Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 4 из 51 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Я не побоюсь сказать правду, Непоседа, о тебе, так же как и о любом другом человеке, кем бы он ни был. С минуту Марч глядел на товарища в молчаливом изумлении. Потом, схватив Зверобоя обеими руками за горло, он встряхнул его хрупкое тело с такой силой, как будто хотел переломать ему все кости. Марч не шутил: гнев пылал в глазах великана. Имея дело с таким громадным детиной, да еще в безлюдной глуши, вдали от всякой помощи, любой бы струсил и поддался бы искушению пойти на попятный. Но Зверобой не испугался. Лицо его не изменилось, рука не дрогнула, и он сказал совершенно спокойным голосом: — Ты можешь трясти меня, Непоседа, до тех пор, пока не расшатаешь гору, и все-таки ничего, кроме правды, из меня не вытрясешь. Весьма вероятно, что у Юдифи Хаттер нет мужа, которого бы ты мог убить, и ты никогда не будешь иметь случая подстеречь его. Но если она замужем, я при первой же встрече скажу ей о твоей угрозе. Марч разжал пальцы и сел, с молчаливым изумлением смотря на своего спутника. — До сих пор я думал, что мы друзья, — вымолвил он наконец. — Но это мой последний секрет, который попал в твои уши. — Я не желаю знать твоих секретов, если все они подобного же сорта. Я знаю, что мы живем в лесах, Непоседа, и считаем себя свободными от людских законов. Быть может, это отчасти верно. Но все-таки есть закон, который властвует над всей вселенной, и тот, кто пренебрегает им, пусть не зовет меня своим другом. — Черт меня побери, Зверобой, я и не предполагал, что в душе ты принадлежишь к моравским братьям[21], а не честный, прямодушный охотник, за какого выдаешь себя! — Честен я или нет, Непоседа, во всяком случае, я всегда буду так же прямодушен на деле, как на словах. Но глупо поддаваться внезапному гневу. Это только доказывает, как мало ты жил среди краснокожих. Без сомнения, Юдифь Хаттер еще не замужем, и ты говорил то, что взбрело тебе на язык, а не то, что подсказывает сердце. Вот тебе моя рука, и не будем больше говорить и вспоминать об этом. Непоседа, как видно, удивился еще больше. Но потом захохотал так громко и добродушно, что даже слезы выступили у него на глазах. Затем он пожал протянутую руку, и оба спутника опять стали друзьями. — Из-за пустой мысли ссориться глупо! — воскликнул Марч, снова принимаясь за еду. — Это больше пристало городским законникам, чем разумным людям, живущим в лесу. Мне рассказывали, Зверобой, что в нижних графствах[22] многие портят себе кровь из-за своих мыслей и при этом доходят до крайности. — Так оно и есть, так оно и есть… А также из-за других вещей, которых лучше не касаться. От моравских братьев я слышал, что существуют такие страны, где люди ссорятся даже из-за религии, а уж если дело доходит до этого, то смилуйся над ними, боже! Однако мы не станем следовать их примеру, особенно из-за мужа, которого у Юдифи Хаттер, быть может, никогда не было и не будет. Меня же лично больше интересует слабоумная сестра, чем твоя красавица. Нельзя остаться равнодушным, встречая ближнего, который хотя по внешности самый обыкновенный смертный, но на деле совсем не таков, потому что ему не хватает разума. Это тяжело даже для мужчины, но когда это случается с женщиной, с юным, обаятельным существом, то пробуждает самые жалостные мысли, какие только могут быть в душе. Видит бог, Непоседа, эти бедные создания достаточно беззащитны даже в здравом уме. Какая же страшная судьба ожидает их, если этот великий покровитель и вожатый изменяет им! — Слушай, Зверобой! Ты знаешь, что за народ трапперы — охотники и торговцы пушниной. Их лучший друг не станет отрицать, что они упрямы и любят идти своей дорогой, не слишком считаясь с правами и чувствами других людей. И, однако, я не думаю, чтобы во всей здешней области нашелся хотя бы один человек, способный обидеть Гетти Хаттер. Нет, даже индеец не решится на это. — Наконец-то, друг Непоседа, ты начинаешь справедливо судить о делаварах и других союзных им племенах. Рад