– Я такая стра-а-ашная! – Нет, что ты! – уверяет Бледдин. – У-уши! Они отрезали мне уши-и! – Я знаю, милая, знаю. Но ты всё равно очень красивая. Им никогда этого не изменить. Ты всегда будешь самая красивая. Бледдин ласково обнимает девушку, а Олиллия опускает голову на плечо подруге и долго безудержно рыдает. Тристан и Тьерни стоят возле самого большого окна у раковины. Тристан прижимает к стеклу волшебную палочку, из кончика которой вырывается крошечная синяя молния. Он что-то тихо говорит Тьерни, она прижимает руку к окну, и густые зимние узоры за секунду полностью скрывают стекло. Они отступают на шаг и придирчиво осматривают результат своей работы. Потом Тристан подходит к нам с Рейфом, а Тьерни выскальзывает из кухни через заднюю дверь. – Пойду поищу Диану, – сообщает нам Рейф сдавленным от гнева голосом. Тристан на прощание мрачно кивает старшему брату. – Что вы с Тьерни там делали с окнами и дверьми? – спрашиваю я Тристана. – Зачаровывали, – угрюмо поясняет он. – Если кто попытается войти и применит заклинание магов, оно отрикошетит в незваного гостя с удвоенной силой. А полезут в окно, руки примёрзнут к раме. – Сильная магия, – одобрительно киваю я. – Пожалуй, мне лучше догнать Тьерни, – встревоженно произносит Тристан. – Помогу ей проверить, всё ли спокойно в округе. – А вдруг вы встретите погромщиков? – От страха за брата и подругу становится трудно дышать. В глазах Тристана сияет нечто невиданное раньше – чистая, незамутнённая ярость. – Они получат от меня по молнии в грудь. Что же случилось с моим маленьким братиком, который в детстве так боялся грома? Он прибегал ко мне, обнимая плюшевого мишку, и прятался под моим одеялом, пережидая гулкие раскаты. А теперь стоит передо мной, такой сильный и уверенный в себе, готовый отразить с помощью молнии любое нападение и защитить тех, кто ему дорог. – Осторожней, – едва сдерживая слёзы, говорю я. – Знаешь, Рен, наверное, сегодня их очередь вспомнить об осторожности, – медленно и угрожающе произносит он. Тристан уходит, тёмный плащ в такт шагам развевается за его спиной. Маленькие ручки тянут вниз мою юбку – это крошка Ферн подобралась поближе со своей неизменной куклой. – Иди сюда, малютка. – Я опускаюсь на пол и обнимаю девочку. Как бы я хотела стереть из её памяти эту жуткую ночь! – Они отрежут ей ушки, – всхлипывает Ферн, прижимаясь губами к затылку тряпичной куклы. Я ласково глажу её по спинке. – Мы не дадим тебя в обиду. Ферн упрямо качает головой: – Они поймают мою Миину и отрежут ей уши. О Древнейший! Девочка боится за свою тряпичную куклу Миину. Думает, что придут гарднерийцы и изувечат её любимую игрушку. Меня внезапно охватывает такой беспросветный ужас от осознания жестокости, на которую способны гарднерийцы, что сердце, кажется, отказывается биться. Если бы я владела магией, как Тристан, я выхватила бы спрятанную в сапоге волшебную палочку и разделалась с мерзавцами без капли жалости! – Тебя никто не обидит. Ни тебя, ни Миину – никого, – пылко обещаю я. – Мы все тебя защитим. Подходит Фернилла – она ищет внучку. Мрачно покосившись на меня, повариха поднимает девочку на руки, тихо приговаривая что-то на непонятном языке. Я тоже встаю с пола и встречаюсь взглядом с Бледдин – на удивление серьёзным и понимающим. Вместе с Айрис они помогают встать Олиллии, обнимая её за худенькие плечи, и направляются к двери, за которой находится вход в пристройку для кухонной прислуги. Фернилла идёт первой. Она передала крошку Ферн Айвену. Девочка крепко обнимает друга, поглядывая на меня круглыми испуганными глазками. Я пытаюсь выдавить ободряющую улыбку, но сердце у меня рвётся на части. Прежде чем переступить порог, Айвен оглядывается, словно приказывая: «Жди меня здесь». Дверь со стороны главной кухни вспыхивает