Никлас подумал, что сейчас начнется резня — такой ледяной яростью повеяло от Катрин. Но она смогла сдержаться, хотя ее светло-голубые глаза потемнели, приобретая стальной блеск. — Может быть не стоит плодить сущности? — голос Катрин стал еще холоднее, хотя казалось уже некуда. — Как вам версия, что простота решений и кажущаяся взаимозаменяемость — это следствие врожденной дисциплинированности германской нации? — Может быть, может быть, — покивал Горчаков, который уже избавился от проблем в речи. — Скажите, Катрин, вы же изучали в Гейдельберге историю старых рейхов — Древнего, Второго, Третьего? — Да. — Вы, безо всякого сомнения, безусловно умны. И вы не могли не отметить такую вещь: если следовать официальной истории, Первый рейх — он же Древний, он же Священная Римская Империя Германской нации, существовал в том или ином виде на протяжении почти тысячи лет. Но изучение этого периода в Новом Рейхе происходит лишь кратким курсом, похожим на формальное ознакомление с народными преданиями. Навскидку, сказкам братьев Гримм времени уделяется лишь чуть меньше. Верно, я не ошибаюсь? Катрин немного помедлила с ответом. Она, Никлас это прекрасно видел, внутренне кипела, явно собираясь высказаться, уничтожить аргументами Горчакова. Шрамы девушки густо побагровели, сама она побелела от злости. Никлас вдруг подумал, что причина злости Катрин кроется еще и в том, что она ведь, как внучка рейхсграфа, считает себя плоть от плоти военной аристократией Рейха, а тут какой-то полицейский инспектор, тем более русский, смеет ей высказывать такие крамольные вещи. Дитриха Брандербергера, когда Никлас при нем Россию Россией назвал, а русских русскими, едва наизнанку не расплескало от раздражения, а тут Горчаков озвучил аргументы, наверняка сравнимые для Катрин с ударом мокрой тряпки по лицу. Но новоявленная графиня Бергер пока сдерживалась, явно заставляя себя выслушать все аргументы. — Да, верно, — сжав зубы, почти процедила она. Горчаков, судя по ушедшим проблемам с речью, тоже прекрасно видел состояние Катрин и представлял возможные последствия. Заговорил теперь инспектор медленно, не торопясь, словно давая ей время обдумать каждое слово. — Древний рейх вы изучали на уровне народных преданий, в тоже время огромное внимание в изучении истории уделено Второму и Третьему рейху, которые оба в сумме просуществовали чуть больше пятидесяти лет. Верно, я снова не ошибся? — Верно. — Кроме того, не меньшее внимание уделено… уже догадываетесь? Никлас не догадывался — как и баронесса фон Губер, судя по расширившемуся взгляду ее огромных зеленых глаз. Зато для Катрин предположение Горчакова оказалось простым к пониманию. — Тевтонскому ордену, — явно нехотя признала она. — Именно так, — кивнул Горчаков. — Короткое по историческим меркам существование Второго рейха закончилось мировой войной, где одним из главных противником рейха выступала Москва. Еще более краткое существование Третьего рейха закончилось второй мировой войной, в котором одним из главных противников рейха выступала Москва. Существование же Тевтонского ордена это… Парадокс курицы или яйца: вот скажите, Катрин, что было первым — Тевтонский орден, или лозунг Дранг нах Остен, Натиск на Восток? Впрочем, это совершенно непринципиально. Скажите, у вас есть принципиальные возражения по фактам изложенного? — Нет. Шрам Катрин побагровел еще больше — она ждала момента, когда можно будет размазать Горчакова аргументами, но такой возможности он ей пока не давал. Никлас увидел, что разъяренная внучка рейхсграфа сжала губы так сильно, что они практически полностью побелели. — Сейчас же, леди Катрин, я задам три вопроса, на которые вам нужно будет дать ответ. Не мне, самой себе. Но прежде, скажите, что есть объединяющего между Тевтонским орденом, Вторым и Третьим рейхом? Подскажу — это… — Железный крест, символ воинской традиции, — даже без подсказки ответила Катрин. — Именно. Шварцескройц, Черный крест Тевтонского ордена. Который — в слегка измененном виде как Железный крест, стал главным символом воинской доблести во Втором и Третьем рейхе. Я видел учебную программу студентов Гейдельберга, этому символу и его истории уделено немало времени. Верно? — Да. — Итак, вопрос первый. Где в военной традиции и символике Нового Рейха любые производные от черного железного креста? На этот вопрос, правда, я могу ответить и сам: их нет. Вопрос второй: с чем у вас ассоциируются два главных символа Нового рейха — габелькройц, он же вилообразный крест в виде буквы «игрек», она же «ипсилон» в греческом алфавите, и шрагенкройц, он же косой крест в виде буквы «икс» латинского алфавита? — Габелькройц — это символ тянущегося вверх Древа жизни, Древа Познания, Шрагенкройц — это символ… — Нет-нет, леди Катерина, я спрашиваю ваши личные ассоциации, а не усвоенные во время обучения знания. Давайте ваш ответ на второй вопрос пока отложим, а я дам вам свой: в узких кругах, о которых я говорил ранее, бытует мнение, что вилообразный и косой кресты, это всего лишь символы Y– и Х-хромосомы. Невольная шутка Сверхразума смартмассы, простая по исполнению социальная конструкция. Которая создана в старых ориентирах военной традиции, при этом все старые символы в новой идеологии отсутствуют, а вместо них создан национальный культ Пути познания. Путь, который без наличия моральных ограничений иногда заводит в своем поиске в самые разные места, иногда даже приводя в лабораторию на заклание. Не так ли, Никлас? Вопрос застал Никласа врасплох — и он невольно передернул плечами, когда вспомнил как в его голову проникали плети щупалец смартмассы. Отвечать он не стал, но этого Горчакову и не требовалось — инспектор уже перевел взгляд на Катрин. — Леди Катерина, я хорошо вижу несогласие в вашем взгляде и могу попробовать объяснить сказанное. Никлас только головой покачал — то, что Горчаков назвал «несогласием во взгляде», он сам бы охарактеризовал как намерение Катрин нанести собеседнику тяжкие телесные повреждения. Горчаков дожидаться ответа Катрин не стал и продолжил, после чего его мотивы к подобной беседе вдруг стали хорошо и полностью ясны: — Мы сейчас с вами едем по земле Империума. Если вы примите клятву опричника, рано или поздно вы столкнетесь с мнением, что Новый Рейх — это искусственно созданное Сверхразумом оружие, которое направленно на Восток, то есть на нас. Вам, полагаю, лучше услышать эту версию от меня, а не где-либо еще, учитывая вашу принадлежность к военной аристократии германской нации, пусть кайзер от вашей чести с верностью и отказался, если уж говорить прямо. Кроме того, есть для вас и третий вопрос. Леди Александра? — вдруг повернулся к баронессе Горчаков. — Да? — даже вздрогнула юная опальная баронесса, очень внимательно слушавшая беседу. — Леди Александра, скажите, что было раньше — курица или яйцо? — Если смотреть в глубину истории, то курицы произошли от динозавров. Значит, первее все же была, можно сказать, прото-курица, — произнесла баронесса и вдруг густо покраснела. — Прелестно, просто прелестно! — Горчаков не скрывал искреннего восхищения ответом, после чего перевел взгляд на внучку рейхсграфа. — Леди Катерина, я прекрасно вижу вашу сдерживаемую ярость, и — когда мы закончим совместную карьеру в составе группы Бергера, готов дать вам удовлетворение, если вы его потребуете. Но сейчас, попробуйте все же для себя ответить на третий мой вопрос. После Катаклизма Катастроф, после конца старого мира, Империум возрождался долго и трудно. До сих пор земли под властью Москвы напоминают небрежно сотканное одеяло, во многих местах еще тлеющее или даже горящее непогашенными или же наоборот только разгорающимися конфликтами. При этом на разоренных землях Европы относительно недавно и совершенно неожиданно появляется безукоризненно идеальная государственная и военная машина. Которая за пару десятков лет не просто очищает от ксеносов и чумного мора для себя жизненное пространство на самых опасных территориях Е-Зоны, но и захватывает у смартмассы Британские острова, а также занимает часть Скандинавского полуострова, тесня еретиков в сторону наших северных границ. Мы Старый Петербург вот уже полсотни лет освободить не можем, а десять лет назад рейхсвер Лондон за неделю взял, и всего три месяца ему потребовалось на полную зачистку. Несмотря на то, что пусть метро там и не такое глубокое, но оно в два раза больше протяженностью чем в Петербурге. Кроме этого, вам ли не знать: далеко не последние люди в идеальной государственной машине Нового Рейха жизненно завязаны на помощь арбитров смартмассы, к Сверхразуму не имеющих никакого отношения. Вот только кто это сказал — сами арбитры? И вот с высоты этого взгляда, попробуйте хоть немного допустить, что Новый Рейх возник не «почему», а «для чего». Когда Горчаков договорил, Никлас посмотрел на Катрин. Лицо ее было белее мела, при этом сетка шрамов так и горела темным багрянцем. Внучка рейхсграфа выглядела