– Понятно. Прощай. Неожиданно разом загомонили старички: – Слышь, парень, ты чего удумал?! Мы сейчас помощь крикнем! Не знаю, хотел ли Василий Васильевич Штанько что-то сообщить миру напоследок. И не узнаю никогда, потому что пока он открывал рот, чтобы высказать последнее «Фи!», я всадил ему нож по рукоятку в грудь. Поначалу никто из присутствующих ничего не понял – всех отвлекло ружьё, зажатое в левой руке, и лишь когда теперь уже покойный машинист засучил руками по столу, сметая всё с него, замешательство прошло. Старички грозно открыли рты, но я их опередил, отпрыгнув назад и наведя на них оружие. – Отцы! Я вас ни пугать, ни запугивать не буду. Вы и так видели столько, что вас не пронять ничем. – речь получалась немного пафосной, но зато от чистого сердца. – Убивать вас я не собираюсь – вы мне ничего не сделали, потому давайте разойдёмся миром. Можете закричать, прибежит охрана и меня обязательно кончат, но с собой я так или иначе заберу кого получится. На ваших руках будет эта кровь. Предлагаю так: я ухожу, а вы через десять минут объявляете. Можете даже сообщить, что убил этого, – я с омерзением ткнул рукой в лежащую на столе голову Васильевича, – Витя Кривой. Михалыч и его люди меня знают. Вот пусть они меня и ловят, если не испугаются. Старички смотрели на меня с неприкрытой злобой в глазах, но молчали, ждали продолжения. – Встаньте, пожалуйста, из-за стола и подойдите ко мне, держа руки на виду. Только сейчас смог нормально осмотреться. Ба! Да тут полноценное жильё оборудовано! У стены несколько коек, шкафы, буржуйка в углу. Чистенько, убрано, носками не воняет. Пенсионеры между тем приблизились, соблюдая все мои требования. Из кармана жилета я извлёк специально приобретённую заранее связку пластиковых хомутов, велел приятелям Васильевича стать на колени и споро стянул им за спиной сначала руки, а затем и ноги. Один из дедов недовольно прокряхтел: – Ноги-то зачем? Мы вроде сбегать не планировали. – Затем, что тут инструментов полно вокруг, мастерская как-никак, и руки освободить вы в два счёта сможете. А так у меня фора будет. Вместо ответа на мои рассуждения он лишь хмыкнул. Неожиданно подал голос второй: – Ты за людишек, что Васька возил в Харьков на торг, рассчитался? – Да, и за них тоже. – Говорил я ему, – грустно вздохнул старик, устраиваясь на полу поудобней. – Плохое это дело, работорговля… А он всё «Да я только машинист! Зла никому не делаю!» Врал ведь, и все вокруг знали, что врал. И мы знали. Вот и подох не своей смертью. Отвечать на эту полуриторическую речь я не стал. Молча выдернул нож из груди покойного, обтёр об его одежду. Кляпы связанным вставлять не решился, чтобы ненароком не задохнулись. Люди покушали, выпили – велика вероятность захлебнуться рвотными массами, если что-то не так пойдёт. Да и докричаться до охраны ещё суметь надо. На выходе, сам не знаю зачем, обратился к деповским: – Извините, что так вышло. У меня других вариантов не было. – и быстро ушёл, закрыв за собой все двери по ходу. На улице меня проняла крупная, нервная дрожь, голова от внутреннего перенапряжения начала радовать микровзрывами боли. Я шёл. Не быстро и не медленно, не избегая встречных, стараясь держаться в тени и про себя отсчитывая шаги. Вроде бы детский приём, но здорово помогает успокоиться и перестать терзать себя всякими сомнениями и ожиданием плохого. … Шестьсот семьдесят восемь, шестьсот семьдесят девять… вон уже и конец привокзальной площади наметился, подсвечиваемый слабым светом от генератора казино. – Лови!!! Лови!!! Мужика в бейсболке и с повязкой на глазу! Лови!!! Освободились, значит, старички. Быстро! Мигом на землю полетели упомянутые предметы (ничего страшного, очки в кармане, если что). Вроде бы никто не заметил, все растерянно крутят головами, пытаясь понять, что случилось. Огромным усилием воли