я снял его с тренировок. Хотели с Димой сходить выше. Но прилетел «утенок» из Москвы, и оружие у нас сняли, чтобы сменить смазку. Пока делали полную разборку десяти стволам – стемнело, и все перенесли на утро. А в шесть тридцать раздался звонок из Можайска. Летит наш голубок. – По машинам. – А я? – тут же встрял Миша. – Ты на земле, и на третьей машине нас подстрахуешь на спуске. Мы были одеты, поэтому выскочили и взлетели быстро. Установили связь со штурманом наведения, он принял нашу точку, дал ЭДЦ на цель и курс на сближение. Я на обороте планшета одной рукой построил треугольник, и у меня получилось, что нас выводят в хвост. Передал свои сомнения об этом и предложил пересчитать с тем расчетом, чтобы вывести нас на носовые курсовые углы. «Сделать черточку над t», как говорят моряки. Результаты предыдущих полетов показывали, что попытки перехватить заходом с хвоста все были провальными. Тем более что скороподъемность у нас невысокая: 870 метров в секунду и начинает падать после 12 000 метров. На потолок нам забираться пятнадцать минут, почти шестнадцать. Едва перевалили за 9000, как за машиной Димы потянулся инверсионный след. Карбюраторы на высотный режим не были выставлены. – Отворачивай на курс 15 и заходи ему в хвост. Отвлекай. – Понял, исполняю. – Еще в Можайске мы оговорили, что частота у нас будет другая, не пэвэошная. Все равно так высоко никто бить не умеет. Да и орудия у них выше 9600 не стреляют. – Выравнивайся на 11 300. – Понял, но я вроде могу достать! – Еще не время. Мне еще сто восемьдесят секунд. Оставалось три минуты, чтобы я поставил «черточку». Начинаю готовиться к стрельбе. Проверил воздух, больше приоткрыл поддув в кабину. Подхожу к рубежу, когда от моего самочувствия зависит всё. Так получается медленнее набор высоты, но растет давление в кабине. Кое-какие уплотнения на фонаре и тягах мы приспособили с Максимычем. Мы – это громко сказано, Максимыч лазил, пятой точкой вверх, одни ноги торчали. Я даже улыбнулся, когда вспомнил этот эпизод с подготовкой. А этот гад заметил Диму и слегка прибавил и высоты, и скорости. Пытается уйти от преследования. Оба! Заметил меня! За ним потянулся белесоватый след «Gëring mixture», но я уже доворачиваю, так что шансов у него маловато. Но после первого же выстрела на козырьке появился развод масла, причем моторного, выбросило из карбюраторов, бью только крыльевыми, больше угадывая очертания «юнкерса», чем его вижу. И ручку чуть вниз и влево. Через боковое стекло вижу, что он «запарил». Докладываю на землю, что попал, повредил двигатель противнику, но имею проблемы с двигателем и маслом на козырьке. Теперь хлещет чистое, из винтомоторной. – Дима, он твой, но выше двенадцати не лезь! Жди, когда спустится. – Понял, поднимаюсь. Уходи, справлюсь. Я и сам понимаю, что больше ничего сделать не смогу, а требуется еще и сесть, прижаться к молодой жене. Двигатель не глушу, убавился и развернулся к дому. Вниз оно немного легче, чем вверх. Ползу потихоньку и вижу еще один МиГ, раскрашенный, как в нашей эскадрилье. Установил связь с Вышегородом, те подтвердили, что Михаил взлетел на помощь, но докричаться до него я не смог. Он прошел выше меня и подходил к 13 000. – Виктор! Это мой свадебный подарок! Тебе и Вике! Горит! – послышалось в наушниках. – С походом! Как у тебя? – Все в порядке, тебя вижу, подхожу сзади. – Где Мишка? – Не видел. – Он прошел надо мной где-то на тринадцати, чуть восточнее. – Не вижу. Подхожу, спускаемся. Мотор у меня «запел» за пять километров до площадки. Поет редуктор, убавился до самого малого, шасси. Аккуратно добираю ручку и сразу глушу мотор. Касание! Придется толкать машину далеко и долго. Но от леса уже едет грузовичок с красноармейцами, так что все в порядке. На СКП добрался на нем. Докладывал Хохлов, даже не упомянув себя как основное действующее лицо. Но Миша на аэродром не пришел. Через полтора часа у него кончилось топливо. А еще через час мы узнали, что «двойка» под большим углом воткнулась в землю в районе Тучкова. В берег Москва-реки. По времени даже раньше, чем упал «юнкерс». И винить некого, он оставался старшим на аэродроме, и сам себя «выпустил», когда узнал, что я вышел из боя. Глава 13. Экскурсия по подземельям Полтора суток приводили мою машину в чувство, разобрав редуктор и продефектовав его. Выдержал. Промыли, почистили, «бой» в пределах нормы, собрали и объявили о готовности пары. Еще двое суток каникул получилось. Но это Московский округ ПВО, поэтому через четыре дня поступил приказ перегнать машины к месту постоянной дислокации, а самим прибыть в Москву на Курский вокзал. Пропуска по Москве и командировочное только на двоих, так что Вике показать Москву не удастся. Старший – Хохлов, а я следую с ним. Добирались четырнадцать часов. Больше стояли и дергались, чем ехали. Но, видимо, отдавший приказ точно знал скорость перевозки по