Макс не выдержал и перебил переводчика: – Скажите, вы тогда никому не рассказывали о просьбе писателя и о тех предметах, которые видели? – Это исключено. Меня занимал только роман. Я помог ему и забыл об этой истории. А что? – Вы сказали, что тогда не познакомились с этой семьей. Отсюда я делаю вывод, что вы с ней все-таки познакомились. – Да, мне нечего скрывать. Это случилось лет пять назад. Я собирался в творческую командировку в Штаты. Пожалуй, семья узнала об этом от Роуза. Он иногда звонил этим людям. Они сами разыскали меня и попросили передать небольшой подарок тому самому деду писателя. Вот тогда мы и познакомились. Это была небольшая, но полноценная семья. Дочь того обер-лейтенанта с мужем, их сын и невестка, их маленькая дочь… Девчушке было лет шесть-семь… Я запомнил, что ее звали Лаура. А вы говорите, что узнали историю о медальоне и фотографии от кого-то из оставшихся в живых… Что-то случилось? – Случилось. Умерла дочь того обер-лейтенанта, вслед за ней умер муж. – Я вспоминаю, дочь обер-лейтенанта уже тогда сидела в инвалидном кресле. Видимо, она была серьезно больна. Муж ее тоже был немолод. Все мы смертны, частный детектив… – Это верно, господин Бекман, но умер и их сын, которому по возрасту еще совсем рано расставаться с этим миром. – Серьезно заболел или несчастный случай? – Ни то, ни другое. Его убили. Бекман помолчал. На лице его отразилась сложная гамма чувств. – Я ничего не знал об этом. Признаться, после знакомства с семьей мы не поддерживали тесных отношений. Правда, в течение этого времени я звонил пару раз. Не помню даже, по какому поводу. Вероятно, поздравлял с Рождеством или что-нибудь в этом роде… – Он снова замолчал. Потом вдруг встрепенулся, словно в голову пришла неожиданная мысль. – Постойте, частный детектив, уж не связываете ли вы убийство со старой историей о медальоне и фотографии? – Именно, господин Бекман. Связываю, но только с медальоном. – Странно. Я же видел его. Простая штуковина. – Но с этой «простой штуковиной» связана, как оказалось, некая семейная, если угодно, легенда. – Но ведь прошло столько лет, и только сейчас… – Вот именно, господин Бекман. И это основная загадка, которую нам никак не удается разгадать. Поэтому я, собственно, и у вас. Но чувствую, что уйду ни с чем. Попробуйте еще раз вспомнить, не упоминали ли вы все же о медальоне в чьем-либо присутствии. Для меня это крайне важно. – Нет, господин Вундерлих. Не было такого. Я отлично помню, что тогда лишь передал молодому Роузу клочок бумаги с адресом семьи. Это все. – Господин Бекман, вы сконцентрировались на том, что было тогда. Если я правильно подсчитал, примерно тринадцать лет назад. Может быть, уже позже, в недавние, так сказать, времена вы в праздном разговоре за бокалом вина или за чашечкой кофе что-то кому-то рассказали? Бекман вскочил и зашагал по кабинету. Иногда он останавливался и потирал виски. Подошел к столу и налил себе стакан минеральной воды. Спохватился, налил еще один и протянул Максу. Оба залпом осушили свои стаканы. Бекман снова сел в кресло. Макс предпринял еще одну попытку помочь ему: – Господин Бекман, тот роман, за перевод которого вы взялись тринадцать лет назад, ведь был не единственным… Я обнаружил в публичной библиотеке как минимум еще один роман Роуза, тоже переведенный вами. Он вышел совсем недавно. Бекман хлопнул себя по лбу. – Было, частный детектив, я упоминал об истории с медальоном. Примерно два года назад как раз перевод этого романа я приносил в издательство в Мюнхене и передавал его коммерческому директору. Макс достал из кармана клочок бумаги и протянул его Бекману: – Об этом издательстве идет речь? Переводчик краем глаза глянул на бумажку и кивнул. Потом продолжил: – Я передавал рукопись коммерческому директору Фуксу. – И что? – Он предложил выпить по чашечке кофе. Мы с ним в хороших отношениях. Первый роман Роуза тоже шел через него. Но тогда – я отлично помню – эту историю мы не обсуждали. А в этот раз я только что вернулся из Америки. За чашечкой кофе Фукс из любопытства расспрашивал об Америке. Среди прочего я упомянул, что передал деду Роуза подарок от одной немецкой семьи. Он заинтересовался. Что да как? Я коротко рассказал. Он совершенно равнодушно это выслушал. Вот и все. – Вы называли фамилию семьи? – Не помню, но исключить это не могу. А что тут страшного, господин Вундерлих? Коммерческий директор Фукс отличный специалист, порядочный человек. Как он может быть связан с тем, на что вы намекаете? – Вот с этим делом мне и предстоит разобраться. Вы не представляете, какую радость вы мне только что доставили. Даже если окажется, что ваш Фукс не имеет к расследуемому мной делу никакого отношения, я знаю, какой следующий ход я должен сделать. Макс едва выполз из поглотившего его кресла. – Будем прощаться, господин Бекман. Наша встреча оказалась не напрасной. Будем рыть дальше… – Что рыть, господин Вундерлих? Макс рассмеялся. – Это мы так говорим с моей помощницей. Это означает искать. – А-а-а… – протянул Бекман. Его сфера деятельности была далека от подобной терминологии. У самой двери Макс, вспомнив что-то, обернулся. – Господин Бекман, может быть, вы помните имя этого Фукса? – Безусловно. Мы ведь почти в приятельских отношениях. Его зовут Отто. Макс дернулся всем телом, но Аксель Бекман этого не заметил. За дверью Макс сказал про себя: «Вот так-то, Мартина». 