— Вот и мама тоже беспокоилась, даже по врачам меня таскала, но потом я как-то вдруг сам собой разговорился… — Я спрашиваю, не поздновато ли звоню? Тебе удобно разговаривать? — А чего ж неудобно? Сижу в машине, веду наружное наблюдение, скучаю… — Опять людей не хватает? Все сам, все сам? — посочувствовала я. — Тебе, наверное, не до наших проблем… — Ой, не кокетничай, Елена Владимировна! Ты же знаешь, ваши проблемы — мои проблемы, что случилось-то, снова Натка? — Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! Нет, Натка в порядке, это у меня к тебе дело. Ты не можешь узнать, что за ситуация с ЖК «Супердом»? Это затяжной долгострой у меня тут, по соседству. Люди говорят, из-за него мы постоянно сидим то без воды, то без света, сил уже нет терпеть… — И правильно, не надо терпеть! Ты ж судья, засуди их всех на фиг! — бодро посоветовал лейтенант. — Я судья, когда дело есть, — строго напомнила я. — А пока его нет, я рядовая гражданка без особых прав и полномочий. — Ну, дело сшить мы умеем, это ты по адресу, — обнадежил меня Таганцев. — Задачу понял, разузнаю — сообщу… Все, отбой, у меня тут объект пришел в движение! Он бросил трубку, а я немного подумала и нашла в своем списке контактов номер Даши Горшковой, теперь уже Толоконниковой. Два года назад я разводила ее с супругом, который изо всех сил пытался оставить все нажитое в браке имущество себе одному. Ему, видите ли, оно было нужнее, чем Даше: он собирался срочно жениться на другой, а та уже на сносях. Пикантность ситуации заключалась в том, что новая избранница Горшкова — ее звали Алина, если я не ошибаюсь, — забеременела вовсе не от него. Настоящий отец ребенка жениться никак не хотел, и папа Алины, преуспевающий бизнесмен средней руки, негласно объявил что-то вроде конкурса на руку своей дочери. За невестой давали хорошее приданое, но и от жениха требовали принести в молодую семью что-то весомое, вот Горшков и старался обобрать несчастную Дашу до нитки. Я тогда прямо в зале суда разобрала по косточкам эту некрасивую схему и не позволила мерзавцу Горшкову пустить бывшую супругу по миру. Потом мы с Дашей эпизодически общались — в основном обменивались поздравлениями с праздниками, и еще я на ее новой свадьбе была… Я отправила Даше эсэмэску: «Привет, когда тебе будет удобно поговорить?» — и она позвонила мне сразу же. — Елена Владимировна, дорогая, здравствуйте! Голос у Даши был бодрый, но на заднем плане отчетливо хныкал младенец, и я усомнилась в том, что ей сейчас на самом деле удобно разговаривать. — Даша, привет, я действительно тебя не отвлекаю? Слышу малыша, это твой? — Мой! — гордо ответила Даша. — Вадим Кириллович Толоконников, почти двух месяцев от роду. Не хочет спать, поросенок, катаю его туда-сюда в коляске на балконе, по опыту знаю — эта физкультура мне минимум на полчаса, так что могу поговорить! — Да смысла нет, наверное, раз ты в декрете… После развода Даша устроилась в мэрию — секретарем к начальнику чего-то архитектурно-градостроительного, я не запоминала точное название должности. — Я в декрете, но из обоймы не выпала, — успокоила меня Даша. — Вы только скажите, что нужно, и я постараюсь! — Даш, у меня тут такое дело… Я вкратце описала историю с нашим многострадальным домом, и Даша пообещала прояснить ситуацию. Я заранее поблагодарила ее, пожелала им с Вадимом Кирилловичем спокойной ночи, положила трубку и мысленно поставила галочку: одно дело сделала, по крайней мере хотя бы начала. Теперь с другими бы разобраться… По сложившейся привычке я притащила домой полный портфель бумаг, чтобы изучить их в спокойной и комфортной обстановке. Промашечка вышла: при свете свечей читалось мне плохо, трудно. К тому времени, когда Сашка с Фомой благополучно досмотрели свое кино (а я его благополучно дослушала, дверь-то фанерная!), я изучила только пару бумаг — один из исков к строительно-инвестиционной компании «Райстрой» — застройщику нового микрорайона «Рай-град»… Вот, кстати, кто, интересно, придумал такое название? Он был совсем дурак или просто слишком честный? Дать новому микрорайону название по месту, куда никак нельзя попасть при жизни, это, по-моему, прямое заявление о гнусных намерениях! Понятно же, что этот «Рай-град» был обречен стать вечным недостроем. Хотя это теперь понятно, да. А шесть-семь лет назад, когда люди покупали в нем квартиры «на стадии котлована» — скорее, скорее! Это очень выгодно! — соответствующего понимания ни у кого, кроме застройщика, не было. Он-то, возможно, все именно так и планировал. Застройщики — они далеко не все порядочные, скажу я вам. Некоторые, совсем