— Ты зачем к нему ходил? О чем говорили? — Ты это… следишь за мной, что ли? И чего это я должен отчитываться? Я тебе больше не ребенок! Витька выпрямился, пытаясь не выглядеть испуганным, хотя внутри у него все сжалось тисками. Кобальт взмахнул кулаком у его лица. Витька отдернул голову, закрылся рукой. — Если хоть слово ему растрепал… — Тогда что?! — выкрикнул Витька ему в лицо. Дядя проглотил выпад, но отступать не собирался. — Всему Миду конец придет, вот что. Нас всех перебьют. Усёк? — Усёк. Не тупой. Кобальт отступил на шаг. Какое — то время они молча смотрели друг на друга. — Хочешь знать, почему я заплатил им? — спросил Кобальт. Витька кивнул. — Жизни людей стоят дороже пяти фляг и моего эго. Я бы их потом вернул в двойном размере. А знаешь, почему мы оказались в жопе? Потому что ты промолчал. — Так это я виноват, что тварь появилась? — Ты должен был предупредить их, как только увидел ее. Витька почувствовал, как закипает. — Эти уроды заслужили смерть. — Они люди. Настоящие наши враги — твари. — Твари не те, что с зубами и когтями. Гортранс — наши враги, и ты слепой, если этого не видишь. И я не собираюсь глаза закрывать, когда они ноги о нас вытирают. — Ты, молокосос, еще ни черта не понимаешь в этой жизни. Надеюсь, поймешь, когда не будет поздно. Кобальт развернулся и пошел по коридору. — А ты будто много понимаешь?! — крикнул Витька вслед. — Давай уходи. Тебе не впервой родных людей бросать. Кобальт остановился, резко развернулся. Его глаза вспыхнули, лицо скривилось от ненависти. Он побежал к Витьке, схватил его за шею, нагнул. Витька обхватил его руками за пояс, стараясь удержаться на ногах. Кобальт двинул ему коленом в лицо. У Витьки поплыло в глазах. Еще один такой удар вырубит его, и тогда дядя найдет монеты. Витька произвел отчаянный слепой выпад назад и зарядил Кобальту локтем в лицо. Они расцепились и прильнули к разным сторонам коридора. Отдышались. У дяди красное капало из носа, лицо Витьки заливала кровь из рассечённой брови. Кобальт встал. Витька тоже вскочил на ноги, готовясь защищаться. — Ты больше не сталкер! Вытерев нос тыльной стороной ладони, дядя побрел по коридору. Витька скатился по стене. Кровь и слезы капали ему на грудь. ГЛАВА 4 Шепот множества голосов, неразборчивый лепет, в котором угадывались нотки радости и ненависти, насмешек и страданий. Локус слышал голоса, сколько себя помнил. Там, в бункере, шепот доносился издалека — от стен, потолка и земли. Временами пропадал, потом появлялся снова. Отец говорил, что сыну просто кажется, называл голоса фантазией неокрепшего детского ума. Когда становилось совсем невыносимо, отец давал ему лекарства, и тогда шепот исчезал. Когда Локус выбрался на поверхность, шепот появился вновь. Здесь, среди множества незнакомых ему звуков, нервозных и пугающих, шепот был самым привычным и родным. Он стал громче, преследовал повсюду. Локус уже не мог игнорировать его, не мог заглушить. Шепот въедался в голову, заполнял собой мысли, мучил. Локус не понимал, что хотят от него неведомые голоса, но готов был выполнить любую их волю, лишь бы они замолчали. Высокие потолки и мраморные колонны Мида восхищали. Локус видел в своей жизни только металлическую мебель, а здесь она сделана из дерева. Когда — то дерево произрастало в лесу на протяжении многих — многих лет, затем было срублено людьми, вывезено на лесопилку, там из него напилили доски, отправили на мебельную фабрику, а уже оттуда готовая мебель отправилась сюда. Стоило ли это таких страданий? Человек, сидевший за этим столом, на этом стуле, хранивший вещи в этом шкафу, не мог и представить, что когда — нибудь мальчик по имени Локус будет прикасаться к его наследию. К его праху. Кшшшшммшшш… хмммссс… — Здравствуйте, я Локус Алмазов. — Привет. Высокий худощавый мужчина с черными волосами и смуглой кожей стоял в дверях и с любопытством смотрел на незваного гостя. — Ты к кому? — Вы Арарат? — Для тебя дядя Арарат, — мужчина улыбнулся широкой доброжелательной улыбкой — Ты к моей младшей дочери? Неужто ухажер? — Я к вам. У меня серьезное дело. — Хмм, ну что ж. Если настолько серьезное, тогда входи. Окна квартиры выходили на сад, спрятанный от внешнего мира стеклянной купольной крышей. Вместо живых растений, на постаментах стояли горшки с пластиковыми репликами. Их Локус сразу распознал по отливающим неестественным блеском листьям и цветущим не по сезону плодам. — Жена и дочки сегодня работают на кухне, так что чаю тебе не предложу. Итак, Локус Алмазов, кто отправил тебя ко мне и зачем? — Ваша старшая дочь и сын Матусевича каждый день уединяются наверху. Улыбка на лице Арарата застыла, затем медленно испарилась. Мужчина мотнул головой, как бы приходя в себя. — Что ты сказал? — Ваша старшая дочь и сын… — Я слышал! — обрушился на него Арарат. — Кто тебе рассказал эту ложь? Мужчина быстрым шагом направился к стулу, на котором висела куртка с торчащей из кармана рацией. — Сейчас узнаю, чьи это шутки. Это Матусевич придумал так меня позлить? Я это так не оставлю… Мало я ему надавал… Чтобы про мою дочь распускать такое… — Они любят друг друга и мечтают пожениться. На этих словах Арарат, склонившийся к рации, замер. — Она боится вам рассказать, боится, что вы расстроитесь, — продолжал Локус. Повисло долгое тягучее молчание. Арарат так и стоял, полусогнувшись, сбивчиво дышал. — Моя Сюзанна и этот… как его… Семен вроде. Не может быть. Она бы так не поступила. Она умная девочка и должна понимать, что он чужой для нас. — Вы сами говорили: «Старые правила смыло темной водой». — Я говорил…, — Арарат в ужасе взглянул на Локуса. — Откуда ты знаешь? Кто ты такой? — В ту ночь шел дождь, залило подвалы. До утра вы выкачивали воду, потом вернулись домой немного отдохнуть. Утром Кобальт попросил срочно заправить машину. Вы встали, но были разбиты… Локус медленно шел к Арарату. Мужчина пятился от него, выпучив глаза от ужаса. — Вы наругали дочь за то, что она не убралась в квартире. Сорвались на нее. А потом случайно разбили вазу. Ваша жена очень расстроилась, и вы пообещали склеить ее. Вы знали, что это невозможно, но все равно пообещали. — Не хотел расстроить ее, — дрожащим голосом сказал Арарат.