— Мы сейчас разбираемся с совершенно другим делом, — даже не поднял на Тео глаз Том. — Мы имеем право знать, — взвизгнул адвокат, — Том. — Его голос стал спокойнее и тише, он также приподнялся. Теперь они с Джонсоном были на одном уровне и как бы нависали над следователем. — Ты прекрасно знаешь, что на суде это не пройдет. Мы в два счета выиграем это дело. Коккинакис обернулся, взглянув на Брикмана. Между ними случился беззвучный диалог, затем Том вернулся к своим собеседникам. — Нашелся свидетель, который подтвердил, что Генри, мистер Брикман, — поправил сам себя Том, — не мог спрятать картину за репродукцию, так как физически не способен находиться в двух местах одновременно. — Это еще что значит? — возмутился Тео, повысив голос, но ответить ему никто не удосужился. Спустя несколько часов бесполезных разговоров Джонсона отпустили, так и не предъявив никаких обвинений. К слову, дверь, в которую якобы стрелял Тео, к моменту приезда полиции была абсолютно целой. Спускаясь по ступеням крыльца участка, Генри поморщился от яркого солнца, прикрыв лицо ладонью. — Необходимо срочно допросить Джулию, — деловито отчеканил Генри. Том прикусил губу, посмеиваясь, при этом все его грузное тело сотрясалось. — Джулия то, Джулия сё. Генри свел брови, взглянул на чистое голубое небо, будто там был начертан наиболее безопасный ответ в его случае. После чего он остановился на ступеньку ниже, чем Том и обернулся. Легкая улыбка коснулась его губ. Генри выглядел абсолютно спокойным: — Ты о чем, Том? Коккинакис снова хихикнул. — Ну, по крайней мере она не маньяк-убийца. Кража произведений искусства в каком-то смысле даже престижна. Во всяком случае, она разносторонняя личность и у нее есть вкус. Брикман нахмурился. На лбу тут же образовались три глубокие складки. — Я не думаю, — медленно заговорил Генри с невесть откуда взявшимся очень сильным британским акцентом, — что ты понимаешь меня правильно, Том. — Спортивное телосложение. Умение открывать замки. Я все понимаю и когда-то тоже был молодым. Генри облизнул губы, затем отвернулся и продолжил спускаться по ступеням, привычно засунув руки в карманы своих идеально выглаженных серых брюк. Том поглядывал на него исподтишка. Смятение Брикмана его забавляло. Но необходимо было сообщить Генри кое-какие новости касательно их общего дела. Коккинакис знал, что агенту это не понравится. — Только что меня вызывали к начальству. Дело закрыто. — Том тяжело вздохнул. — Брикман, мне очень жаль. — Что это значит? — У нас нет состава преступления. Обе картины вернулись в галерею, — пожал плечами Том. — Что это значит? — снова переспросил Генри. — Состав преступления характеризует конкретное общественно опасное деяние в качестве преступления. Генри разозлился, широко раскинув руки: — Я знаю, что значит этот термин. Я не могу понять, мы просто сделаем вид, что ничего не было, Том? Выходит, можно просто взять подержать у себя картину и потом вернуть ее на место? Полюбоваться ею на стенке? Том зевнул, направляясь к тележке с мороженым. Генри же продолжал возмущаться: — А как насчет взлома с проникновением? Том выбрал вафельный рожок с тремя розовыми шариками. Коккинакис уже было приготовился облизнуть его в первый раз, когда Генри вероломно отобрал мороженое и выбросил в урну. — Ради бога, ты только что вылечился от простуды. Генри внимательно взглянул на Тома. — Про самые тяжелые последствия простуд в виде воспаления легких, почек и сердца мы все прекрасно знаем и стараемся максимально их избегать. Но иногда после подобной заразы возникают проблемы со здоровьем, которые на первый взгляд трудно связать с простудой даже специалистам. Хуже слышите, теряете волосы и беситесь по пустякам? Виноваты вирусы… — Ладно! — перебил Коккинакис, прекрасно зная, что будет дальше. Он закатил глаза к небу, кинув в урну вслед за мороженым салфетку, которой держал рожок. Генри довольно улыбнулся, кивнул Тому, а затем поинтересовался: — А что будет с Джерри? — Джерри отпустили за недостатком улик! — зло прошипел Том, заглядывая в урну. Он все еще скучал по своему вафельному рожку. Трудно