Время пролетело незаметно. Утро вступило в свои законные права, и парочка направилась в полицейский участок. Генри вызвал массу вопросов у собственных коллег, появившись на работе в обычной одежде, а не в идеально выглаженном костюме. Загадочно улыбаясь, агент Брикман проводил Джулию к кабинету Кокинакиса, а сам направился к кофейному аппарату. Джулия сидела за столом следователя афинской полиции, теребя в руках подол своей не по размеру большой майки. — Итак, мисс Орманд, — вздохнул Том, откинувшись на спинку своего кресла, — что именно вы хотели поведать нам? Джулия уверенно взглянула на Коккинакиса и выпрямилась, как-то странно меняясь в лице. — Я хочу сообщить, где находится украденная картина. Том тут же бросил на стол шариковую ручку, наклонившись вперед и внимательно слушая. — Вы говорите о работе Пабло Пикассо? Лицо женщины не выражало никаких эмоций. — Картина “Голова женщины” Пабло Пикассо находится в отеле *** в номере агента Генри Брикмана. Полотно приклеено скотчем к задней стороне дешевой репродукции Моне на одной из стен гостиной номера. Том ехидно усмехнулся. — Вы хотите спросить, откуда мне это известно? — серьезно произнесла Джулия. Коккинакис лишь пожал плечами, явно не веря в то, что происходит. — Мы с моим женихом Тео Джеймсом наняли частного детектива для раскрытия данного преступления. Дело не двигалось, а судьба столь исторически ценного полотна оказалась в руках не совсем профессионалов. — Я попрошу, — перебил ее Том. — Картина в номере Брикмана, и он не тот, за кого себя выдает, — закончила Джулия. Глава 15 Кофейный аппарат по обыкновению барахлил. Железный монстр мало кого слушался в полицейском участке. Иногда стражам порядка приходилось в прямом смысле слова выколачивать долгожданный напиток из его цепких механических лап. Не хотела подчиняться своенравная машина и Брикману. Агент загадочно улыбнулся, нажал несколько кнопок, однако ничего не произошло. Это мечтательно-идиотское выражение лица не сходило с его физиономии с прошлой ночи и, наверное, даже хорошо, что в полицейском участке не было достаточно большого зеркала. Засунув руки в карманы штанов, Генри наклонился, разглядывая маленький серый краник в темном углублении высокого красного ящика с яркими надписями на боку. Брикман подумал, что если это кофейный автомат на растворимом кофе, то приготовление представляет собой обычное разведение всех ингредиентов в горячей воде. Другое дело, если бы в автомате готовился зерновой кофе, то работу можно было бы поделить на несколько фаз: добавление сыпучих ингредиентов в стакан, помол зерен и дозирование молотой кофейной массы, пропуск через брикет кипящей воды под давлением. После чего полученный кофе сразу попадал в стакан. Затем выполнялся отжим и удаление отработанной кофейной массы. Напоследок происходила выдача палочки для размешивания. Генри почесал затылок, многозначительно хмыкнул и снова засиял таинственной улыбкой. Он не помнил, откуда ему известны все эти тонкости, но был абсолютно уверен, что дела с работой кофейного автомата обстоят именно так. Брикман выпрямился и осмотрел аппарат. Заманчивые названия напитков и аппетитные изображения сводили его с ума. Из этой потертой серой трубки должна была появиться тоненькая струйка крепкого черного кофе, но стоящий под ней пластиковый прозрачный стакан оставался сухим. Проходящий мимо полицейский офицер издевательски ухмыльнулся, наблюдая за неспешностью размышлений интеллектуала, и со всей дури ударил чудо-машину в бок. Аппарат заурчал. Приятный аромат бодрости разлился по комнате. Брикман вежливо поблагодарил своего спасителя, а тот в свою очередь лишь махнул рукой в ответ. Агент с наслаждением зажмурился, когда горячий терпкий, чуть горьковатый напиток приятно скользнул по горлу. Теплый кофе наполнял его исключительной энергией. Он ощутил мощный прилив неестественной бодрости. Генри почти не спал этой ночью. И хотя долгий и крепкий сон — это залог отличного самочувствия, ощущал себя Брикман на все сто. Его тело сладостно