подавил желание сорваться с места и стремглав броситься наутёк. Остановился, тоже изобразил заинтересованность. –… А чего случилось?.. –… Опять поножовщина? Когда уже этой водяры напьются… –… Чего орать? Стрельбы ведь не было? Мимо, в сторону депо, пробежала охрана, провожаемая задумчивым взглядом вокзальных обитателей. Неожиданно один из ротозеев обратился ко мне: – Слышь, мужик, чего там случилось? Я склонил голову на правую сторону, постарался сжать пустую глазницу, имитируя прищур, и с ленцой в голосе, но трясясь внутренне, ответил: – Без понятия. Похоже, завалили кого-то. Сейчас вертухаи начнут тут всех трусить, как пионеры грушу. Карманы наизнанку гарантированно вывернут – повод-то какой! Моя вскользь брошенная фраза имела необычайный успех и отклик в сердцах окружающих. Не сговариваясь, народ стал бочком-бочком расползаться по сторонам. Не отставал и я. Травма моя в этой суматохе осталась незамеченной, хитрость удалась, и неожиданно стало понятно – уйду. Целым и невредимым уйду. Вот он, грустный праздник на моей улице! Васильевича, как и обещал сам себе, угробил. То, что до паровоза не добрался – мелочи. Без машиниста он всего лишь груда металла. Пока Михалыч нового найдёт… Да и найдёт ли? Мало их сейчас. Спокойно дошёл до схрона со скутером, спокойно поехал по указанной рикшей дороге под нарастающие на привокзальной площади вопли. –… Всем стоять!.. –… Одноглазого выглядывайте!.. А, гребите всех, может маскировка… Через полчаса я был за городом. По дороге меня никто не останавливал, лишь провожали огоньками самокруток буржуя, который по ночам для удовольствия кататься средства имеет. Когда проезжал памятный пустырь – невольно постарался разглядеть труп Петрухи, но не смог. Убрали, наверное… Отъехав по трассе километров пятнадцать, я заглушил мотор и скатил скутер с дороги. Причин было две: слабенький свет фары слишком поздно выхватывал из темноты провалы и ямы в асфальте, отчего езда превратилась в сплошную тряску и ежесекундный риск свернуть себе шею или просто навернуться с всевозможными осложнениями; и вторая – лихих людей по ночам никто не отменял. Кто знает, что там, впереди? За всю оставшуюся ночь никто мимо меня не проходил и не проезжал. Я не спал, ожидая погоню, но обошлось. Скорее всего, с утра начнут планомерно злодея искать, если начнут вообще. В ожидании солнышка вслушивался в себя. Васильевича я убил, вроде как отомстил, вот только легче не стало. Глухая тоска о спутнице никак не хотела покидать душу, выворачивая её наизнанку воспоминаниями. Пусто внутри меня было, одиноко. Если бы не желание вернуться домой, увидеть маму, папу и сестрёнку – совсем бы зачах, или запил. Только начало светать – продолжил путь. Старенькая Хонда опять не подвела, завелась с первого раза. Уже было людно – в обе стороны автомагистрали двигался народ, всевозможными образами транспортируя свои пожитки или грузы. Дважды навстречу мне попадались автомобили – тёртые жизнью, но вполне крепкие Жигули – универсалы. Владельцы гордо восседали на водительском месте, снисходительно посматривая на пешеходов, и медленно, аккуратно объезжали многочисленные ямы. Через несколько часов я миновал бывшую Российско-Украинскую таможню. Там словно третья мировая прошла. Сплошное пепелище, на останках которого с избытком виднелись следы от пуль. Что же тут случилось? Однако останавливаться и спрашивать не решился. Надо ехать, пока едется. После обеда показался Харьков, а перед ним, километров за пять до первых домов, прямо в поле, странное сооружение впечатляющих по площади размеров. Сделано оно было из поставленных в два, а кое-где и в три яруса морских контейнеров и больше всего напоминало строительный городок. Перед въездом виднелась стоянка с разномастными машинами, тележками, тачками. И сновало до неприличия много народу, словно в субботу на