— Да. — Принесите его мне. — У меня два полных мусорных мешка. — Замечательно. Мы любим мусор из моря. Каждый предмет рассказывает историю своего путешествия. — Превосходно. Гладстон нахмурилась: — А береговая охрана не проводит анализ такого же рода? Я не хочу никаких осложнений с ними. По-простому говоря, они нас не любят. Пендергаст помолчал, прежде чем ответить: — Я полагаю, разумно предположить, что все заинтересованные стороны будут проводить похожий анализ. Это наиболее очевидный путь расследования. Однако береговая охрана, по крайней мере те люди из береговой охраны, которые занимаются расследованием, принадлежат, что называется, к «старой школе». У них есть новейшие технологии, но они предпочитают опираться на собственный морской опыт, включая карты полувековой давности. Я убежден, что они недооценивают сложность проблемы… вероятно, очень сильно недооценивают. Я знаю о метеорологии достаточно, чтобы понимать: естественные системы Земли не всегда предсказуемы. Поэтому я бы предпочел работать с кем-то, кто предпочитает современные инструменты и теории и вряд ли отринет возможные результаты только потому, что они не отвечают общепринятой мудрости. В любом случае о вашей роли никто не узнает. — Справедливо. Тогда скажите, что думает береговая охрана? — Что обрубки принесло из кубинской тюрьмы. — По-моему, это разумное предположение. — Проблема в том, что это только предположение. Теперь они пытаются подогнать имеющиеся у них данные для подтверждения этой версии. — А вы считаете, что это называется ставить телегу впереди лошади? — Это кардинальная ошибка любого уголовного расследования. Гладстон кивнула. Она не сомневалась, что закончится все это какой-нибудь жуткой заварухой. Она вовсе не была уверена, что сумеет провести надлежащий анализ, — Пендергаст был прав, когда сказал, что проблема сложная. Но ведь нельзя же отказать ФБР, правда? И потом, в этом бледном человеке в светлом костюме было что-то странно магнетическое. С интеллектуальной точки зрения. 13 Лорен Мейфилд, эсквайр, размышлял над последними страницами особенно сложного безотзывного траста, когда в дверь его кабинета постучали. Он с облегчением отложил документ и сказал: — Войдите. Дверь открылась, и его секретарь Эвелин просунула голову внутрь: — Пришла женщина, которая звонила вам сегодня утром и просила ее принять, мистер Мейфилд. — Хорошо. Пожалуйста, пригласите ее. Мейфилд отодвинул в сторону документ по трасту и поправил галстук. Женщина отказалась сообщить, зачем хочет его видеть. Будучи адвокатом, Мейфилд любил тайны. Чем таинственнее, тем больше шансов получить хороший гонорар. Но когда женщина вошла в его кабинет, Мейфилд на какое-то время забыл о деньгах. Она была молода и необыкновенно красива. А ее платье, хотя и чопорное и консервативное, не могло скрыть очертаний ее тела. Он встал, и его инстинкты адвоката тут же дали о себе знать. — Рад познакомиться с вами. Меня зовут Лорен Мейфилд. Прошу, садитесь. Он умышленно не завел разговор о хорошей погоде за окном, или о том, как прекрасно выглядит его посетительница, или о других подобного рода светских пустяках. — Меня зовут Констанс Грин. Спасибо, что согласились принять меня в срочном порядке. — С удовольствием. Когда первоначальное удивление прошло, Мейфилд понял, что одежда этой женщины не просто чопорная, а категорически старомодная. Никто на Санибеле не носил платья по щиколотку, да и шлепанцы на босу ногу считались здесь вполне приемлемыми. Возможно, она из американских амишей[10] или принадлежит к какой-нибудь другой старинной христианской секте. Он посмотрел в окно, но не увидел на улице никаких трехколесных велосипедов. Не важно, он вскоре все выяснит. Мейфилд положил руки на стол и переплел пальцы, полностью отдавая свое внимание посетительнице. — Чем могу служить, миз Грин? — Я к вам по поводу Мортлах-хауса. — Вот оно что. Возможно, этим объяснялся покрой платья. Не хочет ли она использовать дом для