– Подожди, дай я. Захар взялся за мою ногу повыше лодыжки, и я почувствовала его сильные руки. – Ой! – Чё «ой»? Больно, чё ли? – Конечно. Полегче, чуть ногу не вывихнул. Он плюнул на лист и присобачил подорожник к моей пятке. И помог мне надеть кроссовку. Через два шага лист всё равно сполз, но я уже не ныла. Я не ныла, но ныло что-то во мне, и ныло сладко – от прикосновения руки Захара. Потому что этот парень мне очень и очень нравился, я уже говорила. И то, что на даче он игнорировал нашу компанию и жил сам по себе, привлекало к нему ещё больший интерес. День, когда он приходил на конечную автобуса, был для меня особенным, тогда я возвращалась домой, как после какого-то праздника, или как будто я побывала на чьём-то дне рождения. Шагов через десять пришлось снова остановиться. – Ёлки, вот ты привязалась ко мне с мозолью своей, надо было тебя на даче оставить с лягухами. Какой же дурак, прости, дура надевает кроссовки на босу ногу? – У меня чистых носков не оказалось. – Так надела бы грязные! – Грязные не хотела. – Постирала бы, блин, девушка называешься! – Не ворчи. Ты как моя мама. – Твоя мама не надела бы кроссовки без носков. – Ну, в этом ты прав, конечно… Захар сел на рельсу, снял кед, стянул с ноги носок: – Бери, кулёма! Ветка ты с трухлявого дерева! – Спасибо! А ты как же? – Да вот так. Так мы и шлёпали, у обоих по одному носку, мне стало намного легче, натирать почти перестало. Я была в джинсах и незаметно, что на мне носок только один, а он – в шортах и один носок на его ноге выглядел чудовищно смешно. Носок в чёрно-белую, как жизнь, полоску. – Чёрт, никогда не думал, что по шпалам идти так неудобно. Не по шагу шпалы проложены. Как-то инженеры не рассчитали. – Кто-то коротконогий шпалы клал, – заметила я. – И так – по всей стране, прикинь. И вдруг за нашими спинами раздался гудок тепловоза. Мы просто чуть не упали от удивления. Отпрыгнули в стороны, Захар – в одну, я – в другую, и буквально через минуту мимо нас промчался гружённый досками состав. Кажется, там всего-то три вагона было, но, чтобы человека переехать, и одного много. – Ничего себе! – Захар почесал затылок. Мы недоумённо уставились друг на друга и захохотали. – Кто сказал, что ветка заброшенная?! А? – Да-а… а я и не знал! Во дела! – Завод снова в действии? – Выходит, так! – Ну и хорошо! А потом мы песню загорланили: Через две, через две зимы, Через две, через две весны-ы Отслужу, отслужу, как надо, и вернусь[3]. Мы специально строевую орали, под неё шагалось легче. А если по правде, это была единственная песня, которую мы знали оба. Луна, уплывая всё выше в космос, приобретала свой естественный лимонный, а потом сырный цвет, высыпали звёзды, словно молодёжь на ночную тусовку, по бокам узколейки чернел лес, один раз из середины ёлок выскочил заяц и тут же повернул обратно, испугавшись, наверное, нашего нестройного пения. И мне было так хорошо, как никогда раньше. По шпалам, по шпалам, Вдоль рельсов, вдоль рельсов Любовь нас настигла, Ни больше, ни меньше. И стрелы амура Летели из леса, И в небе кривлялась Луна в роли беса… Это я записала уже дома. Жаль, что только меня она, любовь эта, настигла, как внезапно появившийся поезд. Амур попал только в моё сердце. Когда целился в Захара – промахнулся. И это было жестоко, понимаете, да? Мне теперь одной мучиться. Просто жесть. Наконец-то знакомое местечко! Охраняемый переезд. Отсюда до города рукой подать. И это было здорово, потому что я выдохлась, и ещё жутко хотелось спать. А ещё жутчее – есть. Что такое пять морковинок? Я не только не коза, но и не заяц. – Захарыч, ты есть хочешь? – спросила я. – Что за вопрос? Скоро подорожник лопать начну. – Потерпи, заяц-козёл, скоро дома будем. – Терплю. Ты же не взяла ничего. Могла бы додуматься, всё-таки девушка. На переезде стоял вечный малюсенький домик, напоминающий дом господина Тыквы из сказки про Чиполлино. В нём сейчас, наверное, спал сторож, и шлагбаум, как шея жирафа, был направлен в небо, прямо в бесовскую луну. – Упс! – сказал Захар и хлопнул себя по лбу. – Ох, я и тупой! – он ещё раз хлопнул. – Ведь если тут охраняемый переезд, а я про него знал, значит, только тупые думают, что ветка заброшена. Ох, мы и тупые! – А ведь точно! А между прочим, мы на дачу ездим именно по этой дороге. – А ты вообще не знала про железку. – Не знала. Нет, то, что она здесь проходит, знала, конечно. Но то, что она недалеко от дач, – нет. – Ну, вот узнала. Не жалеешь? – Ни капли, Захарыч! Мне даже луна понравилась. – Ну! Луна вааще! Слышь, так есть хочется! Я только молча вздохнула. – Надо было взять бутербродов. И ты тоже не догадалась, а ещё девушка называешься, хозяйка. – Не думала, что поход затянется. Я могла бы взять для тебя морковки. – Я, что, верблюд, морковку жрать? Ну вот. Я не только не коза и не заяц, но и не верблюд, оказывается. Отсюда начинались городские фонари. Луна, конечно, неплохое светило, и светила она в полный феерический накал, но фонари были совсем не лишними в тёмную августовскую ночь.