наоборот, весьма коварные типы гражданской наружности. Да что говорить, в одной только столице десятки проблемных ЖК и сотни недостроенных объектов! Есть, конечно, такого рода истории с хеппи-эндом: к примеру, в Восточном округе Москвы еще при Лужкове построили несколько домов, куда вселили обманутых дольщиков, даже не потребовав с них каких-то дополнительных денег. Но это очень редкий случай, вообще статистика печальна, и «Рай-град» незначительно ее ухудшил. Одна шестнадцатиэтажка на десять подъездов — это сколько? Около тысячи квартир и ровно столько же обманутых покупателей, если членов семей не считать… Ну хотя бы четверо из тысячи пострадавших не поленились — дошли до суда. Иски обманутые дольщики подавали индивидуально, у каждого из них были свои претензии и требования: один истец требовал вернуть деньги, которые он уже внес, другой — выдать ему не только предоплаченную квартиру, но и еще одну, вторую, как компенсацию нанесенного вреда в виде моральных страданий и реальных убытков — на покупку жилья он брал кредит, едва не оставивший его без штанов. Кто-то требовал просто квартиру, кто-то — все равно что, хоть жилье, хоть деньги. Общим по всем четырем искам было одно — ответчик, а именно компания-застройщик, с которой заключались договоры долевого участия в строительстве. Это позволило объединить все четыре дела — да хоть четыреста! — в одно производство. «Рай-град» был на слуху, его широко и красиво рекламировали. В торговых центрах приятные юноши раздавали цветные буклеты, а хорошенькие девушки в строгих костюмчиках и модных очках проводили консультанции, демонстрируя потенциальным покупателям эффектные компьютерные ролики и величественные пенопластовые макеты. В роликах захлопотавшиеся домохозяйки и их измученные работой мужья, едва взяв в руки сверкающие ключики от квартиры в «Рай-граде», преображались, как чумазая Золушка, заполучившая в персональные стилисты-костюмеры добрую фею. Они моментально превращались в нарядно одетых людей со свежими улыбчивыми лицами и модными прическами, а их постылая действительность мгновенно таяла, и из завораживающих переливов радужного фона формировались изумительные интерьеры и прекрасные ландшафты. Детально проработанные макеты из старательно раскрашенного пенопласта придавали компьютерным картинкам определенную убедительность. На макетах были представлены все дома «Рай-града», включая и те три, которые уже были благополучно построены. Между прочим, непросто было удержаться и не купить по сдельной цене квартирку в четвертом доме «Рай-града», когда по телевизору то и дело показывали счастливых новоселов, обживающих три свеженькие шестнадцатиэтажки. Помнится, я и сама засматривалась на рекламные баннеры «Рай-града», как-то вмиг, как грибы, выросшие на улицах и перекрестках. К счастью, у меня тогда не было денег, а взять ипотеку я так и не собралась — не до того было. Натка как раз вляпалась в очередную историю и чуть не погибла… Кому-то повезло гораздо меньше, чем мне. Этих невезучих было искренне жаль. Как-то на процессе, подобном тому, который сейчас веду я, знаменитый адвокат Артем Павлов, отстаивая интересы человека, потерявшего деньги и не получившего оплаченные квадратные метры, сказал: «Квартира в России больше, чем жилье. Забери у человека квартиру — и он потеряет жизнь». Броская фраза мне запомнилась и теперь крутилась в голове, не позволяя забыть о важности темы. Возможно ли вернуть людям жизнь, которую у них забрали? Истец Михеев П. Д — Паша, мы поехали! — Лиза пропустила вперед пацанов, с грохотом посыпавшихся вниз по лестнице, и обернулась с порога. — Ты на хозяйстве, за бульоном следи, ладно? — Да помню я, — ответил он чуть громче, чем надо было. — Пашка, ну не сердись! — Лиза протопала по коридору обратно — кроссовки скрипнули на линолеуме, длинно шагнула в комнату, дотянулась и чмокнула мужа в щеку. Заманчиво нашептала ему в ухо: — Вернусь — сварю обалденно вкусный борщ! — Ладно, — ворчливо согласился Павел, обнимая жену ниже талии. — И не гони на шоссе! Шестьдесят кэмэ в час, не больше! Хорош уже лихачить, ты почти многодетная мать! — Я шлепки для бассейна забыл! — мимо открытой двери, деловито сопя, протопал вернувшийся Данька. — Склеротик! — беззлобно ругнулся Павел и погладил Лизин живот. — Просто рассеянный! — обиженно крикнул из детской чуткий сын. — Рассеянный, как склероз! — Лиза, как обычно, легко привела их к единому знаменателю. — Плавки хоть не забыл? — крикнул Павел. — Я их надел! — А трусы взял? — Павел прислушался, вздохнул и развел руками, отпустив жену. — Судя по отсутствию ответа и шебуршанию