Он махнул рукой: – Вот ты еще обидься! И чё твой обратный? Ни поменять, ни обменять. Хотя сдать можешь. По крайней мере на бабки не попадешь. – А дальше? – спросила она. Он почесал затылок. – А дальше… Поедем автостопом. До Ялты, потом до… Дальше – до Курска. А там и до столицы-мамы недалеко. Хоть на телеге, а доберемся. – Ты серьезно? – удивилась она. – Это возможно? Он ухмыльнулся. – Ничего невозможного, детка, на свете нет! Уж ты мне поверь. Особенно если в наличии есть капуста. – Умник, – усмехнулась она. – И какая я тебе детка, малыш? Он махнул рукой и взял ее чемодан. – Двинули, что ли? И добавил: – Малыш! – после чего рассмеялся, и она, неожиданно для себя, – тоже. Сначала поймали грузинского горячего парня на разбитой «Волге», ехавшего свататься к родне. Грузин сокрушался, что невеста немолода и собою нехороша, но… Он поднимал большой палец и театрально держал паузу: «Богата, как цар! Вернее, царыца». У невестиного папы, дай ему бог здоровья, плантации мандаринов и лимонов – цытрысаваи, короче. Ну, дом еще у папы, машины. Короче – сказка! Они ухахатывались на заднем сиденье. – А как же любовь? – давясь от смеха, спросила Марина. Водитель, обернувшись, посмотрел на нее как на сумасшедшую. – Какая любовь, слюшай? Уважение! Уважение надо. Почтение. К папе, маме, к жене. А она – любовь! – возмутился он. Потом, словно о чем-то вспомнив, он резко притормозил и закричал: – Кто такая любовь? Кто ее видел? Он требовал ответа, а они снова умирали от хохота. Кстати, Марининого попутчика звали Денис. Он был студентом Архитектурного и торопился в Москву по серьезным делам – заболел отец, которому предстояла тяжелая операция. Она удивлялась его веселью и осторожно спросила: – А у тебя настроение вполне приличное для такого повода? Он отмахнулся. – А ты что предлагаешь? Уже сейчас начать сходить с ума? И кому я помогу? Себе, маме, отцу? Правильно, никому. Вот доберусь и тогда расстроюсь. Не сомневайся. И больничку на уши подниму, и лучшего врача доставлю. И все лекарства – мыслимые и немыслимые. Ты не волнуйся – я замечательный сын. И родители у меня замечательные. И вообще, вся семья. А пока я еще на каникулах. Она внимательно посмотрела на него и подумала: «А ведь прав! Вот что бы изменилось, если бы он сейчас канючил, ныл, скулил и страдал? Ничего. Научиться бы так! Так относиться к проблемам. Не всякому дано». И она вспомнила своего возлюбленного. Вернее, бывшего возлюбленного. И философски подумала: «Какие на свете разные люди! Ну просто земля и небо». Потом они ночевали в маленьком селе, куда их привез жених. А утром брат его невесты отвез их на дорогу, где они снова голосовали. Повезло отнюдь не сразу – на дороге торчали почти пять часов. Палило солнце, а потом начался дождь – мощный, отчаянный, но короткий, слава богу. Пожалел их водитель разбитого грузовичка с открытым кузовом. В кузове перевозили мелкий домашний скот, и желтое редкое сухое сено, устилавшее шаткий деревянный пол, удушливо пахло засохшим навозом. В машине они уснули и даже почти обсохли. А когда проснулись – от голода и вечерней прохлады, – стали мечтать о мамином борще, домашних пельменях, горячем душе и чистом постельном белье. Жалела ли Марина, что отправилась в это дурацкое путешествие, поддалась на авантюру незнакомого человека? Да нет, пожалуй. Хотя к концу второго дня эта «романтика» ей уже поднадоела. Попутчик ее не раздражал – не приставал с лишними разговорами, не клеился, не намекал на что-либо неприличное. К ночи приехали в небольшой городок, выпрыгнули из кузова и с радостью ощутили земную твердь. Ночевку нашли в общежитии местного техникума, сунув сонной вахтерше мятую трешку, – договариваться Денис мог и умел. Та же вахтерша принесла им чаю с сушками и полбанки подсохшего сливового варенья. Марина вытянулась на узкой неудобной скрипучей кровати и… с невиданным блаженством закрыла глаза. Пожалуй, так крепко и сладко она давно не спала – с самого детства. Утром Денис ее растормошил и приказал одеваться. – А куда спешить? – сонно удивилась она. Он внимательно на нее посмотрел и ничего не ответил. Она тут же пришла в себя, вскочила и виновато сказала: – Прости. Следующую машину поймали довольно быстро, и угрюмый шофер обещал целых триста километров сплошного пути – без остановок, но за деньги. Они переглянулись и согласились. В машине на заднем сиденье Марина снова уснула, слыша сквозь сон мужскую беседу – о чем? Вот это было совсем неинтересно. Остановились у придорожного магазина, где купили сыроватую буханку вязкого серого