— Меня интересует убийство. В нем много такого, что вызывает недоумение. Я надеялась, вы мне поможете. — Помогу в чем? — В понимании того, что там случилось. Вы ведь наверняка участвовали в расследовании? Перельман нахмурился и отвернулся. Не дождавшись от него ответа, она продолжила: — Тело, по-видимому, так и не было найдено, и постановление «смерть в результате неправомерных действий» основывалось на огромном количестве крови на месте преступления, практически равном тому количеству, которое содержится в крупном мужском теле. И на следах ужасающей борьбы жильца с незваным гостем, вооруженным топором. Она достала из сумочки и протянула Перельману несколько глянцевых фотографий. Он быстро просмотрел их, удивленный и раздраженный тем, что это были официальные полицейские фотографии, снабженные подписями. Один лишь их вид вызвал у него неприятные воспоминания. «Где она их взяла, черт побери?» — спросил себя Перельман, но тут же понял ответ. — Думаю, эти фотографии отвечают на любой вопрос, который может у вас возникнуть в связи с этим убийством. Не уверен, что могу что-то добавить. Как вам известно, убийство так и не было раскрыто. Его голос прозвучал резче, чем ему хотелось бы, и на катере установилась тишина, нарушаемая только криками чаек. — Какой необычный катер, — сказала Констанс, меняя тему. — У него высокая скорость? Перельман невольно улыбнулся: — Это сигаретный катер. И да, он очень быстрый. — Сигаретный? — Изначально их использовали бутлегеры во время сухого закона, когда им приходилось удирать от береговой охраны. В какой-то момент этим катерам дали такое название из-за их узкой удлиненной формы, похожей на сигарету, что позволяло им развивать большие скорости. — А какой смысл в них сегодня, когда сухой закон остался в прошлом? — Гонки на моторных лодках сегодня очень популярны. И эта форма доказала свою близость к идеалу. — Перельман сделал неопределенный жест рукой. — Я купил этот тридцатидвухфутовый корпус года через два после того, как стал здесь начальником полиции. Эта старинная модель построена в конце шестидесятых, у нее были новые внутренности, что и привлекло мое внимание. — Внутренности? — Двигатели, уже оснащенные клапанной коробкой, головкой блока цилиндров, другими автомобильными деталями. — Автомобильными деталями? Вы хотите сказать, что на катере автомобильные двигатели? — Конечно. Их часто снимают с автомобилей, попавших в аварию, и переоснащают для катера. — Перельман похлопал по крышке люка. — У этой детки стоят два движка «Корвет-454» со старых «шевроле», форсированные для увеличения мощности. — Я думала, что катера и автомобили несовместимы. — Конверсия не составляет труда. А управлять катером даже проще, чем машиной. Нет коробки передач. — Он рассмеялся. — Просто поверни ключ, нажми на газ и держись — ну, вы знаете. — Вообще-то, я не знаю, но спасибо за увлекательное объяснение. — Никогда не сидели за штурвалом лодки? — Ни лодки, ни автомобиля и ничего другого. — Я… Перельман заставил себя замолчать. Ее слова удивили его. Но еще и помогли понять, что интерес, который она демонстрировала, был из чистой вежливости. — Конечно, — продолжил он, меняя курс, — этот конкретный катер гораздо больше времени проводит на стоянке, чем в заливе. У меня два года ушло на то, чтобы его перекрасить, а название я так и не придумал. — Он посмотрел на Констанс. — Есть какие-нибудь предложения? — «Вверх по реке»?[27] Он рассмеялся. — Слушайте, я виноват, если слишком нервно прореагировал на разговор о том убийстве. У меня это больное место. Когда я только приехал сюда, с момента убийства прошло всего два месяца. Я должен был показать, на что я способен, и с усердием взялся за расследование. Но мы так никуда и не пришли. — Почему? — Понимаете, убийца должен был войти в дом и выйти из него, но мы не нашли следов ни входа, ни выхода, ни причаливания катера, ни приезда и отъезда машины, ни свидетеля, который видел бы чей-то приход и уход, ни малейшего указания на то, кто бы это мог быть. — И тело тоже не нашли? — Мы считаем, что его выбросили в океан где-то поблизости, поскольку вывезти его незаметно с острова вряд ли было возможно, но на берег тело так и не вынесло. То, что произошло убийство, было ясно как день. Не только по количеству крови жертвы, но и по отметинам с волосами и кусочками скальпа, оставленным в дереве топором, по характеру разбрызгивания крови, по кровавым каплям с орудия убийства, не говоря уже о том, повторюсь, сколько крови там было пролито. Кровь, конечно, принадлежала хозяину дома. — И сколько было крови? — Около пяти литров. Это практически весь объем крови в человеке. Потеря даже половины грозит жертве геморрагическим шоком четвертого уровня, а это неизбежная смерть. — Расскажите мне о жертве. — Его фамилия была Уилкинсон. Рэндалл Уилкинсон, под шестьдесят лет, холостой. Работал инженером-химиком, экспертом по смазочным материалам и растворителям