— Сколько километров отсюда до питомника «Красная Звезда»? — Десять, — ответил вежливый военный. — Не надо машины, — сказал Жаб Жабыч. — Мы приедем своим ходом. Ждите нас в воскресенье, в удобное для нас время в шесть часов утра. …В воскресенье, в очень удобное время в шесть часов утра, к воротам питомника «Красная Звезда» подъехала лёгкая велосипедно-колёсная тележка, запряжённая огромным чёрным терьером. На коляске восседал чрезвычайно важный и серьёзный Жаб Жабыч, а чёрный терьер был, конечно, Ква-Ква. Ворота для них раскрыли, и стало видно большое количество собак, приехавших на экзамен, и их владельцев. Собаки стояли, держа своих хозяев на коротких поводках, и видно было, что и те, и эти безумно волнуются. Жаб Жабыч торжественно въехал на Ква-Ква на территорию питомника, где ему было велено сдать тележку и встать в общий строй. И начались экзамены. Строгий генерал Медведев напротив шеренги владельцев собак построил двадцать своих военных сотрудников и сказал: — Сейчас двадцать моих сотрудников выложат на эту плащ-палатку двадцать разных предметов. Мы станем давать их нюхать вашим собакам, и собаки должны будут определить, кому принадлежит какой предмет. Десять строгих военнослужащих и десять не очень строгих вольнонаёмных работниц стояли на площадке. Перед ними была расстелена пятнистая плащ-палатка. По команде генерала Медведева «Клади!» каждый из сотрудников положил на плащ-палатку небольшой предмет. Предметы были разные: и расчёски, и зажигалки, и ключи от квартиры, и перочинные ножи, и носовые платки, и губная помада, и даже одно маленькое зеркальце. Инструктор-лейтенант Элеонора Филина сняла с шеи красивую, совершенно новую пурпурную косынку и аккуратно положила на плащ-палатку. Больше класть ей было нечего. Она была примерная военная и ничего лишнего в карманах не носила. Может быть, карманы формы у неё вообще были зашиты. У военного собачьего доктора Жулицкого, кроме экстренного набора шприцев, в карманах тоже ничего не было. Он с трудом отыскал в заднем кармане белого халата голубой носовой платок, обвязанный красными кружевами, и положил его на плащ-палатку. Сам генерал снял с головы и положил на палатку единственный имевшийся у него свободный предмет — свою генеральскую фуражку. — Десять шагов назад! — приказал генерал. Шеренга отступила. Сам генерал сел за большой военно-полевой стол и приготовился принимать экзамены. После этого Элеонора Филина стала приглашать на площадку участников экзаменов: — Владелец — фамилия Золотов А. Н. Служебная собака московская сторожевая, кличка Герцог. На выход. Толстый важный мужчина, очевидно, полковник в отставке, подвёл к плащ-палатке огромного нестриженого барбоса на цепи и доложился: — Владелец Золотов Анатолий Николаевич. Собака Герцог, порода московская сторожевая. — Почему собака не стрижена и одета не по форме? — спросила строгая Филина. — Парикмахеры её боятся. А поводки она перегрызает, — чётко ответил «очевидно-полковник». — Это у вас не Герцог, а бомж какой-то, — строго сказала Элеонора. — Берите билет. — Какой билет? — Берите предмет. Дайте собаке понюхать. И дайте приказ искать хозяина. «Очевидно-полковник» выбрал фуражку, дал её понюхать Герцогу и приказал: — Ищи! Герцог отворачивался и нюхал нехотя. Потом взял фуражку в зубы и также, нехотя, понёс её к инструктору Филиной. Владелец собаки нервно щёлкнул себя хлыстиком по сапогам. Герцог остановился и пошёл в другую сторону. Когда «полковник» щёлкал себя по сапогу один раз, Герцог шёл влево. Когда два раза — вправо. Всё у них было хорошо отработано. В конце концов барбос остановился около главного генерала и положил на землю перед ним очень слюнявую фуражку. — Пять! — восторженно сказал генерал. — Жирная двойка! — твердо сказала Элеонора Филина. — За что? — удивился генерал. — За запущенность. За немытость. За блохастость. И за жульничество — за подсказки. Генерал Медведев всё понял и сказал: — Вам, господин-товарищ Золотов А. Н., придётся выехать с нашими сотрудниками на дополнительные полевые учения в лес на две недели. — Слушаюсь! — сказал владелец собаки. — А это вам мой личный подарок, — продолжил генерал. Он вынул из стола широкий красный пластмассовый воротник и подал его «кажется-полковнику». Тот стал примерять его на себя. — Стоп! — сказал генерал. — Это не для вас. Это антиблохный ошейник для собаки. Дальше другие военнообязанные собаки очень умело и быстро или очень неумело и небыстро находили владельцев расчёсок, ключей и зажигалок. Имена у всех собак были какие-то невоенные. Всё это были Султаны, Шахи, Короли, Цезари, Графы, Ханы, Маркизы и Бояре. Не было никаких традиционно русских имён, таких, как Погоняй, Кусай, Кидай, Валяй, Хватай, Давила, Валила, Громила, Догоняла. Наверное, такие громкие и заметные имена давали военным собакам специально вместо паспорта. Все — и хозяева собак, и военные — с нетерпением ждали выступления Барона (Ква-Ква). — Собака породы чёрный терьер. Кличка Барон. Владелец Жаб Жабыч Сковородкин. Ква-Ква спокойно, безо всякого хозяина, подошёл к плащ-палатке и встал около неё, глядя на испытателя. — Берите билет, — сказала Элеонора Филина. Ква-Ква, он же по документам Барон, молча смотрел на неё, но ничего не брал. Инструктор Филина вспомнила, что Барон, он же Ква-Ква, любит очень точные команды, и сказала по-другому: — Берите эту красную косынку! Ква-Ква понюхал косынку и сразу направился к доктору в белом халате. Он подошёл к нему, громко сказал: — Гав! Бабах! — и положил косынку на землю перед доктором. — Два! — закричал строгий генерал Медведев из-за своего стола. — Пять! — вдруг сказала не менее строгая Элеонора Филина. — Это почему? — спросил генерал. — Потому что это подарок! — ответила молодая инструкторша и покраснела. Генерал Медведев встал из-за стола, подошёл к косынке, взял её в руки и долго нюхал. — Да, — сказал он, — пахнет лекарствами и табаком. Вносим поправку. И в самом деле пять! Запишите ему в табель высшую оценку. На плащ-палатке остался одиноко лежать последний безвладельцевый предмет — голубой носовой платок. Генерал Георгий Пантелеймонович поднял его и развернул. На платке была вышита надпись. Генерал прочитал её вслух: — «Посвящается ****! Если дружба между нами парвётся, Значит не было в сердце любви. То возьми ты платок этот в руки Посмотри, улибнись и парви!»