Она тут же соглашается: – Конечно, Грейс, конечно. Им просто нужно провести с тобой какое-то время. Новые люди бывают у нас редко, к тому же большинство наших ребят давно учатся вместе – мы знали друг друга еще до поступления в Кэтмир. – Этого я не учла. – До Кэтмира мы – большая часть наших – учились в другой школе, мы были там с пятого класса. Отсюда и наша обособленность, наша разобщенность. – Я понимаю, но разве после такого долгого знакомства вы не должны были сблизиться, а вовсе не стать почти врагами? – Да, конечно, и какое-то время так и было. Не знаю, как тебе объяснить, почему все пошло наперекосяк, скажу только одно – примерно год назад произошло нечто ужасное, и ситуация вышла из-под контроля. Со стороны может показаться, что все в порядке, но стоит копнуть поглубже, и видно, что проблемы никуда не ушли. После той истории для Джексона и Флинта стало почти невозможно оставаться на одной стороне… о чем бы ни шла речь. Это самое туманное объяснение, которое мне когда-либо доводилось слышать, но я все равно начинаю думать, пытаюсь сложить в единую картину то немногое, что мне удалось узнать после моего приезда сюда. – Это как-то связано с тем, что случилось с Хадсоном Вегой? Я задала этот вопрос, не думая, но, судя по лицу Мэйси, прежде чем задавать его, мне определенно следовало бы хорошенько подумать. – Что тебе известно о Хадсоне? – шепчет она так тихо, словно ей боязно произносить его имя вслух. – Лия сказала мне, что ее бойфренд умер, потом Джексон упомянул своего брата, и, увидев, как они ругаются, я сложила то и другое вместе и смекнула, что к чему. – Джексон сказал тебе, что Хадсон умер? – По-моему, она не была бы так ошеломлена, даже если бы я заявила ей, что лечу обратно в Сан-Диего, причем не на самолете, а на своей собственной тяге, и меня вдруг начинают одолевать сомнения: – А разве он не умер? – Если он солгал мне о таком, не знаю, что я сделаю. Ведь каким надо быть человеком, чтобы… – Умер. Просто Джексон об этом почти не говорит. Эта история едва не уничтожила его, и я не могла себе представить, чтобы он обсуждал ее с… – Она осекается. – С кем-то совершенно чужим? – Да. – Когда она признает это, у нее делается немного смущенный вид. – Правда, вас двоих, наверное, нельзя назвать чужими… – Иногда так легче, – перебиваю ее я. – Если о самом ужасном, что было в твоей жизни, говоришь со своим лучшим другом, это невыносимо. А если говорить об этом с чужаком, у которого отсутствует личный интерес, боль не так остра. – Это звучит странно, но это чистая правда, которую в числе прочих вещей мне пришлось узнать за последний месяц. – Это странно, но смысл в этом есть. – Мэйси ставит мороженое на кровать и обнимает меня. Я обнимаю ее в ответ, на несколько секунд прижимаю к себе – пока не чувствую, что слезы, которые всегда были близко, начинают наполнять мои глаза. Тогда я отстраняюсь и улыбаюсь, чтобы показать, что я в порядке, хотя это совсем не так. – Может быть, именно поэтому со мной Джексон не такой, как с другими. Потому что ему известно, что я тоже потеряла близких. – Может быть, и так. – На ее лице написано сомнение. – Но если вас с Джексоном тянет друг к другу, потому что у вас обоих погиб кто-то из родных… Просто будь осторожна, хорошо, Грейс? Ты же не хочешь, чтобы тебя рвали на части он и Флинт. Потому что тогда тебя в конце концов просто разорвут пополам. Я пытаюсь не обращать внимания на ее слова, и мне это удается – до того момента, пока я не ложусь спать. Выключив свет, я не могу не думать о том, что сказала Мэйси… и меня охватывает предчувствие беды. На мое тело давит какая-то тяжесть, она придавливает меня так, что я не в силах даже повернуться на