хлеба, плавленые сырки и пару бутылок молока. Наспех поели и снова двинулись в путь. Теперь на заднем сиденье спал Денис, а Марина сидела рядом с шофером и смотрела в окно. Ей казалось, что едет она по этой ухабистой, виляющей разбитой дороге черт-те сколько времени – ну, уж не три дня точно. И дорога эта не кончится никогда – так и будет подмигивать редкими светофорами, пугать кочками и ямами, мелькать убогими деревушками, переездами с чахлыми палисадниками, пыльными рябинами, только набирающими свой карминный цвет, и шустрыми, нервными машинами, обгоняющими их неторопливого и молчаливого водителя. Та жизнь, вернее, тот ее короткий отрезок – на море, в душной комнате с серой марлей на окнах, со сбитыми мокрыми простынями, сковородкой с яичницей и крепким, заваренным в литровой банке чаем, с Андреем, сидящим на краю кровати, – немного растерянным, близоруко щурящимся, разумеется, по-прежнему пытающимся острить и переводить все в шутку, казалась ей какой-то нереальностью, выдумкой, нелепым сном. Все это было глупо и как-то бессмысленно – особенно ее смешная и дурацкая болезнь. И его суета и забота, пятна зеленки на постельном белье, тоска, раздражение, духота в сердце – и желание, скорее бы… Скорее бы все это закончилось, прекратилось, исчезло, оборвалось – как не было… Собственно, так и случилось… И еще – небольшое, совсем чуть-чуть – чувство неловкости, что ли… Оттого что заболела, оттого что доставила хлопоты. Оттого что сбежала. Оттого что испытала такое глубокое разочарование… И совсем слегка – оттого что разлюбила. И он снова оказался прав. * * * Дороги оставалось не так много – всего-то четыреста километров. Уже – совсем Россия, леса, луга, поля. И еще более печальная картинка за окном… Мощная, сильная, прекрасная природа и… убогая человеческая жизнь – хилые домики, щелястые заборы, полупустые огородики, грустные палисадники. Россия не спешила себя прибирать и украшать. И так сойдет… – Теперь можно и на автобусе, – буркнул водитель, высаживая их на остановке на краю какого-то сонного городишка. И тщательно пересчитал деньги. Они отправились на поиски общепита. Повезло – оказалось, что городишко, кроме рабочей столовой, имеет кафе и даже ресторан с поэтическим названием «Алые паруса». Похохмили, мол, вот они, комплексы провинциальной директрисы. Обсудили, что делать в случае пищевого отравления, пообещав, что умирать на дороге друг друга не бросят. А оказалось все почти сказочно. Медлительная, с утиной походкой официантка, выслушав историю их нелегкого пути, всплеснула руками и крикнула поварихе: – Зой! Выйди! Тут такие дела! Вышла Зоя – такая же полная, уютная и «утиная» – историю пришлось повторить, слегка приукрасив. Зоя поохала, поахала и припечатала: – Ждите! Сейчас все оформим. А то мамки родные вас не узнают. И правда – чудеса! Минут через пятнадцать на столе стояла кастрюлька со свежими щами, сметана, чеснок и мелко порезанная зелень. А чуть позже, когда они, раскрасневшиеся от горячего супа, блаженно откинулись на спинки стульев, Зоя торжественно принесла сковородку с жареной картошкой и большими кусками мяса, посыпанного зеленым лучком. Запивали все это божество компотом из сухофруктов – совсем как в детстве, в детском саду, веселились они. А потом официантка отвела их в душевую. Вода из ржавого крана текла медленно и скупо, но! Это была горячая, ну, или почти горячая вода. И земляничное мыло пахло лучше французских духов. А еще удалось немного поспать на «заднем дворе». Дырявая раскладушка и старый деревянный топчан – и это тоже было полным восторгом и счастьем. Официантке Наташе хотелось поговорить «за жизнь», и деваться, разумеется, было некуда. Оказалось, что громоздкая и полная Наташа еще совсем молода. – Вот только жизнь деревенская… – вздыхала она. – Огород, хозяйство… Свекровь-придира, муж… Так – ничего, а как выпьет… – Наташа утерла ладонью слезу. – Житья никакого. Мука одна. Да еще двое детишков – свекровь не больно-то помогает, а нервы мотает… Вот такая жизнь, – грустно заключила Наташа и тихо спросила, кивнув на Дениса: – А у тебя с ним серьезно? – Да что ты! – рассмеялась Марина. – Просто попутчик. Я и знаю-то его всего двое суток с половиной. Просто совпало – завтра доберемся и расстанемся. У него свои проблемы, у меня свои. Наташа покачала головой. – Зря ты так. Присмотрись! Хороший же парень – сразу видно. Непьющий. Образованный. Видно, что и семья… Она пожала плечами. – Да не до него мне сейчас. Из своей бы истории вылезти. Без потерь. – Без потерь не бывает, – грустно сказала Наташа.