железной дороге. На вокзале к нам подошел молодой лейтенант Сапожников, спросил фамилии и пригласил спуститься в метро. Проехали всего одну станцию и вышли, перешли на другую линию, мимо буквально склада носилок. Я вначале не понял, что это такое, а потом дошло, что на них располагаются москвичи во время тревог. Еще одна остановка, но здесь у выхода из вагонов, а их четыре в каждом, стоят контролеры в форме НКВД, а не железнодорожных войск. И не все поезда здесь останавливаются. Видимо, это и есть то самое «непростое место», о котором говорил командир полка. Надписей на стенах нет. Нас проверили по списку и вежливо указали, куда идти, несмотря на то, что лейтенант явно местный. На выход с перрона работают две арки, еще две – на вход. Довольно большое количество военных, людей в гражданской одежде нет вообще. Две перегородки, в каждой из которых по две двери, разнесенных между собой. – Сюда! – подсказал лейтенант, и мы повернули налево. Еще раз у нас проверили документы, в «следующем зале» приказали сдать оружие вместе с кобурой. Такие сложности! – Проходите, товарищи. – Лейтенант оружие не сдавал. Небольшой кусок явно станции, но в торцевой части стенка оказалась огромными воротами. Мрамор и кафель кончились, сплошной бетон и достаточно редкие фонари. Полумрак, но не слишком темно. Через некоторое расстояние стоят часовые, с пистолетами, а не с винтовками, и все – средние командиры. М-да, не слишком уютное место службы! – Сюда! – лейтенант показал металлическую дверь, которая открылась удивительно легко и бесшумно. Совсем другое дело! Высокие потолки, белые оштукатуренные стены, люстры, занавеси на окнах, которых нет. Обстановка вполне качественная. Еще один поворот, и оказываемся в довольно большом зале с колоннами, где рядами стояли стулья. – Присаживайтесь, подождите здесь. Я доложусь. – Но он никуда не ушел, вошел в кабинку, закрыл дверь и позвонил по телефону. Вышел и сел на кресло через проход в том же ряду. – Можете снять шинели. Вон вешалка, – сказал он, но сам раздеваться не пошел. Воздух в зале был свежий. Убранство соответствовало минимум обкому партии. Я даже подумал, что, а не «Сам» ли нами заинтересовался? Однако через пятнадцать минут из боковой двери вышли полковники Климов и Комаров. У двери остались стоять два командира в парадной форме ВВС. К нам подошли и поздоровались, затем Климов направил нас вниз к сцене и показал место в центре пересечения двух проходов. – Лицом сюда, – приказал он, критически осмотрел Хохлова, потом меня, недовольно поджал губы. Хотел сделать какое-то замечание, но не успел: раздалась команда «Смирно!». В зал вошли два маршала, обоих я помню по старинным фотографиям: Тимошенко и Шапошников. Командующий фронтом, первый заместитель Верховного, и начальник Генерального штаба. Докладывает Климов Шапошникову, что летчики 565-го полка, уничтожившие стратегического разведчика, прибыли по его приказанию. Шагнул в сторону и четко развернулся, держа руку у козырька. Нас он представил, как записано у него в штатном расписании: комэск и старший летчик. Маршал подошел к Хохлову, и тут, после рукопожатия, состоялся маленький цирк: Дима указал на меня. – Товарищ маршал, я – ведомый. Я его ведомый с июня месяца. И в этом полете был ведомым. – Чудны дела твои, господи, – усмехнулся маршал. Не оборачиваясь, он сказал: – Сашенька, второй Ленина, быстро! Подполковник, стоявший чуть в отдалении, рысцой убежал за дверь. – Ну, делитесь, как так получилось? – Летаем вместе уже давно, с конца июня, но в боевом и тактическом применении младший лейтенант Суворов опытнее и лучше подготовлен, чем я. Я был политруком эскадрильи, и стал его ведомым, так как больше летчиков, подготовленных на МиГ-3, в полку не было, но у него счет подходил к первому десятку, а у меня был один лично и два в группе, не считая Финской. – А почему без наград? – вопрос был уже ко мне. – Подавали, но мы в то время служили на юге, под Измаилом, в 67-м ИАП. – А у вас? – спросил он Хохлова. – Это за Финскую. Представление ушло в Москву, когда Виктор сбил шестнадцатый лично, то на меня тоже подали. Но это было второго июля, когда немцы начали наступление на Винницу и Бельцы. Что с представлением – я не знаю. Сюда мы только прибыли, пятнадцатого сентября. – Всеволод Викентьевич, сегодня же разберитесь с 67-м ИАП в наградном и доложитесь. Тут появился «Сашенька», и награждение продолжилось. Мне прокололи гимнастерку, и маршал прикрутил орден на нее. Подал руку и спросил: – А сколько всего? – Этот был двадцать третьим и двенадцать в группе. У нас пилот погиб в этом вылете. Ему хотят написать, что погиб в летной катастрофе, а он погиб в воздухе, на высоте выше 13 тысяч метров. Там не все выдерживают, товарищ маршал. Машина была исправна. Это был самолет старшего политрука Хохлова. Из-за этого не подписывают наградные. – Скажите, что я разрешил.