Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 9 из 29 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Смогу, — снова твердо ответил Паша. — Не сомневайтесь! Но Николай Иванович все-таки сомневался. Он немного походил по классу, подумал, затем сказал: — Вот что, ребята, сделаем так: три книги — три выступления. Ты, Павел, будешь первым, расскажешь про «Малую землю» — про саму книгу и исторические события, которые легли в ее основу. Сагина возьмет на себя «Целину», а «Возрождение»… — Николай Иванович еще раз обвел медленным взглядом класс, большинство ребят тут же опустили головы и постарались сделаться невидимыми, —…Ира Селезнева. Невзрачная рыжеватая девочка, которая была дежурной на первом уроке Паши в этой школе, поднялась из-за парты и негромко произнесла: — Хорошо, Николай Иванович! — Значит, решено, — удовлетворенно констатировал историк. — Но перед выступлением на общешкольной конференции мы проведем как бы ее репетицию. Сами понимаете! Поэтому следующий четверг соберем всех комсомольцев в актовом зале, и вы трое перед ними по очереди выступите. Явку ребят обеспечат комсорги… Строгий взгляд на Веру Сагину, та кивнула — сделаю. — У вас и у десятого «б», — продолжил Николай Иванович, — в четверг всего шесть уроков, значит, собираемся сразу после них в актовом зале и слушаем наших выступающих. Причем внимательно и вдумчиво, чтобы не пропустить какой-то ошибки или неточности! Я там тоже буду, как и руководство школы: директор Раиса Михайловна и завуч Маргарита Павловна. Общешкольная конференция — мероприятие чрезвычайно важное и ответственное, на него наверняка придет кто-то из райкома комсомола, да и из нашего партийного начальства может инструктор пожаловать… Так что вам, ребята, следует очень хорошо подготовиться! Чтобы не подвести на нас, ни себя. * * * После окончания уроков, когда все уже одевались в гардеробе, к Паше подошел Борис Васильев. — Я слышал, ты будешь на школьной конференции по книгам Брежнева выступать? — спросил с некоторой тревогой в голосе. Понятное дело: случись что, ему, как комсомольскому вожаку, тоже нехило достанется. — Не бойся, не подведу! — широко улыбнулся Паша. — Всё будет тип-топ, в полном ажуре! — Смотри, Матвеев, — тихо, зловеще прошипел Васильев, — не подкачай! Тебе ведь в конце года для поступления в институт хорошая комсомольская характеристика нужна будет, верно? Так что… — Не дрейфь, Борька! — упокоил его Паша. — Мужик сказал — мужик сделал. Выступлю по первому разряду. Зуб даю! И чиркнул ногтем большого пальца по правому клыку. Да еще цыкнул, как заправский урка. Борис снова недоверчиво на него посмотрел, но ничего больше не сказал, просто повернулся и ушел. «Надо бы потом как-нибудь поговорить с ним, — подумал Паша, — объяснить, что не претендую не его место. Мне бы только в школьное бюро войти — и вполне достаточно, для моих планов, вполне хватит. А комсоргом школы пусть по-прежнему Борька остается…» Паше было абсолютно понятно, что Васильев очень обеспокоен по поводу вдруг объявившегося нового школьного активиста и, по сути, конкурента. А ну как тоже захочет комсомольскую карьеру сделать? И для начала — стать комсоргом школы. А от так старался, чтобы получить эту должность! Еще в восьмом классе, одним из первых среди сверстников, вступил в ряды ВЛКСМ и сразу же погрузился с головой в напряженную общественную работу, тянул ее, как мог. А потом вошел в школьное бюро… В девятом же классе, когда освободилось желанное место, стал комсоргом. И вот теперь, почти в самом конце школьного обучения, он мог его потерять… Да ни за что на свете! Пусть этот болван Пашка Матвеев даже и не мечтает! Не бывать ему комсомольским вожаком школы, ни за что! * * * Паша заскочил домой, бросил портфель, пообедал на скорую руку, переоделся и сказал, что идет на улицу. Родители не возражали: сегодня суббота, законный день отдыха. Иди, сынок, гуляй с друзьями, имеешь право! Только смотри, возвращайся не слишком поздно! Чтобы в девять часов был уже дома! Паша пообещал не задерживаться. С собою он взял старый, объемистый рюкзак (нашел на антресолях) и моток бечевки. Встретился с Сашкой и Володькой на привычном месте — пустыре, те тоже запаслись большими сумками и веревками. — Ну что, идем за макулатурой? — сказал Сашка и направился в сторону бульвара. — Ты это куда? — остановил его Володька. — К башням, — показал рукой Сашка. — Там много квартир, пойдем сверху вниз… — Сашка, ты думать когда будешь? — вздохнул Володька. — Это