слышать это. Однако солнце уже перевалило за полдень, и нам лучше снова тронуться в путь, чтобы поглядеть, наконец, на этих замечательных сестер. Гарри Марч весело изъявил свое согласие, и с остатками завтрака скоро было покончено. Затем путники навьючили на себя котомки, взяли ружья и, покинув залитую солнечным светом поляну, снова углубились в глубокую лесную тень. Глава II Ты бросаешь зеленый озерный край, Охотничий дом над водой, В этот месяц июнь, в этот летний рай, Дитя, расстаешься со мной! «Воспоминания женщины»[23] Идти оставалось уже немного. Отыскав поляну с родником, Непоседа верно определил направление и теперь подвигался вперед уверенной поступью человека, знающего, куда ведет дорога. В лесу стоял глубокий сумрак, но ноги легко ступали по сухой и твердой почве, не загроможденной валежником и хворостом. Пройдя около мили, Марч остановился и начал внимательно озираться. Он рассматривал окружающие предметы, задерживая иногда свой взор на древесных стволах, которые валялись повсюду, как это часто бывает в американских лесах, особенно там, где дерево еще не приобрело рыночной ценности. — Как будто это то самое место, Зверобой, — наконец произнес Марч. — Вот бук рядом с хемлоком[24], вот поодаль три сосны, а там, немного дальше, белая береза со сломанной вершиной. И, однако, что-то не видно ни скалы, ни пригнутых ветвей, о которых я тебе говорил. — Сломанные ветви — нехитрая примета для обозначения пути, так как даже самые неопытные люди знают, что ветви редко ломаются сами собой, — ответил собеседник. — Поэтому они возбуждают подозрение и наводят на след. Делавары доверяют сломанным ветвям только во время всеобщего мира да на проторенной тропе. А буки, сосны и березы можно увидеть всюду, да не по два или по три, а десятками и сотнями. — Твоя правда, Зверобой, но ты не принимаешь в расчет их расположения. Вот бук и рядом с ним хемлок… — Да, а вот другой дуб и другой хемлок, любовно обнявшиеся, как два братца, или, пожалуй, ласковее, чем иные братья. А вон еще и другие, потому что все эти деревья здесь не редкость. Боюсь, Непоседа, что тебе легче выследить бобра или подстрелить медведя, чем служить проводником на такой непроторенной тропе… Ба! Да вон и то, что ты ищешь. — На этот раз, Зверобой, это одна из твоих делаварских выдумок! Пусть меня повесят, если я вижу здесь что-нибудь, кроме деревьев, которые столпились вокруг нас самым причудливым и сбивающим с толку образом. — Глянь-ка сюда, Непоседа! Разве ты не замечаешь вот здесь, на одной линии с этим черным дубом, склонившееся молодое деревцо, поддерживаемое ветвями кустарника? Это дерево было засыпано снегом и склонилось под его тяжестью; оно никогда не смогло бы снова выпрямиться и окрепнуть. Рука человека помогла ему. — Это была моя рука! — воскликнул Непоседа. — Я увидел хрупкое молодое деревцо, приникшее к земле, как живое существо, согбенное горем, и поставил его так, как оно стоит теперь… Ну, Зверобой, я вынужден признаться, что у тебя в лесу действительно острое зрение. — Оно понемногу улучшается, Непоседа, оно улучшается, допускаю это, но все же я в этом совсем ребенок, если сравнить меня кое с кем из моих знакомых. Взять хоть Таменунда. Правда, он теперь так стар, что лишь немногие помнят, каким он был во цвете лет, однако ничто не ускользает от его взгляда, который больше напоминает собачье чутье, чем зрение человека. Затем Ункас, отец Чингачгука и законный вождь могикан; от его взгляда тоже немыслимо укрыться. Я делаю успехи… допускаю, что делаю успехи… но мне еще далеко до совершенства. — А кто такой этот Чингачгук, о котором ты так много толкуешь, Зверобой? — спросил Непоседа, направляясь к выпрямленному деревцу. — Бродяга-краснокожий, само собой разумеется? — Он самый лучший среди бродяг-краснокожих, как ты их называешь. Если бы он мог вступить в свои законные права, то стал бы великим вождем. Теперь же он только храбрый и справедливый делавар. Правда, все уважают его и даже повинуются ему в некоторых делах, но все-таки он потомок захудалого