в бельевом ящике — забыл! — Но вспомнил же. — Юный склеротик, на ходу копошась в перекинутом через одно плечо рюкзаке, сердито протопал мимо в обратном направлении. — Даня, давай живее! — Лиза улыбнулась Павлу, выскочила в коридор, оттуда крикнула: — Запру тебя на желтый ключ! — Ладно. Она уже не услышала: загремела ключом, затопала спешно вниз по ступенькам. Павел посмотрел на часы: ну, конечно, опять они опаздывают! Этой осенью Витюша, их младший, тоже пошел в школу, и кое-как налаженная жизнь отчетливо затрещала по швам. Мелкого нельзя было отпускать одного, до школы предстояло ехать на маршрутке, и Данька, старший, с доставкой брата помочь не мог: их пятый «Ж» занимался во вторую смену. Теперь Лиза утром отвозила в школу Витьку, забрасывала на тренировку Даньку, возвращалась домой, готовила им всем обед и ужин, ехала забирать младшего, привозила его домой, делала с ним уроки и шла к остановке встречать с маршрутки старшего. От остановки до их дома было с полкилометра, белым днем — не расстояние, но не хотелось, чтобы пацан ходил один в темноте, а осенью смеркалось рано… Вечером, после ужина, надо было еще сделать уроки с Данькой, провернуть стирку, приготовить всем на завтра одежду, придумать меню на следующий день… На то, чтобы работать и хоть что-то зарабатывать, свободного времени у Лизы не было, и она сидела за своими переводами по ночам. Павел на нее за это злился. Лиза всегда была худенькой и хрупкой, а с постоянным недосыпом стала и вовсе тоненькой и голубовато-прозрачной, как сосулька. Павел боялся, что жена совсем растает, и тщетно пытался отогнать ее от компьютера. — Михеев, ты тиран! — шепотом, чтобы не разбудить пацанов, мирно сопящих в соседней комнате, комично возмущалась Лиза. — Ты древний деспот, Михеев, и мораль у тебя совершенно архаичная! Откуда вдруг этот мужской шовинизм? Когда мы познакомились, ты признавал за женщиной право на труд! — Потому что, когда мы познакомились, женщина не пренебрегала своим правом на отдых! — шептал в ответ Павел, откатывая кресло вместе с сидящей в нем Лизой прочь от стола с компьютерами. — Ну, так умчи же меня в манящие дали! — сдавалась Лиза, откидываясь на спинку кресла. Мчать было недалеко — манящие дали располагались тут же, большой компьютерный стол на два рабочих места торцом утыкался в подлокотник дивана, который на ночь раскладывался, а днем снова собирался в относительно компактную конструкцию: можно было сидеть на нем, принимая гостей или глядя в телевизор. Хотя гости к ним приходили редко, а телевизор и вовсе включался только на час в день исключительно для просмотра мультиков. Времени не хватало ни на что. Времени и денег. — Не дрейфь, Михеев! — шептала мужу Лиза, когда они успокаивались в своих манящих далях, собираясь наконец поспать. — Мы прорвемся! Нам не впервой! — Прорвемся, прорвемся, спи уже. — Павел целовал жену и заворачивал ее в одеяло как в кокон. Ему все казалось, что она стеклянная, а так хоть не разобьется… Днем, пока никого не было дома, он много и результативно работал, успевая за месяц нарисовать большую книжку. Издательство детской литературы, в котором Павел Михеев трудился художником-иллюстратором, вполне преуспевало, так что на отсутствие заказов жаловаться не приходилось. Приходилось жаловаться на постоянные задержки гонораров и роялти — процентов с продаж проиллюстрированных Павлом книг. Их иной раз приходилось ждать по полгода и выбивать из бухгалтерии чуть ли не с топором, из-за чего Лиза смешно называла вредных издательских бухгалтерш старухами-процентщицами. Сама Лиза работала на другое издательство, специализирующееся на переводной художественной литературе, и ей платили достаточно регулярно, но мало. В результате семейный бюджет был вечно скромен и то и дело прорывался зияющими дырами: приходилось то экстренно чинить машину, то менять внезапно потекший унитаз, то покупать новые школьные брюки Даньке, растущему, как бамбук в период дождей… Нет, если бы не выплаты по кредиту, они бы справлялись. Этих двадцати пяти тысяч ежемесячно как раз хватило бы, чтобы распустить мучительно туго затянутые пояса. Роскошествовать они бы, конечно, не стали, но зажили бы поспокойнее и посытнее. Хотя Лиза, надо отдать ей должное, проявляла чудеса экономии. Она почти ничего не тратила на себя, обходясь домашней косметикой и бесконечно продлевая жизнь своим когда-то модным нарядам. Сама красила волосы, сама подстригала кончики, сама делала маникюр и педикюр. Вязала себе и детям чудесные веселые шапочки и, стараясь выглядеть модно и стильно, миксовала вещи, как виртуозный наперсточник.