Пролог – …С моря на город наползет туман, застелется по улочкам подбираясь к жертве, В сизой густоте скрывается тот, о ком поют в легенде. Черны глаза дьявола, полны блеска алого, а душа мертва. Ты, дитя, беги! Береги своё сердце от зла. Дар крови проклятье снимет. Силу твою отнимет, Его – спасёт. Но если любовь истинная настигнет… погибель твоя придёт. – Беги, Ника!.. Хрипящий голос старухи преследовал многогранным эхом, толкал в спину, ставил подножки, заставляя спотыкаться на ровном месте и путаться в прозрачных юбках белого платья. Подвенечного… Эриника стремглав неслась по извилистым улочкам родного Порт-Ниасля, в данные минуты город казался ей совершено чужим. Вроде обычный вечер, народ должен выползать из домов на прогулку после тяжелого рабочего дня, но нет все жители куда-то запропастились. …Вместо них в провалах домов зияли тёмные дыры, а из подворотен выглядывали пугающие раскачивающиеся туда-сюда тени и в унисон повторяли: – Не сбежать тебе от уготованной судьбы, носящая в сердце Дар!.. Сколько так уже бежит и почему, Ника не знала. Интуиция гнала и гнала невидимым, но довольно ощутимым кнутом вперёд. От страха подгибались колени, от промозглого холода стучали зубы, лёгкие горели а, дыхание срывалось от бега, но Ника не сдавалась. Кожу спины между лопаток резало, жгло тяжёлым взглядом, но сколько Ника не озиралась, никого в тумане разглядеть не смогла. Кто же гонится за ней?! Почему так страшно остановиться? Внезапно за спиной прогремели глухие пушечные выстрелы. Ника обернулась и закричала в ужасе: из тумана на неё уставились огромные алые глазища… Нечеловеческие. И так близко! У людей не может быть таких жутких глаз. Нике почудилось, что через них за ней наблюдает сам дьявол. Что тот буквально дышит ей в затылок, шевелит холодным воздухом волосы у шеи. Угли глазниц моргнули и двинулись на жертву. Испуганно заверещав, Ника ринулась прочь, но вдруг зацепилась носком туфли за край пробоины в плиточной дороге и упала на колени, короткая вспышка боли, и кожа в местах ушиба сразу засаднила. Оцарапанные ладони кровоточили. Часть выбившихся из некогда красивой причёски темно-русых волос занавесило взор, на глаза навернулись слёзы. Закусив губу, чтобы окончательно не разреветься, Ника собралась подняться на ноги и бежать дальше от нависшей опасности, как вдруг прямо перед ней мелькнули чьи-то кожаные сапоги. Кто-то стоял совсем близко! Сердце ухнуло и провалилось в пятки. Задрожав от страха, Ника медленно подняла голову и наткнулась на высокую… нет, огромную, широкоплечую фигуру в плаще. Из тёмного провала капюшона некто смотрел на Нику красными, как сама кровь глазами. – Наконец, я нашёл тебя… Айлирэ, – послышался низкий раскатистый голос незнакомца. В последнем странном слове звучала обречённость вперемешку с ненавистью и каплей надежды. Но разве возможно сочетать столько чувств сразу? Ника не успела даже задуматься кто такая эта… Айлирэ, как мужские руки в чёрных перчатках с обрезанными пальцами потянулись к ней, и хрупкое девичье тело пронзила острая боль. – А-а-а! Глава 1 Эриника каждый раз просыпалась в холодном поту и с колотящимся от липкого ужаса сердцем. Этот сон в последние месяцы повторялся с завидным постоянством. Особенно ярко и правдоподобно чувствовалось всё в полнолуние. Плохо прорифмованная прабабкина страшилка всегда оставляла малоприятную ледяную дрожь на коже, стоило Эринике лишь услышать пугающий шепот полоумной, как считала вся родня, старухи. А теперь ещё эта страшилка оживала в красочных подробностях во снах. Юной наследнице династии Веренборг, чьи корни уходили далеко вглубь столетий, тянуло разгадать тайну странного бормотания Дианны. Ещё с мальства Ника чувствовала, что это не просто бред выжившей из ума старухи. Однако на все расспросы седая женщина в накинутой поверх плеч дырявой, выеденной молью, но всё равно горячо любимой вязанной шалью, отвечала неизменное: – Вырастешь – всё поймёшь и узнаёшь… И снова её пра начинала мерно покачиваться в плетённом кресле у расшторенного окна, уткнувшись усталым от нелёгкой жизни взглядом в закат, и проговаривала вслух раз за разом таинственный набор фраз. Ника обиженно пыхтела и вздыхала, но обязательно приходила послушать старушку следующим вечером, если удавалось провести нянек и удрать от опостылевших занятий столичного этикета и танцев. Родня сослала пожилую женщину в самую отдалённую комнату поместья, доживать Триединым отпущенные дни. Мать Эриники умерла, когда малышке почти исполнилось пять. Молодую женщину в самом расцвете сил внезапно поразила неизвестная страшная болезнь, и мать Ники сгорела за три дня. Все эти сутки девочку не пускали, опасаясь, что хозяйка поместья заберет с собой в могилу и дочь. Лишь на смертном одре им позволили повидаться. – Будь сильной, моя принцесса… – напутствовала Аурелия, держа в своих ослабевших ладонях ручку дочери. – Вырасти настоящей красавицей, но никогда не теряй разума сердца. – Как это, мамочка? Разве у сердца есть разум? – Ника непонимающе хлопала зелёными глазками, пытаясь сдерживать рвущиеся на волю слёзы. – Ещё как есть, моя