— Порву! — утробно прорычал он и замахнулся. Ильин шарахнулся назад, в салон, и удар дубинкой пришелся по кузову. Крепыш снова замахнулся. Ильин прыгнул вперед. В прыжке он налетел на крепыша, толкнул его связанными руками и головой в грудь. Крепыш тяжело, как Голиаф, рухнул на камни, Ильин приземлился сверху. Выкрикивая что-то нечленораздельное от возбуждения, страха и ярости, Ильин вдавил указательные пальцы связанных рук в кнопку распылителя. Коричневая жижа заливала глаза, нос и рот крепыша, который шипел, хрипел и мотал головой, пытаясь стряхнуть с себя едкую химию. Чтобы закрепить эффект, Ильин покрепче обхватил флакон обеими ладонями и принялся колотить плоским дном флакона брюнета по лицу. Удар, еще удар, а потом еще и еще. Во все стороны летели капли крови. После 10–15 ударов, которыми Ильин разбил ему нос, губы и скулы, крепыш затих. Пошатываясь, Ильин встал. Ягер, повизгивая и держась за глаза, катался на камнях метрах в четырех от него. «Машина!» — осенило Ильина. Он обернулся, чтобы завладеть транспортным средством. И вдруг обнаружил, что его нет. Впопыхах брюнет, теперь дремавший на камнях, не поставил автомобиль на ручник. И теперь машина — а это была старенькая «ВАЗ-21099» — в гордом и немного печальном одиночестве катилась по уходившей вниз дорожке. Через секунду она скрылась за склоном. Еще через несколько секунд послышался мощный удар. Отшвырнув флакон, Ильин бросился бежать. Он был без обуви, босой как туземец, и попадавшиеся на пыльной тропе камни впивались в кожу, но сейчас это было далеко не главное. Ильин был жив и свободен. Он просеменил мимо «99-й», которая затихла, врезавшись в кусок скалы на склоне возвышавшейся впереди горы. Ильин свернул вслед за дорожкой. Он понятия не имел, куда бежит, но дорожка уходила вниз — а значит, рано или поздно она приведет к морю. Через пять минут, ослабший, запыхавшийся и изрезавший ноги в кровь Ильин сообразил, где находился. Пустынная тропа, по которой его везли подручные детины, огибала гору. А за ней, в нескольких сотнях метрах впереди, виднелись огни приморского городка Калифейка. Ильин был у подножия Айоса. Радостный, что скоро встретит людей, а значит, окажется, наконец, в полной безопасности, Ильин продолжил бежать. Боковым зрением увидел черноту моря, простиравшегося справа. И что-то яркое, видневшееся вдали. Пятно трепетало красным огнем. — О, нет, — озаренный страшной догадкой, выдохнул Ильин. Больше он не чувствовал ни боли, ни усталости. Как оголтелый, газелью мчался Ильин к спуску на набережную. Прохожие замирали, пораженно глядя на босоногого бегуна в плавках и с диким взглядом, но Ильин не замечал никого. Вот и спуск вниз, испещренный выбоинами и ямами. Перескакивая через них, Ильин преодолел эти десятки метров и вылетел на крохотную набережную Калифейки. У пирса стояли двое. По широким шортам первого и точеной фигурке второй Ильин признал в них Рябко и Настю. Парочка таращилась на воду с глупым видом. — Только не это, — простонал Ильин, подбегая к пирсу и собственными глазами убеждаясь, что его самая страшная догадка была верна. «О, смотри, — там, в машине, радостно говорил своему напарнику Ягер. — Вехтэ все сделал! Хороший костерок!». Только теперь Ильин сообразил, о чем шла речь. Вдалеке, в добром километре от берега, ярко полыхал белоснежный катер. Услышав хруст гальки, Рябко обернулся. — Санек, — пробормотал он. — Тут такое дело… Нашего катера здесь нет. А вот там, далеко, горит что-то, подозрительно смахивающее на лодку. И меня снова терзают смутные сомнения… Ильин без сил опустился на землю и уронил голову на колени. Глава третья — У меня не осталось ничего. Все, что я накопил в своей долбанной жизни, было вложено в этот катер. У меня больше ничего нет. Ни копейки. Я нищий и бездомный… этот, как его… как одним словом назвать нищего и бездомного? — Неудачник, — подсказал Рябко. — Нет, на языке крутится… — Безнищий? — неуверенно предложила Настя. — Нище… домный? — Депутат и слуга народа, — выдал новый вариант Рябко и начал хихикать над своей шуткой, но вовремя осекся: — Прости. — Голодранец! — вспомнил Ильин. — Вот то самое слово. Знакомьтесь, я — голодранец. Они сидели в огороде домика Ольги на Кипарисовой улице, на отдаленной окраине Калифейки, посреди тихого и глухого частного сектора. Ильин глушил пиво, жалея себя, Рябко обнимал Настю