какой-нибудь фотосессии? Если так, то ей следует поторопиться. — Мне сказали, что со всеми запросами нужно обращаться к вам. Мейфилд кивнул: — Да, я представляю интересы нынешнего владельца дома. — Отлично. Мы хотим его арендовать. — Мы? — Мой опекун и я. — С какой целью? Может быть, хотят устроить бал-маскарад, подумал Мейфилд. Что-нибудь эксцентричное. — С целью поселиться там, естественно. Он идеально расположен. Услышав это, адвокат не смог сдержать усмешку: — Извините, миз Грин, но, к сожалению, это невозможно. — Почему? С этим домом какие-то проблемы? — Нет. Его тщательно обслуживали. — В нем кто-то живет? Или в нем нет мебели, или он требует уборки? — На все вопросы ответ отрицательный. Мортлах-хаус нельзя сдать в аренду, потому что через несколько дней назначен его снос. Эта информация не удивила молодую женщину. Она с удивительным хладнокровием разгладила на себе платье. — Понимаю. И все же к какому-то соглашению мы могли бы прийти. Мейфилд отрицательно покачал головой: — Миз Грин, жаль, что вы не обратились ко мне пять лет назад. — Пять лет назад я была не в состоянии арендовать этот дом. — Нет. Я хотел сказать, что пять лет назад такое предложение показалось бы даром Божьим. А теперь, к сожалению, просто слишком поздно. Миз Грин вскинула брови в немом вопросе. И хотя Мейфилд был адвокатом, он почувствовал искушение отказаться от своей естественной сдержанности и упомянуть одну-две подробности. Это, по меньшей мере, задержало бы привлекательную женщину в его кабинете еще на несколько минут и отсрочило бы его возвращение к безотзывному трасту. — Мой клиент приобрел Мортлах-хаус чуть меньше десяти лет назад, когда дом был в гораздо худшем состоянии. Он живет на севере — на территории большого Нью-Йорка — и полагал, что это будет неплохим вложением в недвижимость, сдача в аренду на зиму и тому подобное. Он заменил крышу, некоторые подгнившие бревна, обставил дом по-новому, сделал ремонт, перекрасил. Но арендаторы подворачивались редко, и завлечь их было нелегко. — Он подался вперед. — Вы знаете, что такое маленькие городки с их слухами. — Я полагаю, вы имеете в виду убийство. Мейфилд тут же откинулся на спинку кресла: — Да. Оно произошло в две тысячи девятом году. Я не знаю всех подробностей, известно только, что хозяина убили — убили топором, судя по найденным вещественным доказательствам, — а убийцу так и не нашли. Естественно, исчезновение тела породило слухи гораздо более активные, чем при других обстоятельствах. — Мейфилд вытянул губы. — Эти сведения должны были присутствовать в информации о собственности. Но вместо этого владельцы выждали некоторое время, чтобы слухи улеглись, а потом продали дом кому-то нездешнему, незнакомому с историй. — Покупатель мог бы подать в суд. — К сожалению, я не могу вдаваться в подробности такого рода, тем более что не представлял его интересы до завершения сделки. Мой клиент полагал, что кардинальная перестройка сотрет прошлое. К сожалению, так не случилось, и опять все из-за этих островитян и их слухов. — Ваш секретарь сказала мне, что, сколько ни перекрашивали стены, на них все равно проявлялась кровь. И те немногие, кто оставался здесь на ночь, сообщали о стуках, а один или два раза о звоне цепей, слабый звук которых слышался в ночные часы. Ему придется поговорить об этом с Эвелин. — Нелепо, не правда ли? Как бы то ни было, мой клиент терпеливо сохранял дом в идеальном состоянии, но, поскольку эта чепуха никуда не девалась, все возможные арендаторы так или иначе прознавали об этих историях, и дом вместо выгодного вложения стал пылесосом, выкачивающим деньги. Застройщики давно интересовались этим местом, хотели построить кондоминиум, и мой клиент решил, что пришло время снести этот дом. — «И получить неплохую прибыль», — подумал Мейфилд. — Попросту говоря, это не дом, а обуза. — Но я вам уже сказала: мы хотим его арендовать. Мейфилд печально покачал головой: — К сожалению, сделка уже заключена.