покалывало от удовлетворения и неги. В нем поселилось некое приторное освобождение, о котором так часто пишут в женских романах. Но в мыслях был легкий беспорядок. Сложно сконцентрироваться на работе, когда ощущение ее мягкой кожи под руками никуда не делось, а шелковистые пряди золотисто-пшеничных кудрей, казалось, все еще скользили между его сильными и длинными пальцами. Генри сделал еще один глоток и присел на край стола. Этим утром все было каким-то странно небывалым. Незнакомые, ранее неизведанные впечатления атаковали его голову. Легкомысленная, ни к чему не обязывающая связь с женщиной, которую он сам же считал своей главной подозреваемой, — что может быть более нелепым? Но отчего-то от одних лишь воспоминаний об этом за спиной появились крылья. И неожиданно Генри крепко зажмурился, плотно закрыв глаза. Вдруг ему показалось, будто он давно покинул помещение участка и идет к свету. Его близость с Джулией была такой правильной, такой приятной и естественной, что в своем воображении он попал в длинный прямой коридор со светящейся золотой дверью в конце. Из проема лилось ярко-желтое пламя, оно манило своим теплом. Казалось, сама жизнь вела его к этой дверце. Чей-то знакомый голос и громкие шаги заставили Брикмана обернуться. Он развернулся к воображаемому свету спиной. Несколько секунд он наблюдал за всем происходящим словно со стороны, как будто его конкретно это не касалось. Изрядно поглупев за сегодняшнюю ночь, Генри спокойно наблюдал за тем, как дверь кабинета Кокинакиса медленно открылась и плачущая Джулия попала в объятья спешащего к ней Тео. Он гладил ее по голове, трепал волосы, убирая их за ухо, беря лицо девушки в свои ладони, улыбаясь ей. Брикман крепко зажмурился, сжимая в руках стаканчик с кофе — превращая его в мусор. Он не почувствовал боли, когда горячая жидкость обожгла его руку. Давным-давно, лет двадцать пять назад, маленького мальчика по имени Генри отец приучал к дисциплине с помощью своеобразной «шоковой терапии». Когда Брикман младший никак не реагировал на просьбы отца, его родитель тихо выходил из комнаты, а затем так же беззвучно возвращался, резко выливая на ребенка таз холодной воды. Это было жестоко, но крайне действенно. Мальчик начинал слушать то, что ему говорят, внимательнее подмечая происходящее вокруг, не витая в облаках. Генри до сих пор вздрагивал, вспоминая этот метод воспитания. Брикман поежился от несуществующего холода. Джулия вылила ему на голову целых два ведра ледяной воды. Долгий длинный воображаемый коридор агента резко окончился. Впереди оказался тупик — проем, заложенный обычным красным кирпичом. Его мечтательный золотистый свет погас. Брикман мысленно свернул в единственную открытую дверь по правую руку от себя. Там уже кто-то ждал его. В следующую минуту в голове агента раздался выстрел, и мозги Генри бесформенной жижей стекли по стене позади него. Ему следовало тысячу раз подумать, прежде чем поддаться этой женщине. КАК ОН МОГ ЕЙ ПОВЕРИТЬ? КАК? Этот вопрос повис в воздухе и остался без ответа. Что за муха укусила опытного сыщика? — Джулия, Джулия, Джулия, — вздохнул Брикман, скрипя зубами. Конечно, он ожидал подобного поворота событий, но верить в это ему не хотелось. Сейчас необходимо было собраться и вытащить незримый нож из лопатки в своей спине. Действовать согласно плану «б». Сглотнув накопившуюся в горле слюну, дерущую глотку до боли, Генри моментально сконцентрировался на гаденьком ощущении в своей груди. Он аккуратно опустил в урну пластиковый стаканчик, вернее то, что от него осталось, и стал ровнее, вытягиваясь в струну. Выйдя из своего кабинета вслед за Джулией, к нему направлялся Кокинакис. Бледновато-серый цвет лица следователя афинской полиции говорил о том, что Генри и так уже знал. Он ослеп на какое-то время, потерял способность мыслить логически, увлекшись своими инстинктами, но сейчас его голова снова была холодной, и хватку он не потерял. Тео обнимает ее. Голова девушки покоится на плече жениха. Несмотря на жалобы об измене. Следовательно, нетрудно