голубым, и входит Тристан. Бледдин кивает ему, скрываясь в коридоре, Тристан мрачно склоняет в ответ голову. – Сегодня я ночую здесь, Рен, – произносит младший брат, крепко сжимая волшебную палочку. – Тьерни сейчас придёт. Мы побудем рядом с ними, – кивает он в сторону комнат, где живут уриски. – А где ты будешь спать? – На полу у их порога, если придётся. Я благодарно киваю. – Пожалуй, ты прав. – Повернувшись к Тристану, я с трудом выговариваю трясущимися от ярости губами: – Как я хочу добраться до своей магии… и выйти против погромщиков! Тристан молчит, его глаза непримиримо блестят. – Я найду способ уйти в земли Ной, Рен. Пойду к ву трин, и неважно, примут они меня или нет. А потом вернусь сюда с армией, биться против гарднерийцев, – мрачно заканчивает он. Айвена я дожидаюсь в одиночестве, ночной сумрак понемногу густеет, на кухонном столе передо мной неверным светом мерцает одинокий фонарь. В бессмысленной попытке успокоиться я заварила себе мятного чаю и теперь смотрю, как от чашки и от носика старого чайника тонкой спиралью поднимается пар. Кухня провалилась в серый сумрак, и Бингли, наш кот, молча крадётся вдоль тёмных стен. Айвен входит с той безмолвной пружинистой грацией, от которой у меня всегда сладко замирает сердце. Он прислоняется к высокому кухонному столу и смотрит на меня сияющими золотом глазами. Такой огонь я видела в его взгляде лишь дважды: когда он спас меня от дракона – тогда они сверкали, как изумруды, а когда на меня бросился келпи, глаза Айвена стали золотыми. – У тебя глаза… – прерывающимся голосом говорю я, – светятся золотом. Опять. Он крепко хватается за край стола. – Мне всё труднее держать огонь в узде, – признаёт он. Голос у Айвена спокойный, как обычно, пламя пылает только в его глазах. Он оглядывается, будто подыскивая верные слова. – Особенно тяжело, когда я злюсь, или в ярости, или… Он искоса бросает на меня взгляд. Золотое пламя вспыхивает с новой силой, и я опускаю голову. – Я должен сразиться с ними, Эллорен. Эти слова звучат как окончательное решение. Как нерасторжимая клятва. Он готов взорваться и дать начало большому пожару. – Ты пойдёшь в город? К погромщикам? – осторожно уточняю я под всё убыстряющиеся удары сердца. Айвен злобно оскаливается. – Нет. Я намерен сразиться с гарднерийскими и альфсигрскими военными, – произносит он грозно, но тихо. – Когда разразится неизбежная война. – Значит, ты вступишь в кельтские войска? – Нет, – сосредоточенно качает он головой. – Я пойду на восток и вступлю в войска ву трин, попрошусь в Вивернгард. Мы молчим, привыкая к этой мысли. – Моя мать не хочет, чтобы я воевал, – говорит Айвен. – Она предпочитает, чтобы я был лекарем, и только лекарем. Она больше не хочет терять любимых на войне. – И что же ты будешь делать? Огонь в его глазах разгорается всё жарче и пылает золотом. – Я поговорю с матерью, скажу, что еду на восток. У меня вырывается прерывистый вздох. Джулиас как-то намекал, что чародейки ву трин, возможно, скоро позволят потомкам фей поступать в военную академию Вивернгард, надёжно укрытую в землях Ной. Айвен на моих глазах голыми руками убил дракона. Он сильный огненный маг. Конечно, ву трин будут рады принять его вместе с другими могущественными потомками фей. И тогда между нами лягут непреодолимые просторы мёртвой пустыни. «Хватит, – говорю я себе. – Так или иначе, он уйдёт. Ты давно об этом знала, Эллорен». Я упрямо не поднимаю глаз, которые медленно наполняются слезами. Собравшись с духом, я едва слышно, почти шёпотом говорю: – Мне кажется… мы никогда не… – Больше ничего сказать не получается. От Айвена вдруг устремляется ко мне волна невидимого жара, пробуждая мои силы. – Эллорен… Сколько заключено в одном слове и волне почти ощутимого огня! Всё, о чём он не может сказать вслух.