Верити встала, взяла его на руки и закружила. – Я бы хотела устроить вечеринку по поводу его приезда, – сказала Гвен. – Тут было так мрачно, мы все заслужили немного радости. – Но нам же нужно затягивать пояса. – Она не будет роскошной. Верити поставила Хью на ноги и отступила назад, а Гвен тем временем обдумывала свое решение. – Из еды мы подадим только канапе и приготовим много пунша с медом и фруктами из сада. Это скроет, что алкоголь дешевый. Струнный квартет нам не нужен. Заведем граммофон. – Верити улыбнулась, и Гвен поняла, что уже много недель не видела свою золовку такой счастливой. – Мы потратим как можно меньше. Лоуренс рассердится, если дома его будет ждать шикарный прием. И нам нужно будет следить за приготовлениями, так что пусть лучше его заберет Макгрегор. Верити замотала головой: – Ты ведь не хочешь, чтобы Ник встретился с Лоуренсом первым и наплел ему историй? Из-за той девочки со сломанной лодыжкой он все еще винит тебя в пожаре и смерти кули. – Я думала, он пришел в себя. – Кто знает? Но ты ведь не хочешь, чтобы он поговорил с Лоуренсом прежде, чем ты выложишь ему свою версию событий? – Полагаю, я сама могу сесть за руль. – Гвен, я знаю, ты здесь рулила туда-сюда, но весь путь до Коломбо? Дорога нелегкая. Вдруг ты попадешь в аварию? – (Гвен понимала, что Верити права.) – Вот что я тебе скажу. Слуги привыкли к приемам на старый манер, роскошным, когда денег не жалели. Так что лучше ты оставайся и присмотри, чтобы все сделали по твоему вкусу. Проследишь за приготовлениями, а я встречу Лоуренса. – Мне ужасно хочется поехать, но я не представляю, как оставлю Хью, когда все будут так заняты. – И, не желая протыкать пузырь счастья, в котором оказалась Верити, Гвен согласилась отпустить ее одну. – Хорошо. А теперь, раз это решено, давай составим список. Два дня спустя Гвен поднялась рано. Она стояла в халате у окна своей спальни и любовалась скопившейся между деревьями туманной дымкой такого глубокого темно-зеленого цвета, какой только можно себе вообразить. Она любила озеро, вид окружавших его холмов и звук плещущейся у берега воды. Что бы ни случилось в будущем, она всем сердцем молилась, чтобы им не пришлось покидать Цейлон. Для нее этот остров стал прекраснейшим местом в мире, и хотя она скучала по родителям, плантацию Хупера считала своим домом. Немного позже Гвен прошлась по верхней террасе, где мальчики уже накрывали стол к завтраку, села в уютное ротанговое кресло и принялась следить за скакавшими по гравийной дорожке птицами. Вскоре к ней ненадолго присоединилась Верити – сказала, что уезжает в Коломбо раньше, чем они планировали. Ей нужно сделать кое-какие личные покупки, прежде чем она встретит Лоуренса в гавани. На самом деле, находясь в Коломбо, Верити надеялась посмотреть выставку работ Сави Равасингхе. Его с восторгом приняли ценители искусства в Нью-Йорке, так что он теперь редко появлялся на Цейлоне. Это означало, что она будет отсутствовать дней пять и надеется, что Гвен не против. Гвен покачала головой. Обрадованная, что теперь ей реже придется встречаться с Сави, она тем не менее покрывалась мурашками при каждом новом упоминании о художнике. – Поезжай. Только привези своего брата целым и невредимым. – Говорят, в порту снова бастуют. Это еще одна причина приехать заранее. Гвен вздохнула. Из-за резкого притока населения в Коломбо возник дефицит риса, отчего в этом году уже бастовали трамвайщики, забастовка в порту грозила быть более масштабной. Но, кроме того, Гвен понимала, что ранний отъезд Верити не даст ей возможности изменить свои планы насчет встречи Лоуренса, если, конечно, ей не захочется провести всю дорогу до Коломбо в машине наедине с Макгрегором. – Так я поехала. – Верити встала, чмокнула Гвен в щеку, махнула Хью, игравшему на газоне с Джинджер, и ушла. Гвен уже столько времени прожила, тая в сердце свой секрет, что первоначальная душевная мука из-за потери дочери превратилась в тупую, но неотступную тоску. Ей было легче наедине с собой, без Верити она могла дать хоть немного воли своим запертым в сердце переживаниям. Интересно, как сейчас выглядит ее дочь? Коренастая крепышка вроде Хью или хрупкая и миниатюрная, как мать? Ей снова захотелось сходить в деревню, и она нервно зашагала по комнате, складывала на груди руки, расцепляла их, качала головой, замирала и прислушивалась к домашним звукам, взвешивая в голове свое решение. Воображение рисовало Гвен мирную жизнь в деревне под аккомпанемент собачьего лая и коровьего мычания, однако, хотя ее тянуло найти возможность сходить туда, воспоминание о последней неудачной попытке останавливало. Наконец она опустилась в кресло у окна, обхватила