колхозном рынке. Заинтересовавшись, решил всё же заехать. На парковке пузатый, сытый охранник стребовал десяток гвоздей за услуги, выписал талончик, чем привёл меня в полное изумление и попробовал стрельнуть закурить. Табака с собой не было, а вопросы были. Подумав, я отвалил от щедрот своих ему два гвоздя и небрежно завёл беседу. Мужику было явно скучно, поэтому мою затею скоротать за трёпом время воспринял с радостью. – Я там таможню проезжал, – начал с нейтральной темы я. – Что с ней случилось? – А, было дело… давно. – Хороший ответ. Он оценил мою шутку, и мы посмеялись. – Как безвластие с бардаком во время мора начались, так таможенники мигом беспредел удумали творить. Озолотиться им очень хотелось. Поднабрали уголовников всяких с оружием, своих приятелей подтянули и давай беженцев до трусов раздевать. Банда, в общем, получилась. – Таможенники чьи? – уточнил я. – И те, и эти, – сплюнул на землю охранник. – объединились сходу, уроды… А потом им не повезло. Откуда-то вояки приехали, злые, как черти, и без всяких предупреждений в хлам разнесли их логово из артиллерии. Люди только спасибо сказали. Сам не видел, но говорили, что не выжил никто. С тех пор без защитников границы обходимся, и ничего, живы и здоровы! – Угу… А тут что было? Смотрю, тоже не вчера построили. – ПВР тут был. – Что? – недоумённо переспросил я. – ПВР, – терпеливо, словно маленькому, повторил собеседник. – Пункт Временного Размещения. Для беженцев построили их тогда, ну… ты понял, по всем федералкам. Чтобы, значит, горячего пожрать, медпомощь всякая и переночевать под защитой… Опять же, военным спасибо. Именно они тогда порядок тут навели, и дорогу до самого Крыма от всякой шушеры вооружённой вычистили. – Ясно… а теперь тут что? – Так рынок же! Оптовый! Слепой, что ли? Я смущённо улыбнулся. Значит, не заметил он моей красоты под очками, радует. – Нет, просто в ваших краях впервые. Потому и интересуюсь. – Тоже на море посмотреть едешь? – скептически спросил охранник. – Много вас по лету… Но оно и хорошо, значит оживает мир, раз люди на юга потянулись… Неожиданно резкий порыв ветра принёс едкую вонь, напомнившую помесь хлева и коровника. Мы оба сморщили носы: «Ф-фу!». – Это что за гадость? – Зверинец, чтоб его за ногу да через забор… Там, сбоку… – он показал рукой в левую от входа в рынок сторону. – Тварей в клетках держат, за денежку малую любопытным показывают, а за большую продают. Вот только дерьмо их за забор ссыпают, лодыри! Нет бы в поле вывезти… Богатые же люди! Целая артель звероловная даже при них образовалась! А от вони избавиться – ни в какую… – Да кому они нужны, твари эти?! – Э-э-э, не скажи. Они сейчас столько стоят – страх! Потому как повывелись почти и редкие теперь, словно яйца Фаберже. А новым богатеям очень престижно иметь в клетке кота пушистого, или собаку на цепь посадить при входе – чтобы крутость свою и достаток демонстрировать знакомым. Кавказцы – те, к примеру, волков обожают, чуть ли не кипятком писаются. Любые деньги за щенка отвалят, не раздумывая. Сходи, глянь, это недорого. За технику не бойся – у нас без баловства, строго. И если бензин нормальный нужен – обращайся, помогу с хорошей скидкой. – Подумаю,– нейтрально ответил я и действительно решил проведать зверинец. Не поглумиться, нет. Просто я должен, обязан был узнать – может, кому-то из разумных нужна помощь. Общение с доберманом многое во мне изменило. Потом обратно, по дуге, к сектантам двину. Попробую разузнать про судьбу ушастой ещё раз. Нашёл вход в высоченной бетонной ограде, примыкавшей к рынку, заплатил три гвоздя сонному, неопрятному человеку на кассе и получил гугняво-типовой инструктаж: «Животных не кормить, близко не подходить, ответственности никто ни за что не несёт». Кривясь от предстоящего зрелища (никогда не любил зоопарки), шагнул внутрь. – Витя?! Глава 6