рода, представитель исчезнувшего племени. Ах, Гарри Марч, тепло становится на сердце, когда в зимнюю ночь сидишь у них в вигваме[25] и слушаешь предания о стародавнем величии и могуществе могикан! — Слушай, друг Натаниэль, — сказал Непоседа, останавливаясь и заглядывая прямо в лицо товарищу, чтобы слова его звучали более веско, — если человек верит всему, что другие люди считают нужным говорить в свою пользу, у него создается преувеличенное мнение о них и преуменьшенное о себе. Краснокожие — известные хвастуны, и, по-моему, добрая половина их преданий — одна пустая болтовня. — Не стану спорить, Непоседа, ты прав. Они действительно любят похвастать. Это у них прирожденный дар, и грешно не давать ему развиваться… Стоп! Вот место, которое мы ищем. Разговор был прерван этим замечанием, и оба товарища устремили все свое внимание на предмет, находившийся непосредственно перед ними. Зверобой указал своему спутнику на ствол огромной липы, которая отжила свой век и упала от собственной тяжести. Это дерево, подобно миллионам своих собратьев, лежало там, где свалилось, и теперь гнило под действием постоянной смены тепла и холода, дождей и засухи. Тление, однако, затронуло сердцевину еще в то время, когда дерево стояло совершенно прямо, во всей красе своего мощного роста, подобно тому как скрытая болезнь иногда подтачивает жизненные силы человека, тогда как сторонний наблюдатель видит только здоровую внешность. Теперь ствол лежал на земле, вытянувшись в длину на добрую сотню футов, и зоркий взгляд охотника по некоторым признакам тотчас же распознал в нем то самое дерево, которое разыскивал Марч. — Ага! Оно-то нам и нужно! — воскликнул Непоседа, поглядев на толстый конец липы. — Все в полной сохранности, как будто пролежало в шкафу у старухи. Помоги мне, Зверобой, и через полчаса мы будем уже на воде. Услышав это, охотник присоединился к товарищу, и оба взялись за работу решительно и умело, как люди, привыкшие к такого рода делам. Прежде всего Непоседа снял куски коры, которые прикрывали широкое отверстие в конце ствола и, по словам Зверобоя, были положены таким образом, что скорее привлекали внимание, чем скрывали тайник, если бы мимо проходил какой-либо бродяга. Затем они вытащили наружу сделанный из коры челнок, в котором имелись скамьи для сидения, весла и другие принадлежности, вплоть до рыболовных крючков и лесок. Челнок был отнюдь не малых размеров, но очень легкий. Природа же наделила Непоседу такой исполинской силой, что он, отказавшись от помощи, без всякого усилия поднял челнок себе на плечи. — Иди вперед, Зверобой, — сказал Марч, — и раздвигай кусты, с остальным я и сам управлюсь. Юноша не возражал, и они тронулись в путь. Зверобой прокладывал дорогу товарищу, сворачивая по его указанию то вправо, то влево. Минут через десять они внезапно увидели яркий солнечный свет и очутились на песчаной косе, которая с трех сторон омывалась водой. Когда, дойдя до берега, Зверобой впервые увидел это непривычное зрелище, крик изумления вырвался из его уст, — правда, крик негромкий и сдержанный, ибо молодой охотник был гораздо осторожнее и предусмотрительнее, чем необузданный Непоседа. Вид, внезапно открывшийся перед ними, действительно был настолько поразителен, что заслуживает особого описания. На одном уровне с косой расстилалась широкая водная поверхность, такая спокойная и прозрачная, что казалась ложем из чистого горного воздуха, охваченным со всех сторон холмами и лесами. В длину озеро имело около трех миль. В ширину оно достигало полумили, а против косы даже более; далее к югу оно суживалось до половины. Берега имели неправильные очертания и изобиловали заливами и острыми низкими мысами. На севере озеро замыкалось одиноко стоявшей горой, на запад и на восток от которой простирались низменности, приятно разнообразившие горизонт. Все же общий характер местности был гористый. Высокие холмы или небольшие горы круто поднимались из воды на протяжении девяти десятых берега. И даже в тех местах, где берег был относительно полог, в некотором