бок и свернуться в клубок. И тогда я обхватываю себя руками и говорю себе, что она ошибается. Хотя внутренний голос шепчет мне, что это не так и она права. Глава 24 Путь к сердцу девушки – это вафли Я медленно просыпаюсь под звук сообщения, пришедшего на мой телефон. И тяжело вздыхаю – может, оставить его без внимания и так и лежать под одеялом, где невероятно уютно? Но с момента моего прибытия на Аляску я все время мешкала с ответами на сообщения Хезер, а это никуда не годится. Но, повернувшись на бок и схватив телефон, я делаю два открытия. Во-первых, оказывается, сейчас уже более десяти часов утра, а во-вторых, сообщение пришло не от Хезер. И не от Мэйси. Оно пришло с номера, который мне не знаком. Неизвестный номер: Как твоя лодыжка? Флинт? Я откидываю волосы, упавшие мне на глаза, и сажусь. Или кто-то еще? На мгновение передо мной встают глаза Джексона – темные, бездонные, – но мне не верится, что сообщение отправил он. Ведь на протяжении нашего знакомства настроение его все время менялось, и вчера вечером он на прощание сказал, что мне придется нелегко – что бы это ни означало. Я решаю перестраховаться. Я: Кто это? Следует долгая пауза. Неизвестный номер: Джексон. Я чувствую, как от этого слова – несмотря на то, что в сообщении оно всего одно, – исходит негодование, как будто он не может себе представить, что в моих контактах все еще нет номера его телефона и я не жду, когда он наконец свяжется со мной. По идее, такая самонадеянность должна бы вызвать у меня досаду, но вместо этого я просто нахожу ее забавной, такой забавной, что не могу не подразнить его. Я: Какой Джексон? Джексон: Это что, шутка такая? Я: Нет, но сейчас я попробую пошутить. Сколько раз нужно пощекотать осьминога, чтобы вызвать у него смех? Следует долгая пауза, во время которой я представляю себе его лицо. Джексон: А я и не знал, что осьминоги могут смеяться. Да, примерно такого ответа я и ожидала. Я: (Смайлик с закатанными глазами). Давай, подыграй мне, смелее. Джексон: Я просто хотел узнать, как там твоя лодыжка. Я: Попробуй угадать ответ, и я скажу тебе как. Еще одна долгая пауза. Джексон: 17. Я: 17?!?!?!?! Джексон: Ну, ответ явно не 8, иначе это не было бы шуткой. А поскольку правильного ответ я не знаю, то почему бы не 17? Я: (Два смайлика с закатанными глазами). Давай попробуем еще раз. Сколько раз нужно пощекотать осьминога, чтобы вызвать у него смех? На сей раз пауза тянется так долго, что я почти уверяю себя в том, что лажанулась и он уже не ответит. Но тут он все-таки отвечает. Джексон: И сколько же? От волнения я едва не роняю телефон – и улыбаюсь до ушей. Это глупо, но теперь мне уже ясно, что, когда речь идет об этом парне, я глупею. Я: Десять раз, конечно[7]. Джексон: Что ж, неплохо. Я: Надо же, какая высокая похвала. Джексон: Смотри, не зазнайся. Я: Поверь, это мне не грозит. (Три смайлика с закатанными глазами). Джексон: Что получится, если скрестить вампира со снеговиком? Что? Шутка от вечно серьезного Джексона Веги? Что же написать в ответ? Я: Понятия не имею. Джексон: Морозный укус. Я смеюсь во все горло, потому что, скажите на милость, кто такой этот другой, новый Джексон? И как сделать так, чтобы он не исчез? Я: Хэллоуин и Аляска в одном флаконе, да? Впечатляет. Следует еще одна долгая пауза, но на сей раз мне уже не кажется, что сообщение от Джексона не приходит потому, что он отложил телефон, – я уверена, что он просто думает над тем, что написать в ответ. Да это же… уму непостижимо. Я лишь с огромным трудом могу представить себе Джексона, который не имеет точного ответа на любой вопрос. Наконец мой телефон пикает опять. Джексон: Ты обещала мне написать, как там твоя больная лодыжка.