себя руками и закрыла глаза, представляя, как Лиони купается в озере. Потом вообразила, как маленькая девочка подбежала к ней, завернулась в мягкое полотенце и, улыбаясь матери, обняла ее. Гвен заливалась слезами, пока боль не утихла, а потом, утерев глаза, сполоснула лицо. Может, в один прекрасный день, когда Хью станет старше и отправится в школу, она уговорит Навину, чтобы та отвезла ее. Глава 26 Гвен послала двух мальчиков на чердак, велев притащить оттуда все, чем можно украсить вечеринку. Пока они выполняли поручение, она обшарила редко используемую и довольно облезлую комнату для гостей. Под кроватью нашла фейерверки, а в платяном шкафу – кучку пыльных бумажных фонариков. Один или два были порваны, а остальные нужно было только почистить пушистой щеткой. Заглянув в старый комод, Гвен увидела большой плоский пакет, засунутый в самую глубину ящика. Она его вытащила и положила на кровать, развязала веревку, сняла бумагу. Внутри оказалось прекраснейшее красное шелковое сари, вытканное золотыми и серебряными нитями. Гвен поднесла его к свету и рассмотрела изысканный тонкий орнамент из птиц и цветов, тянувшийся вдоль всего края. Это было сари Кэролайн – то, в котором она изображена на портрете. Некоторое время Гвен любовалась им, думая о Кэролайн и Томасе, и слегка расчувствовалась, глаза защипало от слез, но ей не хотелось ни ворошить прошлое, ни усложнять настоящее, а потому она завернула сари в бумагу и убрала обратно в ящик. Мальчики принесли с чердака флаг. Он был выцветший, но Гвен велела выстирать его и повесить сушиться. Садовник выкопал с боковых грядок в саду распустившиеся цветы и пересадил их в вазоны на задней террасе, а Навина принесла полные специй плошки из атласного дерева и курильницы для благовоний, которые расставили повсюду. Гвен занялась составлением меню. Никакой экзотики, только традиционные цейлонские лепешки и хлебцы: цветочный, рисово-кокосовый, кири роти и другие простые блюда. Как только все в доме было улажено, Гвен задумалась, что надеть. Ей хотелось выглядеть особенно милой к возвращению домой Лоуренса, и она выбрала платье, подходящее к ее глазам, приятного темно-фиолетового оттенка. Некоторое время назад она купила шелк в Коломбо, взяла с собой картинку из журнала «Вог» и попросила портного-сингала, который часто шил им одежду, скопировать ее. Готовое платье еще не доставили из Нувара-Элии, но если ей не представится случай забрать его самостоятельно, она все равно рассчитывала, что его привезут к нужному времени. В суматохе подготовки несколько дней промелькнули быстро, наполненные переделками в последний момент, новыми решениями, мелкими проблемами и разбирательствами с поругавшимися слугами. Навина заботилась о Хью, пока Гвен распоряжалась, куда поставить цветы и сколько зажечь свечей. Она надеялась, что вечеринка поднимет всем настроение, в том числе Макгрегору. Настал день приезда Лоуренса. Гвен провела его нервно – следила за последними приготовлениями и выбирала костюм для Хью: в чем же он будет встречать отца? Когда она посадила его у окна и попыталась подровнять ему челку портновскими ножницами, мальчик едва мог усидеть на месте. – Не ерзай, – сказала Гвен, – или я выколю тебе глаз. Хью захихикал и изобразил, как вынимает у себя глаз. Гвен рассмеялась. Они еще ни разу не разлучались с Лоуренсом так надолго, и неудержимый восторг Хью перед встречей с отцом был заразителен. Ближе к вечеру, всего за час до начала вечеринки, Навина вошла в спальню с большой плоской коробкой. Привезли платье. Гвен открыла коробку, сняла белую оберточную бумагу и задержала дыхание, осторожно извлекая наружу прекрасное творение портновского искусства. Оно было совершенно. Не слишком короткое, с расклешенной юбкой и лифом, расшитым оловянными жемчужинками. Она наденет подходящие к ним жемчужные серьги и бусы. К счастью, за работу было уплачено до того, как начались их финансовые проблемы, а значит, ее не упрекнут в неоправданной трате денег. Гвен приложила платье к себе и покружилась. – Вы будете выглядеть очень красиво, леди, – улыбнулась Навина. Гвен посидела рядом с Хью, пока тот играл с лодочками в ванне. Когда его наконец убедили, что пора вылезать, она обернула распаренного сынишку большим полотенцем и прижала к себе, но он вывернулся, заявив, что он уже не ребенок. Когда Хью был одет в белый костюмчик, как настоящий джентльмен, она с трепещущим сердцем села перед туалетным столиком. Ровно в шесть, как только свет начал меняться, Гвен была готова, напоследок брызнула любимыми духами на убранные волосы. Флаг был поднят, свечи зажжены, пунш приготовлен, в воздухе носился нежный запах дымящихся коричных