догадаться, какую именно правду Джулия рассказала полиции. Она выкурила Брикмана из собственного номера, как бешеную пчелу из улья, наполненного медом. Надо отдать Джулии должное. Она шикарная актриса. — Картина у меня в номере, не так ли? — опередил Кокинакиса Генри. В ответ следователь лишь кивнул, внимательно вглядываясь в лицо Брикмана. Синие глаза агента Интерпола снова были спокойными и сосредоточенными. Том подошел к нему вплотную, так, чтобы их разговор никто не мог слышать. — Мы должны хорошенько подумать, прежде чем предпринимать какие-то действия, сейчас мне сложно сориентироваться, — начал было Кокинакис, но Генри лишь взглянул на давно выцветшие, перепуганные зеленовато-серые глаза следователя афинской полиции, после чего развернулся к стене лицом и в покорном жесте сомкнул руки за спиной. — Арестуй меня. Надень мне наручники, пока они здесь, — прошептал Генри, обернувшись через плечо. — В этом нет необходимости. — Кокинакиса трясло, он доверял Брикману. Молодой агент ему нравился. Мозги грека не успевали за сменой событий в этом деле. Вначале Джерри, теперь Генри. — Наши ребята еще не добрались до номера, и, возможно, всему этому есть логическое… — Делай как я говорю. Я уверен, что картина там, — спокойным, безэмоциональным тоном произнес Генри. Кокинакис подчинился. Тяжело дыша и потея, он кивнул молодому полицейскому. Через секунду Генри почувствовал, как на его руках сомкнулся ледяной металл. Глава 16 Коккинакис стоял на крыльце полицейского участка, наблюдая за тем, как двое совсем еще молодых ребят в новенькой форме пытались усадить в машину довольно крепкого и слегка подвыпившего подозреваемого. Они толкали его вдоль сидения. Старались согнуть пополам и даже запихнуть в машину вперед ногами, но арестованный был высоким, и у неопытных полицейских ничего не получалось. Справа от Тома послышались смешки сослуживцев. В любой другой день он, скорее всего, так же издевался бы над ребятами, но не сегодня. Том повернулся и тяжело вздохнул. Следователь афинской полиции не находил себе места. Он скрестил руки за спиной, нервно поглаживая указательным пальцем правой руки костяшки левой. Несколько минут назад он вернулся из гостиницы, побывав в номере Генри и обнаружив ту самую картину. Казалось бы, нужно ликовать, что, по сути, дело раскрыто, но вместо радости хотелось напиться. Они долго ждали прибытия эксперта по искусству. Престарелый дядечка в больших квадратных очках подтвердил оригинальность картины почти на девяносто шесть процентов. Тому было очень интересно, откуда взялись эти чертовы четыре процента? Остается небольшой шанс, что это ксерокопия? — А я инопланетянин, посланный на эту планету, чтобы похитить секрет размножения людей, — закрыл глаза Коккинакис и простонал вслух. — Ты что-то сказал, Том? — не расслышал рядом стоящий коп. Том вернулся в здание полиции. Направляясь в комнату для допросов, где его уже ждал Генри, сыщик шел как можно медленнее. Тянул время. Сотни раз он проводил эту процедуру, но сегодня весь его опыт куда-то испарился. По правде говоря, у Тома было полно недостатков. Он был не слишком молод и, возможно, уже не так расторопен, но факт оставался фактом — он все еще обладал неким врожденным чутьем. Нюхом ищейки. Генри сидел за столом. Том открыл дверь и зашагал через комнату, направляясь к пустому стулу напротив Брикмана. Толстая рифлёная подошва его кожаных ботинок слегка поскрипывала в тишине небольшой прохладной комнаты. Помещение напоминало коробку без окон. Четыре сплошных бетонных стены с узкой металлической дверью в центре. Том знал, сколько людей наблюдало за ними через видеокамеру, висящую под потолком в углу, поэтому Коккинакис всем своим видом пытался скрыть напавшее на него отчаянье. Нужно просто уловить, а самое главное — поймать истину за хвост. Генри выглядел точно так же как обычно. Он дышал тихо и равномерно, его спина была абсолютно ровной, вытянутой в струну. Волосы лежали идеально, словно он только что причесал их своей знаменитой