же новые дома, туда люди только совсем недавно переехали. А при переезде что обычно бывает? — Что? — непонимающе посмотрел на него друг. — Люди выбрасывают старые вещи, в том числе — газеты и журналы. В новую квартиру никто эту макулатуру не потащит. Нам в другую сторону. И кивнул на старые бараки, предназначенные к расселению и сносу. Расчет был простой, но верный: в них живут уже давно, всякого барахла (в том числе — газет с журналами) за годы накопилось много. И всю эту макулатуру отдадут с легкой душой, чтобы возиться. Все обитатели бараков уже знали — скоро им переезжать, так чего жалеть-то? Тем более что бумага пойдет в переработку — на новый картон и упаковки, следовательно, это будет хорошее, благое дело. — Но там Гвоздь же живет, — замялся Сашка. — Ничего, — успокоил его Паша, — как-нибудь справимся. Нас же трое! Длинные двухэтажные бараки, куда они направлялись, построили еще в конце тридцатых годов — для рабочих цементного завода. Разумеется, никаких отдельных квартир, коммуналки, коридорный принцип: как войдешь в подъезд (двери всегда нараспашку), так налево и направо — да длинных ряда каморок по десять-двенадцать квадратных метров каждая. В коридоре — десять комнат, предназначенных для десяти семей. На всех — одна общая кухня: десять (опять же) столов с керосинками. Газа в доме не было — в такой старый, прогнивший барак его просто побоялись проводить. Мало ли что! Если, не дай бог, дом просядет, труба лопнет, газ пойдет в помещения… Многочисленных жертв тогда точно не избежать. От керосинок, когда все хозяйки дружно готовили на кухне обед или ужин, гарь стояла такая, что всё было, как тумане: сине-серое марево. Но если что-то по неосторожности и загорится — то всего одна керосинка, легко потушить. Хоть какие-то меры безопасности… На весь этаж (а это двадцать комнат, примерно пятьдесят-шестьдесят жильцов) — два общих туалета (мужской и женский соответственно). Горячей воды, само собой, тоже не было, для мелких нужд ее грели на тех же керосинках, а мыться ходили (обычно по субботам) в соседние бани. Билет стоил недорого — всего двадцать копеек, а в бане можно было и попариться, и похлестать друг друга от души березовым или дубовым веником, чтобы смыть недельную грязь, и даже кое-какое белье заодно простирнуть. Цементный завод в конце пятидесятых годов перенесли на другое место (подальше от новых жилых кварталов), а обитатели бараков остались. И вот теперь им объявили, что к концу года каждой семье непременно выдадут ключи от новых квартир. Разумеется, со всеми удобствами: газом, горячей водой, раздельными туалетом и ванной комнатой, большой кухней, балконами и т. д. и т. п. Поэтому настроение в бараках царило в основном приподнятое, почти что праздничное. Ребята вошли в подъезд и свернули в правый коридор. Стучались в двери комнат, говорили, что собирают для школы макулатуру. Люди откликались охотно и пачками отдавали ненужные учебники (пятидесятых годов), старые, желтые газеты и потрепанные журналы. Рюкзак и большие сумки наполнились довольно быстро. — Всё, с нас пока хватит, — сказал Володька, когда они закончили обход коридора. — Иначе не дотащим. И точно: и рюкзак, и хозяйственные сумки были наполнены, что называется, под завязку. Взяли их в руки (рюкзак, само собой, на спину), потащили в сторону приемного пункта. Пока донесли — все выдохлись и взмокли от пота. Ввалились к приемщику, водрузили книжные пачки и газетно-журнальные связки на весы. Вышло более сорока килограмм. За это получили четыре абонемента (на Дюма и Уэллса) и две марки по два кило каждая, которые следовало наклеить внутрь маленьких книжиц. И еще, разумеется, деньги за сданную бумагу, целых восемьдесят восемь копеек. По общему согласшению деньги и абонементы взял себе Паша — как главный организатор и мозговой центр всего этого предприятия. — Отлично, — подвел итог первой ходки Володька, — начало положено. Что дальше? — Продолжаем в том же духе, — ответил Паша. — Еще столько же — и закроем четыре абонемента, потом выкупим книги в магазине. Ну, а затем я поеду на Кузнецкий мост… Но это уже в следующую субботу, в эту я ничего уже не успею. — Хорошо, — согласился Володька, — продолжим. Снова вернулись в барак, вошли в левый коридор. Процедура сбора была уже отработана до автоматизма. Стук в дверь: «Здравствуйте, мы из школы, собираем макулатуру». После чего люди лезли на антресоли и скидывали оттуда пачки пожухлых газет и растрепанных старых журналов. Которые тут же плотно