в автомобильной субподрядной компании в Форт-Майерсе. Почти так же интересно, как наблюдать за высыхающей краской. — В буквальном смысле, — вполголоса сказала Констанс. — Да. Как бы то ни было, он способствовал изобретению некоторых новых процессов. И благодаря этому переехал на Каптиву и купил Мортлах-хаус. А года два спустя оказался жертвой одного химического происшествия. Кажется, получил повреждение легких. Это случилось в две тысячи четвертом или пятом году. Он всегда жил тихо, вежливо, уединенно. Каждый вечер в любую погоду, даже в дождь, гулял по берегу на заходе солнца. А потом, в один июльский вечер две тысячи девятого года… — Перельман развел руками. — Вы сказали, он был холост. — Верно. — А вы не знаете, он застраховал свою жизнь? — Да, у него был срочный страховой полис. На довольно крупную сумму, но ничего из ряда вон. Бенефициаром была его сестра. Естественно, страховая компания противилась, но в конечном счете все выплатила. — Сестра живет поблизости? — Нет. В Массачусетсе, кажется. — Перельман посмотрел на Констанс. — Вы же не думаете, что она убила брата? Даже страховая компания ее не подозревала, а уж они-то всех подозревают. Как бы там ни было, насколько я помню, она жила тихой жизнью. В дом этот она так и не переехала, умерла вскоре после того, как его унаследовала. Констанс снова разгладила на себе платье: — Были ли у него враги? — Насколько нам известно, нет. Мы допросили всех, кого можно было представить: химиков, которые с ним работали, родственников, его однокурсника, с которым он делил комнату, когда готовился к получению степени магистра во Флоридском университете, его друзей по начальной школе. Он вел очень скучную, законопослушную, тихую жизнь. Констанс кивнула: — Судя по фотографиям, убийца подтащил тело к двери. — Правильно. Это-то и сбивало с толку. Следы крови ведут прямо к двери, потом через порог, а дальше след резко обрывается. Мы предположили, что убийца погрузил тело прямо в машину. Но, черт меня побери, мы не нашли никаких следов покрышек или свидетелей, видевших машину. — Понятно. Констанс посмотрела на него удивительно проницательным взглядом. На какое-то мгновение Перельман ощутил совершенно ничем не оправданное желание, чтобы Констанс в том или ином качестве стала членом его команды. — Я знаю, шеф Перельман, что нераскрытые убийства никогда не закрываются, остаются в замороженном состоянии. За время работы здесь вы, вероятно, слышали бессчетное число рассуждений по этому поводу. А вы лично считаете какую-либо версию более убедительной, чем остальные? Он немного помолчал, прежде чем ответить: — Чем больше об этом думаешь, тем меньше смысла видишь в этом деле. Мне досталась моя доля нераскрытых убийств. Тут уж так: ты делаешь все, что в твоих силах, а потом просто откладываешь дело в сторону. Не очень удовлетворительно, боюсь, но такова жизнь. — Он поднялся с сиденья. — Возьму пиво. Вам принести что-нибудь? У меня в каюте охлаждается бутылка «Бужоле нуво». — Спасибо, нет, — ответила Констанс, тоже вставая. — Вы были очень терпеливы. Я ценю вашу откровенность. — Если раскроете это убийство, — сказал Перельман с иронической улыбкой, — дайте мне знать. Он с запозданием понял, что Констанс истолковала его вставание как намек на то, что разговор закончен. Это было досадно — ему надоел вопрос, который они обсуждали, но никак не ее компания. — Естественно. — Констанс убрала фотографии в сумочку и перекинула ремешок через плечо. — Последний вопрос, если позволите. — Пожалуйста. — Я ни в коем случае не хочу поставить под сомнение вашу работу. Но уверены ли вы, что там была кровь Уилкинсона? — По правде говоря, во время убийства на Санибеле и даже в Форт-Майерсе не было оборудования, каким мы располагаем сегодня. Однако я лично снимал образцы ДНК с более чем полудюжины различных улик с места преступления, включая волосы и кровь, и отвез их Майами в криминалистическую лабораторию, где в то время имелась соответствующая аппаратура; кроме того, я отвез туда несколько известных образцов ДНК Рэндалла Уилкинсона, снятых в доме. Все совпало с ДНК Рэндалла Уилкинсона. Это, вне всяких сомнений, была его кровь. А потом… — Он помедлил. — В прошлом году я передал образцы в другую лабораторию — мало ли, вдруг технологии две тысячи девятого года были не слишком точны. Результаты те же. На губах женщины заиграла озорная улыбка: — И тут, я думаю, вы окончательно отложили дело в сторону. — Туше. — Еще раз спасибо. Прежде чем он успел предложить ей руку, Констанс поставила одну ногу на кромку борта и легко перепрыгнула на пирс. Когда она отвернулась от него, Перельман ощутил слабый запах парфюма. Парфюм тоже был исключительно редкий — его бывшая подруга прочла ему как-то лекцию об этом в parfumerie в Палм-Бич, куда можно было попасть только по приглашению. Запаха он так и не забыл, но названия не мог вспомнить. Он боялся, что эта загадка не даст ему уснуть допоздна.