карманной расческой. Вот только не хватало привычного строгого костюма. Эта незатейливая одежда делала Генри по-особенному домашним и уютным. Коккинакиса накрыла новая волна уныния. Зачем он вообще решил допрашивать его сам? Нет. Нет. Нет. Нельзя допустить выслуживания со стороны коллег. Они могут использовать историю Генри как возможность продвижения по карьерной лестнице, а этого Том не позволит. Опустив голову, Брикман с интересом разглядывал носки своих ботинок. Затем агент медленно поднял глубокие синие глаза на Тома. — Итак, Вы нашли картину. Коккинакис вздрогнул, услышав спокойный голос Брикмана. Том не заметил, что задумался слишком глубоко. Сей факт позабавил Генри, и он слегка улыбнулся. — Давай пошагово пройдемся по событиям вчерашнего вечера, — прочистил горло Том, говоря как-то странно и тихо. Генри снова улыбнулся. Этот тембр голоса был несвойственен Коккинакису, как будто он извинялся за то, что не слишком доверяет Брикману. Он терял союзника в лице Тома. Похоже, следователь афинской полиции переставал верить ему. Стремительное падение вниз, почти такое же быстрое, как его прыжок в бассейн из окна отеля. Последнее неплохо бодрит, к слову. — Я сидел в своем номере и жевал мятную жвачку. Я люблю мяту, она успокаивает. Хотя знаешь, Том, жвачка ухудшает кратковременную память, которая нужна для сиюминутного ориентирования, — поморщился Генри, сведя брови вместе. — Жвачку можно жевать не более пяти минут и только после еды. Ибо если жевать жвачку дольше, то это приведёт к выделению в пустой желудок желудочного сока, что способствует развитию язвы желудка и гастрита. Генри хотел сказать еще что-то, но Том перебил его: — Снимите с него наручники, — кивнул он в сторону Брикмана. — Генри, ты хотя бы понимаешь, насколько серьезны обвинения? — разозлился Том. Он встал и навис над Брикманом, пытаясь донести до агента всю трудность положения. Генри сидел, растирая онемевшие от металла запястья. — Им плевать на все твои теории про балкон, вазы, водосточные трубы и подделки с бабочками в уголках. У них есть картина, причастность Джерри и номер, где жил ты. Это только в кино полиция ищет истинного виновника. В жизни все хотят уйти домой пораньше. Все! Генри выглядел настолько спокойным, что Том вышел из себя окончательно: — Ты сядешь, Брикман! — Я уже сижу, Том, — пошевелился Генри на месте, как бы располагаясь комфортнее, — хотя стул мог быть и поудобнее, честно говоря. Коккинакис поднял руки, сдаваясь. Его бесило это идиотское спокойствие агента Интерпола. — Я сдаюсь. Это больше не мое дело, Брикман. Хочешь рубить сук, на котором сидишь? Ради бога, продолжай разыгрывать из себя идиота и делать вид, что все это розыгрыш. Генри на секунду сменил выражение лица, щелкнув языком и присвистнув, будто пытаясь заставить Тома замолчать. Коккинакис замер. Вот оно. У него появилась надежда, что он не ошибся в Генри и тот действительно уверен в своей невиновности. И самое главное — сможет это доказать. — На моем столе был открытый ноутбук? — неожиданно поинтересовался, беззаботно зевая, Брикман. Том поднял голову. Облегчение зазвучало в ушах торжественной мелодией. Встретившись с Генри глазами, он медленно расплылся в широкой лучезарной улыбке. С души будто камень свалился. Слава богу. Это случилось. Генри что-то задумал. — Неси сюда компьютер! Живо! — буркнул Том на полицейского в углу комнаты. Молодой человек попытался возмутиться. — Но это же запрещено. Это улика, и ее должны вначале осмотреть специалисты… — Молодой человек стал топтаться на месте. — Он может удалить что-нибудь важное, нельзя позволять ему, — продолжал спорить мальчишка, а Коккинакис зло взглянул на парня. — Живо! — повторил он. Том внимательно наблюдал за тем, что происходило на экране компьютера. Пальцы агента порхали над клавиатурой. Следователь едва успевал следить за мелькающими окнами. И когда Брикман нажал на видеозапись, сделанную оставленной включённой веб-камерой ноута, Коккинакис в прямом смысле слова захлопал в ладоши, как маленький ребенок.