отдалении виднелись возвышенности. Но больше всего в этом пейзаже поражали его пустынная величавость и сладостное спокойствие. Всюду, куда ни кинешь взор, — только зеркальная поверхность воды да безмятежное небо в рамке густых лесов. Пышный и плотный покров леса тщательно скрывал от взоров землю. Нигде ни одной прогалины. Повсюду, от берегов до закругленных горных вершин, сплошной зеленой пеленой тянулись леса. Но растительность, казалось, не хотела довольствоваться даже столь полной победой: деревья свисали над самым озером, вытягиваясь по направлению к свету. Вдоль восточного берега можно было целые мили плыть под ветвями темных рембрандтовских[26] хемлоков, трепетных осин и меланхолических сосен. Коротко говоря, рука человека еще никогда не уродовала этого дикого пейзажа, купающегося в солнечных лучах, этого великолепного лесного величия, нежащегося в июньском благоухании. — Это величественно! Это прекрасно! Сам становишься лучше, как поглядишь на это! — восклицал Зверобой, опершись на свой карабин и озираясь кругом — направо и налево, на юг и на север, на небо и на землю. — Я вижу, что даже рука краснокожего не тронула здесь ни одного дерева. Ну, Непоседа, твоя Юдифь, должно быть, нравственная и благоразумная девушка, если она, как ты говоришь, провела полжизни в таком благословенном месте. — Это сущая правда. Но у девчонки есть свои причуды. Впрочем, она не все время живет здесь, так как старик Хаттер имеет обыкновение проводить зиму в поселках колонистов или под защитой пушек форта. Нет, нет, Джуди, на свою беду, набралась кое-чего у колонистов и особенно у шаркунов-офицеров. — Если так, Непоседа, то вот школа, которая может ее исправить… Скажи, однако, что это вон там прямо против нас? Для острова это слишком мало и слишком велико для лодки, хотя стоит как раз посреди озера. — Щеголи из форта прозвали это Замком Выхухоли, и сам старик Том скалит зубы, слыша эту кличку, которая как нельзя лучше определяет его свойства и привычки. Это неподвижный дом; там их всего два: этот, который никогда не сдвинется с места, и второй, который плавает и потому находится то в одной, то в другой части озера. Он называется ковчегом, хотя я не берусь объяснить тебе, что значит это слово. — Оно пошло от миссионеров, Непоседа, которые при мне рассказывали и читали об этой штуке. Они говорят, земля была когда-то вся покрыта водой, и Ной со своими детьми спасся, построив судно, называвшееся ковчегом. Одни делавары верят этому преданию, другие не верят. Мы с тобой люди белые и христиане. Нам подобает верить… Однако не видишь ли ты где-нибудь этот ковчег? — Он, несомненно, отплыл к югу или стоит на якоре в какой-нибудь заводи. Но наш челнок уже готов, и пара таких весел, как твое и мое, за четверть часа доставит нас к «замку». После этого замечания Зверобой помог товарищу уложить вещи в челнок, уже спущенный на воду. Вслед за тем оба пограничных жителя вошли в него и сильным толчком отогнали легкое судно ярдов на восемь или десять от берега. Непоседа сел на корму. Зверобой устроился на носу, и под неторопливыми, но упорными ударами весел челнок начал скользить по водной глади, направляясь к странному сооружению, прозванному Замком Выхухоли. Обогнув мыс, спутники время от времени переставали грести, оглядываясь на окружающий пейзаж. Перед ними открылся широкий вид на противоположный берег озера и на поросшие лесом горы. Изменились форма холмов и очертания заливов, далеко на юг простиралась долина, которую они раньше не видели. Вся земля казалась одетой в праздничный наряд из древесной листвы. — Это зрелище согревает сердце! — воскликнул Зверобой, когда они остановились в четвертый или в пятый раз. — Озеро как будто для того и создано, чтобы мы могли поглубже заглянуть в величественные лесные дубравы. И ты говоришь, Непоседа, что никто не считает себя законным владельцем этих красот? — Никто, кроме короля, парень. У него, быть может, есть какие-то права на это озеро, но он живет так далеко, что его претензии никогда не потревожат старого Тома