за талию и наверняка лихорадочно думал, где можно с ней уединиться. Ольга возилась в доме, накрывая своим вынужденным непрошенным гостям на ночь. — Не хочу тебя расстраивать, бро, — кашлянул Рябко, — Но эти уроды спалили не только «Бланко», но еще и все наше снаряжение. — «Бланко», — задумалась Настя. — Я только сейчас поняла. Вы так назвали катер, потому что он белый, как бланк? Ну, бумажка такая, в конторах выдают? Так интересно… — Точнее, снаряжение это совсем и не наше, а Якоря, — продолжал давить на больную мозоль Рябко. — А мы ему должны были кучу денег. И теперь должны еще больше. А рассчитаться нечем. И вот тут засада. Ильин стиснул зубы и от бессилия приложился к бутылке. — У меня родня в Сибири живет. Двоюродный дядя по отцу. Когда я был пацаном, он звал туда. Самое время перебираться. — Я один раз сибирские пельмени пробовала, — похвалилась Настя. — Такие вкусные! Из дома вернулась Ольга. Она принесла еще две бутылки пива. Одну вручила Ильину. Тот поблагодарил ее взглядом выброшенного на улицу замерзшего беспомощного щенка. Ольга уселась на скамейку напротив. — А документы? — Документы тоже были на лодке. Все надо восстанавливать. Не осталось ничего. Вообще ничего. Гол, как сокол. — Значит, с поисками золота — все? Настя взяла Рябко за руку и серьезно поведала: — Ой, я такие золотые сережки в интернет-магазине видела, закачаешься! — Какие поиски, — горько хмыкнул Ильин. — У нас нет лодки. У нас нет карт. У нас нет навигатора. У нас нет даже самой захудалой маски с трубкой. Мы даже буй не бросили там, где ту посудину нашли, потому что эти упыри могли за нами следить. У нас вообще ничего нет. — Есть информация, — возразила Ольга. — В наше время информация это главное. — Это так вам, журналистам, начальство врет. Главным всегда были и всегда будут деньги. Черт… И что мне делать дальше? Рябко тискал Настю. Ольга помолчала для приличия и открыла рот: — Я кое-что узнала. От химика знакомого. Про то вещество в бутылках. — Да какая теперь разница, — отмахнулся Ильин и снова приложился к пивной бутылке. — Все к чертям полетело. Из-за этих тварей. Паскуды вонючие… — В тех бутылках было смертельное вещество. Яд. Очень токсичный. Химик в шоке был, когда звонил. Сказал, что одной емкости достаточно, чтобы отравить весь Севастополь. Если, например, вылить эту отраву в систему городского водоснабжения. По сути, это химическое оружие. А это уже очень серьезно. — У меня нет лодки, — пробормотал Ильин, отчаянно жалея себя. — И вот это серьезно. — На емкостях ведь дата стоит, 1944 год, — напомнила Ольга. — А это как раз время, когда наши отбили Севастополь у немцев. Говорят, что третий рейх разрабатывал план по возвращению города. Они могли планировать отравить водопровод и просто убить все население вместе с гарнизоном. Рябко присвистнул. — Хочешь сказать, это дерьмо мы и нашли? — Что значит «хочешь»? Я прямо и говорю! — Офигеть, — Рябко побледнел. — А я хотел понюхать… Мать моя женщина. Настя принялась гладить его и успокаивать: — У всех мать женщина. Даже у меня. Мы так устроены. Ильин покосился на Ольгу. — И что теперь? Нужно к властям обратиться? Рассказать, что и как? Там ведь еще куча этих ящиков лежит. — Но вы не бросили буй! А те уроды, которые спалили катер и хотели убить тебя, они ведь как раз эти ящики и ищут, правильно? Рябко вздрогнул. — Погодите! Айн момент! Если мы расскажем все ментам, они начнут поднимать тот катер с ящиками. Обложат там все, посторонних не подпустят на милю. Пригонят кучу дайверов со спецоборудованием. А если они и найдут наше золото? Хрен кто нам нашу долю даст! Мы вообще ни с чем останемся! Потом сообщим, бро, когда золото найдем? Ильин всплеснул руками: — Какое золото, аллё?! Как мы его будем искать? Вычерпывать море вот этой бутылкой? Нам нужна лодка! А лодки у нас нет! Рябко загрустил. Ольга молчала, теребя этикетку на бутылке. Ильин делал глоток за глотком и вспоминал свой катер. Настя большими глазами смотрела на всех, а потом произнесла: — У меня есть лодка. Ильин и остальные разом уставились на нее. — Что? — У меня есть лодка. Ну, папина. Точнее, не у меня, а у папы. Она стоит на пирсе за Кафиреусом. Папа только в выходные на ней плавает. Хотя почему-то говорит, что ходит. Как можно на лодке — ходить? Глупости какие-то. А все потому, что в наших школах сейчас детей ничему не учат.