– Об этой организации мне не было известно. Какую награду вы хотите за столь ценную информацию? – Ваше сотрудничество станет для меня лучшей наградой, – ответила она. Я посмотрел на Весту с укором, Цезарь это заметил и протянул руку. – Возьмите эти пятьсот эксманов. Я привык считать, что всякое доброе дело должно быть вознаграждено. – А это верно, что за убийство жнеца вы намерены выплатить награду? – спросил я, приняв рукопожатие. – Пять тысяч эксманов, – подтвердил он. – Этот жнец создает угрозу нашему городу. Он уже пробирался в туннели, и тогда мне наравне с другими жителями пришлось отстаивать Хепри. – Мы подумаем, как это сделать, – у меня не было ни одной идеи на этот счет, но это пока. – Подождите, – попросил Цезарь, когда мы уже развернулись к двери, и указал на мой рюкзак. – Это у вас торчат панцири пахарей? Не могли бы вы оставить их мне? – Зачем? – удивился я. – Они ведь здесь повсюду. – Свежих нет, а старые, окаменевшие с внутренней стороны, для моих целей бесполезны. – Вы хотите их купить? – уточнил я. Он усмехнулся. – Я обладаю щедростью, но не расточительством. Я поискал совета в глазах спутников. – Бросай, – рассудила Веста. – К тому времени, как мы вернемся в Новую Атлантиду, наши рюкзаки наполнятся еще дважды. Продать панцири где-то еще я бы не рассчитывала. Ладно, хотя бы рюкзак не будет оттягивать спину. – Если справитесь со жнецом, принесите дюжину его спинных пластин! – крикнул Цезарь на прощание. Интересно, что он задумал? Мы разделились: Веста ушла осматривать жуков, способных составить нам конкуренцию, а я, заказав Рэю пир из жуков на шестьдесят эксманов, прошел на пустынный, но свободный для входа колеоптодром. Некоторые места были заняты, и я подумал, что эти люди, возможно, уже приобрели билеты и останутся здесь до начала и конца бегов. А может быть, и дольше. Но сейчас меня интересовал не сам стадион, а только часы. Девять шаров находились в цилиндре, десятый подбирался к ним на ленте. Он полз внутри верхней части рамы, и, хотя расстояние между ним и скатом было совсем невелико, потребовалось еще немалое время и значительное мое терпение, чтобы дождаться момента, когда цилиндр наполнится. Гулко прозвенел гонг, особенно громкий сейчас, в тишине, и цилиндр раскрылся, рассыпав шары будто случайным образом, но на деле в точно отмеренные пазы, и захлопнулся. Оставалось еще пять шаров до бегов. Но другого занятия я для себя не придумал, поэтому остался еще на один шар. Раздумывая над тем длинным путем, который проделал от «Гаража 2102», я не заметил, как упал в цилиндр первый шар и очнулся от звука гонга. Стадион показался мне омертвевшим, захотелось уйти. Я поблуждал по туннелям, что неплохо умею делать, а к трем, как было между нами оговорено, вернулся к билетной кассе. Рэй выглядел сосредоточенней обычного, Веста изнывала от нетерпения. – Готов? – спросила она. Я пару секунд озадаченно молчал. Нет, я не забыл о бегах, но забыл, что мне положено волноваться. Почему-то я был совершенно спокоен. – Готов к любому исходу, – оценил я свое состояние. Она удовлетворенно кивнула. – Каков прогноз сейчас? – Сорок четыре процента, что будешь первым, но… еще двадцать пять, что не сможешь финишировать. – Это почему? – а вот теперь я начинал нервничать. – Сорок три. Ох, зачем я тебе это сказала! – она взялась за голову. – Ложь не придала бы мне уверенности, – возразил я. – Но я успокоюсь, дело времени. В конце концов, победа и не была у нас в кармане. – Верно. – Веста немного успокоилась, мои слова сняли с нее чувство вины. – А все-таки почему прогноз так сильно изменился? – Мне нельзя будет выйти с тобой на стадион. Я сделаю все возможное, но время будет работать против нас. Хорошо, если бега начнутся вовремя, но, если произойдет задержка, хотя бы и небольшая, настроение Черного Брюха может измениться. Помимо того, забег юбилейный и возможны непредвиденные осложнения. – Например? – На тысячном, ставшим шуточным забеге наездники всю дистанцию несли жуков на себе. На двухтысячном трассу увеличили вдвое, а на пятитысячном на ней появились препятствия. – Нужно было уточнить у Цезаря. – Нет. Нам ни к чему его внимание. Мы взяли два билета во второй ряд, все места в первом уже были распроданы. – Колеоптодром откроется в четыре, – предупредила билетер. – Почему он закрыт?! – спросил, вскрикнул, почти потребовал я ответа. – Приятно провести время, – равнодушно попрощалась она. Думаю, ответ был очевиден. – Какой