так сразу смириться с подобной потерей. — Отпечаток пальца на украденной картине теперь недостаточно веская улика? — Официальная версия прокуратуры такова: она могла прикоснуться к картине во время регулярных осмотров экспозиции. — Через стекло, — вздохнул Генри. Коккинакис пожал плечами. — Это конец, Брикман. Патроны, пулю от которых ты нашел, можно приобрести в любом оружейном магазине. А учитывая, что у нас нет входных отверстий в двери, она вообще ничего не дает. Самое странное дело, которое мне довелось вести. *** Несколько дней спустя весь высший свет города посчитал своим долгом посетить зал кубизма на втором этаже Национальной художественной галереи в Афинах, дабы лично отблагодарить молодого американского бизнесмена за возвращение картины Пикассо на ее законное место. Используя свои собственные контакты и работу частного детектива, Тео Джонсон вернул городу великолепное и абсолютно бесценное произведение искусства. Директор музея практически плакал, пожимая руку широко улыбающемуся американцу. — Сам украл, сам вернул, — вздохнул Коккинакис, облокотившись на подоконник. Вместе с агентом Брикманом они стояли в самом дальнем углу помещения. Здесь они были в безопасности — им было видно всех присутствующих, а на них никто особо не обращал внимания. Тео господствовал в центре зала, плечом к плечу с мэром города. За его спиной находилась работа Пабло Пикассо, подсвеченная с трех сторон прожекторами, да так ярко, что все остальные картины, представленные на выставке, сливались со стеной, на которой висели. Обнимая Джулию за талию, словно трофей, Джонсон стоял с гордо поднятой головой, благосклонно принимая с разных сторон комплименты, слова благодарности и откровенную лесть. Сегодня его невеста была задумчиво молчаливой. Необъяснимо, но Генри нравилось наблюдать за ней. Ее прическа с зачесанными на одну сторону и уложенными аккуратными волнами волосами придавала девушке вид шикарный и в то же время скромный. Это было настолько забавно, учитывая, какой на самом деле была Джулия, что Генри неожиданно для самого себя улыбнулся. Пару минут назад, когда она под руку со своим женихом вошла в зал, дыхание агента участилось. Неконтролируемая реакция. Все произошло так быстро, что ему показалось, будто он почувствовал аромат ее духов. Но это было невозможно. Слишком велико было между ними расстояние. Девушка раздражала его одним своим присутствием. Пару мгновений он не мог выбрать удобной позы, переминаясь с ноги на ногу. Агент не знал куда деть руки, а галстук слишком сильно сжимал его шею. Гамма чувств, которую испытывал Брикман в тот момент, когда увидел ее впервые после совместной ночи, была невероятно богатой. Джулия выводила его из равновесия. Агент ощущал себя обманутым, униженным, и в то же время она возбуждала его, несмотря на несколько метров и десяток людей между ними. Эта женщина заставляла его сердце биться чаще. Генри не сводил с нее глаз. И в какой-то момент он заметил, что Джулия чувствовала себя неуверенно. По крайней мере, она держалась не так победоносно, как обычно. Ее неуютное пожимание плечами дарило Брикману странно приятное удовлетворение. Генри уловил дискомфорт девушки и почему-то страстно желал, чтобы он был связан с наличием его самого в зале. Подобная мысль радовала Генри. Скрестив руки на груди, он ждал, когда Джулия оступится — выдаст себя. Подарит Брикману хоть какую-то зацепку. Она подставила его. Джулия играла роль, которая ей отлично удавалась, но, судя по тому, как реагировал на имя своей невесты Тео, спать с Брикманом в планах у парочки не было. Это была ее собственная инициатива. Джулия не врала, когда сказала ему «да». Отсюда Генри сделал вывод, что он и есть ее слабое место. Было чертовски унизительно надеяться на это, особенно после того, что с ним сотворили. Но Брикман продолжал сверлить ее взглядом. И наконец-то что-то случилось. Тео произносил свое ответное слово городу, а Джулия не сдержалась и украдкой взглянула на агента Интерпола. Их глаза встретились. Нужно было срочно вспомнить все самое плохое, что связано с этой