палочек. Начали прибывать гости, дворецкий провожал их на террасу, к уличному павильону сбоку от дома. Вечеринка была не слишком многочисленной: несколько чайных плантаторов с женами, подруг Верити и приятелей Лоуренса из Горного клуба в Нувара-Элии. К семи часам большинство приглашенных собрались. Люди бродили вокруг дома, беседовали группками, прогуливались у озера. Хью прохаживался среди гостей, предлагая жареный кешью из серебряной чаши, и очаровал всех безупречными манерами и милой улыбкой. Не хватало только Лоуренса – и Верити, конечно. Они должны были появиться гораздо раньше шести вечера, и у Гвен начали зарождаться дурные предчувствия. Она играла роль заботливой хозяйки, кивала гостям, помогала им находить темы для разговора, поинтересовалась здоровьем Флоранс, поболтала с Пру. Но время шло. Пробило восемь часов, потом девять. Сердце Гвен заколотилось, и ее стало подташнивать от беспокойства. Подали еду, а виновника торжества все не было. Гвен начала думать, что этот званый ужин был ужасной ошибкой, и боролась с обуревавшими ее противоречивыми чувствами: ей хотелось видеть Лоуренса; она боялась того, что могла наговорить ему Верити о гибели кули; беспокоилась, правильно ли поступила, устроив эту вечеринку. Дороги были опасны, особенно по ночам, а Верити к тому же любила погонять. Гвен охватило беспокойство, не случилось ли с ними какой беды. Она уже видела лежащую в кювете или на дне ущелья перевернутую вверх дном машину. Охваченная паникой, она села на скамейку у озера – его вневременная красота подействовала на нее успокаивающе. А потом, когда она уже перестала надеяться, что Лоуренс и Верити приедут сегодня, услышала, что к дому подкатила машина. Это наверняка они! Больше некому. Гвен побежала к дому, следом за ней поспешили несколько гостей, среди которых были доктор Партридж, Пру и Флоранс. – Вот и они, – сказала последняя. – Лучше поздно, чем никогда, – заметил доктор. Гвен не могла говорить. Когда она увидела вылезавшего из машины мужа, по ее щекам заструились слезы. Он напряженно огляделся, и у нее замерло сердце. Она не двигалась, мгновения казались ей вечностью. Все молчали. Гвен задержала дыхание, а в голове у нее пронеслось: «Верити взвалила вину на меня. Лоуренс больше никогда и ничего мне не доверит». Казалось, вся жизнь вспышкой падающей звезды промелькнула у нее перед глазами – сотни воспоминаний, тысячи разных моментов. Гвен судорожно подыскивала оправдания, пыталась придумать, как ей объяснить свои поступки, но что поделаешь, когда все уже сказано: из-за нее погиб человек. Лоуренс обошел вокруг машины, и она почувствовала себя совсем маленькой, ей захотелось развернуться и убежать или чтобы земля разверзлась под ногами и поглотила ее. Невыносимо, что Лоуренс так плохо думает о ней. Гвен смахнула слезы со щек и внимательно посмотрела на мужа. Лицо у него было мягкое, вокруг глаз собрались морщинки. Он широко улыбнулся, обхватил ее руками, оторвал от земли и закружил, шепнув в ухо: – Я так соскучился по тебе. – (Она все еще не могла произнести ни слова.) – Вижу, ты устроила небольшую вечеринку в честь моего возвращения, – сказал Лоуренс и поставил ее на ноги. – Мне нужно переодеться. Поездка была нелегкая. – Пустяки! – Гвен крепко обняла мужа, не беда, что рубашка у него насквозь пропиталась потом. – Там, за домом, есть еще люди. – Замечательно, – сказал Лоуренс. – Чем больше, тем веселее. По другую сторону машины с бесстрастным лицом стояла Верити, но Гвен с облегчением выдохнула. Все будет хорошо. Когда гости разъехались и Лоуренс с Гвен остались одни, он рассказал ей, как складывались дела. Хотя акции медных копей в настоящее время ничего не стоили, он нашел партнера, который согласился вложить средства в новую плантацию. Они еще не выбрались из трясины и впереди их ждут трудные времена, но если произведут необходимые изменения, то, скорее всего, выживут. – Ты не говорил мне, насколько плохо обстояли дела, да? – сказала Гвен. – Я не мог. Да и по правде, сам тогда не представлял. – Значит, все эти разговоры о том, что мы никогда не продадим дом… – (Лоуренс приложил палец к губам.) – Ты, кажется, говорил, что в нынешней ситуации инвестора найти не удастся. – Да, верно, но это кое-кто, кого ты отлично знаешь. Гвен вскинула брови: – Неужели мой отец? Но у него нет таких денег. Ему пришлось бы продать Оул-Три. – Нет, это не он. Гвен погладила Лоуренса по небритой щеке, ощутив ее колкость. – Тогда кто? Скажи мне. Он усмехнулся: – Мой новый партнер – твоя кузина Фрэн. Она скорчила гримасу: – Я тебе не верю. С чего бы Фрэн вкладывать деньги в чайную плантацию? Она ничего в этом не смыслит. И вообще не любит чай.