душа! Вымученная улыбка слегка сгладила нездоровые черты лица женщины. Аурелия протянула трясущуюся руку и пригладила волнистые вечно непослушные русые волосы Ники, отливающие в вечерних лучах солнца розовым перламутром – Однажды, когда придёт время, он поможет тебе сделать правильный выбор. Поможет сохранить твой Дар и жизнь. – Улыбка женщины поникла, Аурелия отняла ладонь и отвернулась к окну, чтобы дочь не могла увидеть слёзы на её посеревшем лице. – Надеюсь, твоя любовь не будет так же слепа, как моя. Ты сможешь прожить долгую счастливую жизнь. Я вот не смогла… Это были последние слова матери, которые довелось услышать Нике. В полночь Аурелия отправилась в мир духов, поскольку болезнь до дна высосала колодец её Дара. Нику воспитывал отец. Но барон мало уделял времени дочери, вынужденный вести управленческие дела, в основном она находилась на попечительстве нянечек. Вскоре, как только отошёл годовой траур, в дом вошла новая хозяйка. Мегера, каких ещё поискать. С Никой у них не заладилось с первых дней, даже минут. Мадам Карнель едва переступила порог поместья сморщила милое личико и окинула вышедшую поприветствовать её падчерицу презрительным взглядом: – Дорогой Чарльз, а это что ещё за приживалка? Вели распустить всех слуг, я рекомендую набрать новых. – …Кара, это моя дочь. Наследница династии. Прошу, относиться к ней с должным уважением. – Скупо отреагировал на выходку новоиспеченной супруги отец. Не потребовал даже извинений. В последствии отец вообще перестал уделять время дочери отмахиваясь кучей неотложных дел и забот. Нет, на самом деле барон очень любил дочь, ведь она была похожа первую жену, как две капли воды. С Аурелией отношения Чарльза последние годы стали остывать, маленькая Ника решила, что это из-за странной болезни и очень печалилась, когда наблюдала частые ссоры родителей. С новой женитьбой стало только хуже. Ника даже думала, что мачеха приворожила отца и теперь вертит им как пожелает. А вскоре у барона родилась ещё одна дочь Лиана. Разница у сводных сестёр составляла два года. Чарльз с трепетом ожидал рождения наследника, а на свет появилась ещё одна дочь. При отце мадам Карнель вела себя с Никой тише мыши, разговаривала благосклонно и уважительно, но как только супруг удалялся по делам, мачеха превращалась в шипящую змеюку. Постоянно ругала, отчитывала, то Эриника одета не так, то причёска не подходит, то дергала её по различным поручениям, словно девочка не законнорождённая дочь барона, а бастард. Ника не жаловалась отцу, если вовремя замечали, её защищали нянечки. Когда Ника из угловатого подростка превратилась в красавицу, округлилась фигурка и появилась миловидность в чертах лица, придирки мачехи обострились. Младшую дочь барон любил и баловал, за проступки Лианы всегда доставалось старшей. – Эриника, ты – прямая наследница рода Веренборг. Ты обязана с гордостью носить великое имя предков, быть умной, рассудительной и целомудренной. И не уходить от ответственности, отвечать за свои проступки. – Отец, но я… – поначалу Ника ещё пыталась возражать на несправедливые обвинения в свой адрес, однако барон наотрез отказывался выслушивать объяснения. Чарльз делал строгое лицо, грозил указательным пальцем и отрезал: – Напакостила, будь добра держать ответ! В такие мгновения Ника чувствовала себя лишней. Не нужной. Сдерживая слёзы, она с достоинством выдерживала наказания, а затем убегала к прабабке в башню, где уже позволяла себе выплакать на коленях старушки скопившуюся горечь обиды. Пожилая женщина утешительно гладила правнучку по голове, шептала ласковые слова, перебирая в пальцах русые косы. – Терпи, моя милая, однажды ты покинешь отчий дом и столкнешься с новыми, более суровыми испытаниями. Но только от твоего выбора будет зависить, как сложится твоя жизнь. – Стану ли я счастливой, как наказывала матушка? – Спрашивала затаив дыхание Ника, заглядывая в потускневшие от слепоты глаза пожилой женщины. – Да, Никандра, – отзывалась пра, только она называла Эринику истинным именем, данным Триединым при крещении. – Таков удел женщин нашего рода. Вырастешь – и жрец посвятит тебя во все подробности, а пока по спи, незачем забивать прелестную головку тяготами клана. И Ника засыпала под шепот прабабки о легенде дьявола из тумана. Шли годы. Эриника росла, старалась не принимать близко к сердцу изощренные нападки мачехи. С Лианой общего языка Ника так и не нашла, поскольку науськанная с детства матерью сестрица подставляла её по всем возможным фронтам. Ника больше любила проводить время в уединении за рукоделием или музыкой. Особым местом для неё служило тихое местечко в дальнем уголке сада за поместьем у края утёса. Из белокаменной старой беседки обвитой диким плющом и розой открывался потрясающий вид на просторы безмятежного океана. Наследница могла пропадать там часами, иногда ночевала, заранее припася себе крохи ужина и воду. Вязала спицами, играла на арфе и бесконечно вглядывалась в линию горизонта, размышляя о призрачной о свободе. Мечтала парить под перистыми облаками, как чайки, не привязанные к определенному месту оковами рода.