перевязывались бечевкой (чтобы не развалились по дороге) и упаковывались в сумки. Но уже через пятнадцать минут ребятам пришлось прерваться. * * * Очередную дверь им открыл некий тощий, пропитой субъект в майке-алкоголичке и старых, растянутых трениках. Посмотрел на ребят мутным взором, почесал давно не бритый подборок и выдал: — У меня газет нет — не выписываю, но зато есть старые книги. От тетки достались, как и эта комната… Выяснилось, что Тамара Николаевна (так звали родственницу тощего субъекта) год назад прописала к себе на жилплощадь непутевого племянника (его только что выгнала из дома жена) и завещала ему все имущество. А месяц назад тетка скончалась — старая была, болела часто и долго. Племянник ее, как положено, похоронил и вот уже которую неделю пьет за упокой души, все никак не может остановиться. Самые ценные вещи любимой родственницы: шубу, зимнее пальто, женские сапоги, фарфоровый сервиз, серебряные ложки, вилки и ножи — он уже успешно пропил, теперь очередь дошла до мебели. В частности, до большого двустворчатого немецкого шкафа, бог знает, когда и как попавшего к тетушке. Племянник уже нашел на него покупателя, но нужно было освободить шкаф от содержимого. А в нем на полках хранились книги… — Выбрасывать жалко, — почесал бок племянник, — а самому тащить их куда-то, сдавать на макулатуру лень. Может, возьмете? Паша посмотрел: книги были в основном сороковых-пятидесятых годов, но и имелись и значительно более ранние, в том числе — и дореволюционные издания. «Возьмем, — согласился Паша, — пакуем, ребята!» Почти половина томов поместилась в рюкзак, а оставшиеся перевязали в плотные пачки — чтобы удобно было нести в руках. Сердечно поблагодарили пьяненького племянника и с чувством выполненного долга покинули барак. — В приемный пункт? — спросил Вовка, сгибаясь под тяжестью сумок. — Нет, — покачал головой Паша, — книги нужно сначала посмотреть и разобрать. Возможно, некоторые из них удастся продать через букинистический магазин. Там интересные издания берут на комиссию. Я знаю один такой — имени Ивана Федорова, на Лубянке. — Где? — не понял Сашка. — Э-э-э… В самом центре Москвы, возле площади Дзержинского, — тут же поправился Паша. — Так куда их понесем? — уточнил Вовка. — Давайте вон к тем лавочкам… Расположились на широких дворовых скамейках, стали изучать свою добычу. Сортировкой занимался Паша — в книгах он неплохо разбирался (в прошлой жизни у него была довольно большая библиотека). Одни тома он передавал Сашке и Володьке (это в макулатуру), другие откладывал отдельно, по большей части — самые старые, дореволюционные (это в букинистический магазин). Управились всего за полчаса. Ненужные книжки и собранную в бараке макулатуру оттащили в приемный пункт, вышло еще двадцать с лишним кило, а отобранные издания Паша сложил к себе в рюкзак и отнес домой. Надо будет еще раз как следует посмотреть и понять, сколько можно за них получить денег. Вряд ли очень много (это были по большей части обычные, не раритетные издания), но все-таки… Паспорт у него (вернее, Пашки Матвеева) имелся (его выдавали с шестнадцати лет), значит, проблем со сдачей на комиссию и получением денег не будет. Дома честно сказал родителям, где взял книги и что собирается с ними делать. Нина Николаевна неодобрительно покачала головой: — Получается, ты чужое продаёшь… Нехорошо! — Я книги спасаю, — возразил ей Паша, — их бы все равно на помойку выбросили или в переработку отправили — на картон и оберточную бумага, а так они попадут в руки к библиофилам — тем, кто любит книги и умеет их собирать и хранить. А это доброе, хорошее дело! Можно сказать, я борюсь за сохранение национального культурного наследства! — Да ладно тебе, пусть сдаст, — пожал плечами Тимофей Васильевич. — Он же их не украл, ему просто так отдали. Опять же — Пашка эти книги на себе домой тащил, трудился. А всякий труд должен оплачиваться! На этом дискуссия закончилась. У себя в комнате Паша еще раз внимательно проинспектировал добычу и отобрал три наиболее старых издания — 1905-года. Надо в начале следующей недели найти время и съездить на Лубянку… На площадь Дзержинского, то есть. Получить хоть какие-то деньги и отоварить полученные абонементы — два (на Дюма и Уэллса) удалось закрыть полностью. И тут же продать их на Кузнецком. Классическая формула любого предпринимательства: товар — деньги — товар. Начало «макулатурному» бизнесу было положено. Глава 8
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!