совершенно обескураженной — это уже не удар мокрой тряпкой по лицу, она словно под каток попала. Горчаков, вроде бы, не сказал ничего нового и необычного, не выдал ни одного тайного откровения — все им озвученное знал даже Никлас, который до недавнего момента и не смотрел в сторону Е-Зоны и Москвы. Но, как оказалось, взять и сложить эти знания в картину оказалось непросто. Вопрос оставался только один. Почему Горчаков сначала взбодрил Катрин до состояния холодной ярости, и только потом объяснил нормально свои мотивы к этому разговору? И это был очень важный вопрос, который Никлас собирался Горчакову задать. Не сейчас правда, позже и лучше наедине. Неожиданно для себя Никлас потянулся и ободряюще сжал руку заметно растерявшейся от услышанного Катрин. «Разберемся», — беззвучно, одними губами произнес он, встретившись взглядом с утратившими стальной блеск льдисто-голубыми глазами девушки. Катрин, заметно обескураженная, благодарно кивнула и крепко сжала руку Никласа в ответ. «Вот и поговорили», — подумал Никлас, поймав в зеркале заднего вида взгляд таких огромных зеленых глаз юной баронессы. Глава 26 Прямая как стрела полоса Киевского шоссе вела машину все ближе и ближе к границам территорий Санкт-Петербурга. Потемнело рано, пяти вечера еще не было, но ехать оказалось легко — трасса ровная, не сильно загруженная, хорошо освещенная. Сильную усталость Никлас пока не чувствовал, но почти двадцать часов за рулем все же сказывались. Катрин заметила, как он пару раз моргал крепко зажмуриваясь, предложила сменить и дать ему отдохнуть от дороги. Никлас отказался — знал, что не получится расслабиться. Когда за рулем кто-то другой, он даже сильнее нервничал и уставал от подспудного напряжения. Лучше сам, тем более судя по навигатору совсем недалеко осталось. Придорожные деревни и села вдоль дороги пропали, и вот уже несколько десятков километров не наблюдалось никакого изменения пейзажа. Ровная освещенная трасса, редкие встречные машины и чистые поля зоны отчуждения по краям. Такая однотонность убаюкивала и Никлас все чаще крепко зажмуривался в попытке убрать тяжесть с век. Поэтому показавшийся впереди огромный, высвеченный многочисленными фонарями плакат он встретил с облегчением. ВНИМАНИЕ! Вы въезжаете в Особую Пограничную зону Внешний Периметр Территории гор. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ — Теперь скорость не п-превышайте, за нами уже следят, — произнес Горчаков с заднего сиденья. Превышать Никлас даже и не думал. Ехал спокойно, чуть щурясь усталыми глазами внимательно всматриваясь в дорогу. Вскоре опостылевшая одинаковость исчезла, появились признаки близкого населенного пункта. Мелькнула вывеска «Лядово», проплыли по краям дороги укрепленные дома поселка-цитадели, показались вывески таверн, придорожных кафе и гостиниц. В Лядово останавливаться не стали, по плану в сегодняшний день было попасть внутрь Периметра. И сейчас уже джи-ваген подъезжал к форту «Гатчинский», или просто к южным воротам, как все называли форт в разговорной речи. Впереди ярко горели огни контрольно-пропускных пунктов, хорошо были заметны высвеченные информационные щиты — указывающие направления движения и разделяющие на потоки военный, гражданский, грузовой и приоритетный транспорт. Горчаков уже предупредил, что им можно проезжать по полосе приоритета, так что Никлас на указатели и огни многочисленных КПП смотрел вскользь — его внимание приковала Стена впереди. Огромное, монументальное сооружение — высотой около тридцати метров, с цепочкой прожекторов поверху, среди которых виднелись башни турелей. «Впечатляет», — повторил Никлас шепотом одно из выражений своего первого наставника, которое он произносил обычно с ироничной интонацией. Но сейчас ирония была не к месту, Стена действительно впечатляла, Никлас подобного не видел ни разу. Слышал только от Горчакова недавно ее описание, но одно дело слышать, а увидеть — совсем другое. Во время долгой дороги Горчаков рассказал еще и то, что внутрь периметра территории Санкт-Петербурга всего пять въездов. Ладожские ворота на востоке, пара северных фортов на Карельском перешейке и пара южных — пункты пропуска «Гатчинский», а также форт «Московский», самый загруженный — через который шел транспорт со стороны столицы. Кроме этого, Горчаков по пути так же рассказывал, что огораживающая Внешний Периметр территорий Санкт-Петербурга Стена построена вдоль трассы А-120, огибающей город широким полукольцом