процент? – уже спокойней спросил я, когда мы отошли. Веста смотрела на меня умоляющим взглядом. – Говори, я должен знать. Иначе буду представлять самое худшее. – Победа вероятна в двадцати одном случае из ста. – Какая вероятность занять призовое место? – спросил Рэй. Действительно, второму и третьему место полагается приличное вознаграждение. Как-то я совсем забыл. – Шестьдесят один процент. Уже лучше. Мы с Вестой поставили по тысяче эксманов на мою победу. В случае выигрыша эта сумма должна была вернуться восьмикратно. В четыре пришел Ловец, подвел меня к служебному входу колеоптодрома, передал Черное Брюхо и напомнил, что через десятую долю суток я должен буду им воспользоваться. – Почему колеоптодром был закрыт? – спросил я. – Обычная уборка, его всегда закрывают с трех до четырех. – А ты не знаешь, каких сюрпризов ожидать от юбилейного забега? Он покачал головой и посоветовал: – Думай только о том, что зависит от тебя. Ловец ушел занимать место зрителя. Так поступил и Рэй, подтвердив его слова о том, что стадион не изменился. Вероятность моей победы вернулась до прежнего уровня, но я, следуя здравому совету Ловца, выбросил проценты из головы. В гардеробе собралось аж двадцать восемь жуков и их наездников. Участники совершали последние приготовления: начищали жуков щетками, крепили поводья. Люди негромко переговаривались, смеялись и подбадривали друг друга. Доброжелательная обстановка окончательно успокоила меня, и, даже не получив ответа на вопрос, тревоживший меня последние часы, я совершенно не расстроился. Несколько особняком Цезарь натирал Хепри тряпкой. Я поздоровался, и он вежливо кивнул мне. В последние минуты ожидания в гардероб зашел главный судья и громко объявил: – Сегодня четыре ряда и четыре круга. Других изменений в правилах нет. Мы выстроились в четыре ряда. В первом ряду разместились фавориты: Хепри, Ураган, Торпеда, Скрипач, Молния – жук с соответствующим рисунком, Космос и Факел – два ярко раскрашенных жука. Во втором ряду я узнал Фотона, Генриха, жука с длинными усами и лапами, и Мамонта – волосатого и самого большого из представленных жуков. В третьем ряду мне были знакомы Буфет и Краб – широкий, будто сплющенный жук. Черному Брюху и Хромоножке отводилось место в последнем ряду. Последнее обстоятельство возмущало и успокаивало меня одновременно. Возмущало, потому что моего гораздо более скоростного жука поставили позади Буфета, успокаивало, потому что мне не придется участвовать в жесткой стартовой борьбе и занять место ниже, чем занимаю сейчас, я не смогу. – …И с ударом гонга эти юбилейные десятитысячные игры начнутся! – восклицал комментатор. – Этот момент близится, и, чтобы вкусить его в полной мере, я призываю всех собравшихся затаить дыхание. Сейчас… Главный судья прошел вдоль стартовой линии. В наступившей тишине его голос, отразившись от стен, усилился многократно. – Приготовиться! Мы взобрались на спины жуков. Искусственно созданное напряжение ослабило твердое намерение не волноваться. Ноги я расставил на разных уровнях, как учил Ловец, левую прямо, правую, развернув на 45 , позади, пальцы с поводьями сжал крепко, сами руки расслабил. Прозвучал гонг. Жуки тронулись одновременно, одни пошли медленнее, другие быстрее. Не остался на месте и Черное Брюхо. Правда и двинулся не быстро, ибо идущий впереди широкий, будто приплющенный Краб никуда не спешил. А вот лидеры уже со старта начали уходить в отрыв, о чем комментатор тут же упоенно возвестил. Я пытался не слушать и даже приглушил звук окружения в настройках системы. Не стал я также искать глазами Весту и Рэя – никакие мелочи не должны меня отвлекать. Держаться на ногах пока что удавалось легко. Черное Брюхо шел уверенно, но медленно – я бы предпочел ускориться и рискнуть. Времени топтаться на месте не было, но ничего изменить я пока не мог. Краб впереди продолжал ползти. Зато соседи ушли вперед, что позволило мне перестроиться сначала на третью дорожку, а затем добраться и до седьмой. Я увеличил расстояние, которое нам с Черным Брюхом предстояло преодолеть, но в маневре был смысл. Тогда как за внутренние дорожки происходила борьба, крайние оставались почти свободными. Я притопнул ногой, давая сигнал к ускорению. Черное Брюхо отреагировал, хотя и не сразу. Мы быстро обошли отстающую группу из четырех участников, в том числе Хромоножку, Буфета и Краба, и, обгоняя жука впереди, перескочили на шестую дорожку, затем вернулись на седьмую.