женщиной, потому что Генри повело. Комната закружилась, как если бы он опустошил стакан хорошего шотландского виски. Мурашки по коже, покалывание в подушечках пальцев и сухость во рту. О боже ты мой! Один из сотрудников галереи на мгновение, случайно, загородил женщину, и Брикман опомнился, упустив ее из поля зрения. Джулия же, в свою очередь, быстро, скорее машинально, взглянула на Тео. И снова на Брикмана… — Неплохое начало политической карьеры, ты не находишь? Чудесное спасение бесценного произведения искусства. Не удивлюсь, если сейчас ему вручат ключи от города, — обратился Том к Генри. Услышав голос Тома, Генри вздрогнул, словно опасаясь, что Коккинакис мог прочесть его мысли. Брикман потер переносицу и покачал головой. — Здесь что-то другое. Агент Интерпола прищурился и снова уставился на Джулию. — Спасибо Вам огромное! Весь город благодарен Вам. Это одно из самых великолепных и дорогих произведений нашей галереи, — звучал из микрофона прокуренный голос мэра. На этих словах Джулия еще раз взглянула на Генри, всего на одно мгновение, но агент заметил и это, а мэр продолжил: — Деньги ничто по сравнению с тем богатством, которое несет в себе… От этих слов и быстрого, острого взгляда синих глаз Джулии в голове Брикмана что-то щелкнуло. Мысли закрутились, как тысяча маленьких шестеренок в едином сложном механизме. «Одно из самых великолепных и дорогих произведений нашей галереи». Словно рой диких пчел зажужжал в ушах агента. Перед глазами появились белые размытые полупрозрачные пятна. Генри показалось, что он теряет сознание. Брикман плотно закрыл глаза и стал дышать глубже, ему не хватало кислорода. Он ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. До него дошла суть преступления. Каким же он был идиотом! Как он мог допустить ряд таких элементарных ошибок? Он слишком много думал о Джулии и слишком мало о деле. Быстро метнувшись влево, он растолкал людей, стоящих у подоконника, где в большом количестве валялись брошюры с фотографиями и списками произведений искусства, представленных в галерее. Затем, порывшись в карманах, он выудил свой телефон. Генри тут же вышел в Интернет, после чего отшатнулся и оперся спиной о стену, чтобы не упасть. Коккинакис наблюдал за другом в недоумении. — Что происходит? — кивнул он ему, нахмурившись. Но Брикман ничего не ответил, он стал пробираться сквозь толпу к выходу из зала. Заметив перемещения Генри, Джулия взглянула на Тео. — Мне что-то не хорошо, — соврала девушка, — пойду подышу воздухом, — сжала она запястье жениха в тот момент, когда его пригласили ответить на несколько вопросов очередному греческому изданию. В пустом коридоре никого не было. Генри быстро направился к ступеням, ведущим наверх, в следующие залы галереи, которые располагались этажом выше. — Генри, нам надо поговорить, — окликнула его Джулия. Брикман успел подняться на марш выше и обернулся, держась за гладкие, широкие, точеные деревянные перила девятнадцатого века. — О, мисс Джулия, надеюсь, с вами все в порядке, — послал ей дежурную улыбку Генри и продолжил свое движение, отвернувшись. Главное не смотреть на нее. Глаза женщины были полны тоски и отчаянья. Брикман прищурился. Нужно было не забывать, как ловко Джулия умеет притворяться. — Я хочу объяснить кое-что, — начала тереть собственные ладони Джулия, — между нами возникло недоразумение. Генри снова остановился, он смотрел на нее сверху вниз. — Хм, вряд ли наручники на моих руках можно назвать недоразумением. — Генри взглянул на красивое лицо женщины. Она выглядела встревоженной. Брикман открыл было рот, чтобы добавить что-то еще, потом поморщился и отвернулся, решив промолчать. Затем сделал несколько шагов по ступеням вверх, крепче взялся за перила и все же обернулся. — У вас новая роль? Что-то вроде «печальная дама с угрызениями совести»? Якобы в вас пробудилось чувство нравственной ответственности за своё поведение перед окружающими людьми? — Генри покачал головой и снова улыбнулся. — Заканчивайте, вам не идет. Ее огромные синие глаза прожигали его насквозь. Эта странна власть над ним Брикману не нравилась.