с юга, от Финского залива до Ладожского озера. За Стеной благополучная «зеленая» территория Псковской губернии заканчивалась, начинались территории Санкт-Петербурга, который — уникальный случай в Империуме, на своей небольшой площади вмещал все семь цветов градаций уровня опасности земель, от черного до белого. Внутри периметра было сразу две благополучных территории: «зеленый» Петродворец на южном берегу, живущий по обычному гражданскому праву Империума, и «белая» Лахта — созданный вокруг инфраструктуры двух небоскребов технополис северного берега. Рядом с этими островами благополучия находились и синие, и желтые, а также оранжевые и красные районы — прилегающие к Внутреннему Периметру, за которым находилась черная, не принадлежащая человеку территория. В Санкт-Петербурге и вокруг него, несмотря на соседство с черными опасными территориями, кипела жизнь. А вот дальше на северо-запад — территории Ленинградской области и Кемской волости вплоть до Баренцева моря и Скандинавских гор, по факту были практически необитаемы. Люди заселяли там лишь три защищенных города-цитадели — Выборг, Хельсинки и Кемь. Еще дальше на северо-запад располагались только форты со сменяемыми гарнизонами, противостоящие набегам язычников-варваров из Норге и Свериге. Человеческая цивилизация и обитаемые территории начинались дальше к северу и востоку, по линии Мурманск-Кандалакша, где по оживленной трассе колонны грузовиков везли вглубь Империума китайские товары, идущие по Северному морскому пути. Обо всем этом думал взбодрившийся от близости цели сегодняшнего пути Никлас, подъезжая все ближе к нависающей сверху огромной Стене. Пришлось покрутить рулем, петляя и объезжая гасящие скорость бетонные блоки, разложенные в шахматном порядке. Осматриваясь по сторонам, Никлас обратил внимание, что в соседних полосах для грузового транспорта и стоянках скопилось около сотни фур, а также горели красным габариты многих десятков легковых машин в проездах для гражданского транспорта. Горчаков говорил, что «Гатчинский» пункт пропуска не столь загруженный, как «Московский». Но видя такое количество машин, Никлас просто не представлял, что тогда за столпотворение там может твориться, если здесь такая толкучка. Причем очереди ведь не стояли, заметно двигались — машины одна за одной проезжали внутрь периметра, за Стену. В отличие от многочисленных соседних разделенных потоков, никакой очереди на приоритетный въезд не было. На КПП стояли будущие сослуживцы — Пограничная стража, отметил Никлас характерный камуфляж и береты яркого зеленого цвета. Сам он, как и Катрин на переднем пассажирском сиденье, сейчас были в скаутской форме, взятой в Супрасльском монастыре. Поэтому, когда Никлас остановился и опустил боковое стекло, Бергеры удостоились озадаченных взглядов пограничников. — Похоже мажоры проезд перепутали, — услышал он, как один из неподалеку стоящих страхующих бойцов негромко сказал другому. Очень тихо сказал, но слух Никласа не подвел. Судя по выражению лица, подошедший ближе и небрежно козырнувший сержант думал так же, но два офицерских патента снисходительность и насмешку из его взора убрали. Горчаков показал удостоверение, а документы у спящей баронессы фон Губер спрашивать даже не стали, имя ее записали со слов жандармского инспектора. После того как императорские вензеля на бумагах патентов сверкнули золотым отсветом подтверждения идентификатора, сержант снова козырнул — уже без небрежения, как своим, и Никлас поехал вперед под открывающийся шлагбаум. Отъехав от КПП, миновали огромную стоянку для грузовиков, на которой отстаивалось еще около сотни машин. После того как удалились от озаренной огнями прожекторов Стены, Никлас по указанию Горчакова не стал заезжать на поднимающуюся виадуком объездную широкую магистраль, поехал прямо по сузившемуся шоссе. Навигатор в планшете Горчакова уже выключили, сейчас инспектор показывал дорогу по памяти, потому что название и адрес ведомственной гостиницы он просто забыл. Несколько минут и джи-ваген уже ехал по аккуратному и красивому городку под названием Гатчина. Фонарей по дорогам и улицам здесь стояло столько, что светло было как днем. В отличие от погруженных ночью в темноту городов Нового Рейха — разительный контраст, как отметил Никлас. Вскоре оказались в самом центре города, где и свернули к гостинице. Правда, со второго раза — пришлось разворачиваться потому что Горчаков поначалу просмотрел нужный поворот.