— Увидим. Подержите моего мула. А ты, — сказал Он, обращаясь уже к мулу, — оставайся на месте и стой спокойно! Примерно через полчаса он вернулся и сообщил: — Перед входом в пещеру пасутся мулы, а внутри нее у костра сидят шесть человек. — Индейцы? — спросил гамбусино. — Белые. — Как они вооружены? — Очень хорошо. — Что делают? — Разговаривают друг с другом. Трое говорят по-испански, а трое других на таком языке, которого я не понимаю. — Это странно, даже очень, я бы сказал, странно. Я должен сам на них взглянуть. — Я пойду с тобой, — сказал эспада. — В этом нет никакой необходимости. Но тем не менее эспада слез с лошади, и они, крадучись, ступая очень осторожно, двинулись на свет костра вдвоем, один вслед другому. Возле самого входа в пещеру легли на землю и поползли. — Слушай, а если кто-то из них вдруг случайно высунется из пещеры, он не заметит нас, как думаешь? — Думаю, нет, по одной простой причине: глаза, которые долго смотрят на огонь, в темноте некоторое время совершенно ничего не видят. Они приподнялись и, сделав несколько шагов, очутились возле узкой щели между камнями, через которую были видны лица троих из сидящих у костра, это были оба аррьерос и пеон-проводник. Остальные сидели к ним спиной, но зато их было хорошо слышно. Гамбусино внимательно прислушался к незнакомой для него речи и через несколько минут жестом дал знать своему спутнику, что пора возвращаться. Когда они отошли от пещеры на такое расстояние, чтобы их разговор невозможно было услышать оттуда, Перильо спросил гамбусино: — Ты узнал его? — Кого? — Пеона сеньора Серено из Сальты. — Узнал. — Я тоже. Но двух других в первый раз вижу. — Судя по тому, как они одеты, оба этих парня — аррьерос. Я уже встречал их где-то в горах, но не знаю, как их зовут. Слушай, а как ты думаешь, на каком языке разговаривали трое других? Я могу сказать лишь то, что это точно не французский, не португальский и не английский. — Мне приходилось слышать, как разговаривают друг с другом немцы из Буэнос-Айреса, и мне сейчас показалось, что эти трое белых произносят слова из этого языка. — Дьявол! Немецкий! Тогда это могут быть… — Не спеши с выводами! В пещере есть еще один вход. Надеюсь, оттуда лица этих троих видны получше. Пошли! Они пригнулись и стали пробираться ко второму входу в пещеру. Гамбусино, помянув еще раз про себя дьявола, убедился, что его подозрения насчет того, кто такие эти трое немцев, были небеспочвенны. Доктор Моргенштерн и Фриц сидели по отношению к нему точно в профиль, третий немец — лицом, но его гамбусино не знал. Ему оказалось достаточно лицезрения двух первых, чтобы от распиравшей его злости едва не задохнуться. Когда они отползли от пещеры на несколько метров, он произнес яростным шепотом: — Снова нам поперек дороги встали эти проклятые немцы! Заговорены они, что ли? А ты узнал их? — Ну конечно! Я не ошибся, значит, когда предположил, что это немецкий язык. — О чем ты думаешь! Лучше скажи-ка мне, как они попали в эту пещеру? — Им черт помог! — Не иначе! А нам он заодно голову заморочил, а то бы мы ни за что не приняли одного из них за полковника Глотино, и все же эти ребята — далеко не такие простодушные, какими хотят казаться, ты заметь: как только мы начинаем что-то затевать, они непременно встают у нас на пути, как будто узнают об этом заранее. — Но это еще не самая большая опасность, которую несет с собой их появление. — Что ты имеешь в виду? — Почему-то всегда, как только они нам попадаются, очень скоро появляется и Отец-Ягуар. Я уверен, он и сейчас где-то недалеко отсюда. — Твоя правда. Но я надеюсь, что хотя бы Отцу-Ягуару черт не помогает. — А вот это известно только им двоим с чертом, и никому больше. Кстати, ты пересчитал седла, которые лежат на полу в пещере? — Да, там лежат шесть седел для верховой езды. У костра сидело тоже шесть человек. Следовательно, Отца-Ягуара здесь никак быть не может. — Что будем делать? Поскачем дальше? Ладно, это мы с тобой обсудим потом, а сейчас я должен сочинить благодарственную записочку для этих немецких коротышек. Гамбусино задумался на минуту, глядя остановившимся взглядом перед собой, и наконец произнес: — Я думаю… — …что надо дать им уйти и на этот раз? — продолжил эспада, научившийся наконец понимать с полуслова своего компаньона по грязным делам. — Да, не следует их задерживать. Сами по себе они не представляют для нас никакой опасности. Ну, убьем мы их, а что толку? А вот если проследим, куда они направляются, то, я уверен, доберемся и до самого Отца-Ягуара. — Так, значит, ты думаешь, что мы должны таскаться за ними, куда бы им не взбрело в голову отправиться? — Хм. Это вообще-то, конечно, выглядело бы глуповато, но в этой истории для нас с тобой имеется еще одного интерес. — Какой? — Они богаты… — Ты думаешь? — А как же! Тот, кто предпринимает такие путешествия, должен иметь кое-что в кармане. Но есть и еще один повод для того, чтобы последить за ними. Тебе знаком третий немец? — Нет. — А ты бывал когда-нибудь в Лиме? — Он что — оттуда? — Да. У меня нет никаких сомнений, что это именно тот человек, которого я там когда-то знавал. Слышал ты когда-нибудь имя Энгельгардта? — Неужели ты имеешь в виду тамошнего банкира-миллионера? — Именно его, того самого. — Ага, я тебя понял. Хорошая мысль! Если у нас ничего не получится с сокровищами, мы, по крайней мере, сможем получить компенсацию за свой поход в Анды с помощью выкупа за его жизнь, так? — Вот-вот! Много мы с него, пожалуй, не возьмем, всего лишь половину его состояния, заплатит — освободим, так уж и быть. — Как это «освободим»? А если он наведет на нас полицию? Нет, это было бы глупостью! Пусть сначала заплатит, а потом… — в расход его! Согласен? Поможешь? Найдем мы сокровища или нет — еще вилами на воде писано, а тут — верное дело. — Ты прав, полностью прав. Так значит, мы берем его в плен, а что будем делать с двумя немцами-коротышками? — Ну на что они годятся? Прикончим. — А индейцы? Ты забыл о них? Как мы тут спрячем концы в воду? — Можно сделать так, что они будут молчать, как будто воды в рот набрали. — Почему ты в этом так уверен? — Мы возьмем банкира себе, а им отдадим коротышек и скажем, что эти иностранцы очень богаты. — Идет. Пока суд да дело, мы сможем делать, что пожелаем. — Да-да, а потом, кстати, когда все будет кончено и с теми, и с другими, состояние коротышек достанется опять же нам. — Но как быть с этими двумя аррьерос и пеоном? Задерживать их здесь? Какой в этом толк? Все равно с них ничего не возьмешь. А отпустим их, они нас выдадут… — А мы не сделаем ни того, ни другого. — Как это? — Все решат три пули или три удара ножом.