Хаттера, который владеет всем этим и собирается владеть, покуда будет жив. Том не скваттер[27], у него нет земли. Я прозвал его Плавуном. — Завидую этому человеку! Знаю, это нехорошо, и постараюсь подавить это чувство, но все-таки завидую этому человеку. Не думай, пожалуйста, Непоседа, что я хочу забраться в его мокасины, такой мысли нет у меня на уме, но не завидовать не могу. Это естественное чувство; у самых лучших из нас есть такие естественные чувства, которым подчас дают волю. — Тебе надо только жениться на Гетти, чтоб наследовать половину этого поместья! — воскликнул Непоседа со смехом. — Очень милая девушка! Не будь у нее сестры-красавицы, она могла бы показаться почти хорошенькой; а разума у нее так мало, что ты легко можешь заставить ее смотреть на вещи твоими глазами. Женись на Гетти, и ручаюсь, что старик уступит на твою долю всю дичь, которую ты сможешь подстрелить на расстоянии пяти миль от озера. — А здесь много дичи? — спросил Зверобой, не обращая внимания на насмешки Марча. — Да здесь дичи полным-полно повсюду. Едва ли кто-нибудь хоть раз спускал против нее курок, а что касается трапперов, то они сюда забредают редко. Я бы и сам реже околачивался здесь, но бобр тянет в одну сторону, а Джуди — в другую. За последние два года эта девчонка стоила мне больше сотни испанских долларов[28], и, однако, я не могу избавиться от желания взглянуть еще раз на ее личико. — А краснокожие часто посещают это озеро, Непоседа? — спросил Зверобой, следуя течению своих собственных мыслей. — Они приходят и уходят иногда в одиночку, иногда небольшими партиями. Видимо, ни одно туземное племя в отдельности не владеет этой страной, и потому она попала в руки племени Хаттеров. Старик говорил мне, что некоторые проныры подбивали жителей Мохаука на войну с индейцами, чтобы получить от Колонии право на эту землю. Однако ничего не вышло: до сих пор не нашлось человека, настолько сильного, чтобы заняться этим делом. Охотники и поныне имеют право свободно бродить по здешним дебрям. — Тем лучше, Непоседа, тем лучше. Будь я королем Англии, я издал бы постановление, что всякий человек, который срубит одно из этих деревьев, не нуждаясь по-настоящему в строевом лесе, должен быть изгнан в пустынные и бесплодные места, где никогда не ступал ни один зверь. Я, право, рад, что Чингачгук назначил свидание на этом озере, потому что мне никогда еще не доводилось видеть такого великолепного зрелища. — Это потому, что ты жил так далеко среди делаваров, в стране, где нет озер. Но далее к северу и к западу таких водоемов сколько угодно. Ты молод и еще можешь увидеть их… Да, на свете есть еще другие озера, Зверобой, но нет другой Юдифи Хаттер! В ответ на это замечание Зверобой улыбнулся и затем погрузил свое весло в воду, как бы сочувствуя спешке влюбленного. Оба гребли изо всех сил, пока не очутились в сотне ярдов от «замка», как Непоседа в шутку называл дом Хаттера. Тут они опять бросили весла. Поклонник Юдифи сдержал свое нетерпение, заметив, что дом в настоящее время, видимо, пуст. Эта новая остановка позволила Зверобою осмотреть своеобразную постройку, которая заслуживает особого описания. Замок Водяной Крысы — как этот дом был в шутку прозван каким-то остряком-офицером — стоял посреди озера на расстоянии четверти мили от ближайшего берега. Во все другие стороны вода простиралась гораздо дальше; до северного конца озера было мили две, и целая миля, если не больше, отделяла дом от восточного берега. Нигде нельзя было заметить никаких признаков острова. Дом стоял на сваях; под ним плескалась вода. Между тем Зверобой уже успел заметить, что озеро отличается изрядной глубиной, и попросил объяснить ему это странное обстоятельство. Непоседа разъяснил загадку, сказав, что в этом месте тянется длинная узкая отмель на протяжении нескольких сот ярдов к северу и к югу и всего в шести или восьми футах от поверхности воды и что Хаттер вколотил сваи в эту отмель и поставил на них свой дом ради пущей безопасности.
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!