34 Инспектор Ниммер распахнул дверь кабинета и пропустил вперед свидетелей, с которыми только что побывал в полицейском морге. Оба свидетеля опознали молодого мужчину, ставшего жертвой дорожно-транспортного происшествия на четвертом автобане. Владелец антикварной лавки Альберт Шульц сразу же признал в нем того человека, который приносил в его магазинчик медальон, принадлежавший семейству Оберман. Однако бармен Теодор Болер долго ходил вокруг тела, всматриваясь в лицо опознаваемого, потом сказал: – Вроде он, господин инспектор… Вы же помните, я рассказывал, что у нас в баре полумрак… Правда, этот лысый… – Не лысый, а бритый, господин Болер. Любой из нас может обрить голову. Представьте на миг, что у опознаваемого появилась та прическа, которую вы наблюдали в баре. – У того человека были большие залысины, а глядя на этот бритый череп, я не вижу тех мест, где были бы залысины, если бы вдруг появились волосы. – Но, господин Болер, посмотрите повнимательнее. Я, например, отлично вижу места на черепе, совершенно лишенные волос. Болер еще раз подошел к трупу. – Не знаю даже, что сказать, господин инспектор… У меня не все в порядке со зрением. К тому же в этих местах на черепе большие синяки… – Он отошел в сторону и вдруг сказал: – Но серьга в ухе, пожалуй, та. Она бросилась мне в глаза еще тогда в баре. Ниммер облегченно вздохнул. – Ну вот, кое-что вы все же узнаете. Приободренный бармен вдруг воскликнул: – Да, господин инспектор, у того в баре обе кисти были в татуировках. Прикажите открыть руки. Ниммер кивнул сотруднику морга, и тот сдернул простыню. Обе кисти были в татуировках. Болер подошел поближе, некоторое время рассматривал кисти опознаваемого и сказал: – Это могут быть те татуировки… – Хорошо, господин Болер. Спасибо. Ниммер тяжело опустился на стул и предложил свидетелям присесть. – Сейчас я отпущу вас, господа. Только подпишите протокол. В протоколе опознаваемый фигурировал без имени и фамилии. В тексте он назывался то человеком, побывавшим в антикварной лавке Альберта Шульца, то тем, кто выпивал в баре Теодора Болера. Свидетели подписали протокол и покинули кабинет Ниммера. Фриц Ниммер оказался в сложной ситуации. Он не сомневался, что в полицейском морге сейчас лежит тело того, кто организовал убийство Вальтера Обермана и Петера Хорста и даже сам убил «длинного», который был главным исполнителем его замысла. Он еще не знал его имени, но понимал, что установление его лишь дело времени. Ведь теперь инспектор располагал не только фотороботом, но и – с позволения сказать – оригиналом. Неоспоримым считал Ниммер также тот факт, что погибший в дорожно-транспортном происшествии извлек нечто из этого злополучного медальона в присутствии владельца антикварной лавки Альберта Шульца. И вот он погиб. Ниммеру очень хотелось, чтобы это был несчастный случай. Будь это так, сейчас он мог бы спокойно закрыть дело как расследованное. Организатор серии убийств найден. То, что он не предстанет перед судом, мало интересовало Ниммера. Ведь в принципе суд свершился. Пусть это и божий суд. То, что было в медальоне – считал Ниммер, – исчезло с гибелью того, кто и владел этим в тот момент, когда его машина вдруг спикировала на дно обрыва. Да и было ли там что-то достойное внимания? Это уже тема для этого частного детектива с его «дедукцией». Ниммер поможет ему, когда установит настоящее имя погибшего. Если он окажется потомком Адольфа Гринберга, то перед частным сыщиком откроется широкое поле возможностей приложения его аналитических способностей. Об этом Ниммер подумал без всякой иронии. Но что это даст? Тайна медальона так и останется нераскрытой. Ниммер расслабился, вытянул затекшие ноги, а затем, прикурив сигарету, начал мечтать о том, как проведет ближайшие выходные. Но скоро его радужные мечты снова вытеснили мрачные мысли. Ведь все только что прокрученное в его голове имеет место, если он имеет дело с несчастным случаем. А если нет? Доводы, приведенные Юргеном на месте происшествия, имеют право на существование. А тогда снова произошло убийство? И значит, история с медальоном продолжается… Фриц Ниммер вздохнул и нажал кнопку. Дверь открылась, и на пороге кабинета возник дежурный Хаслер. – Скажите, Хаслер, уже есть отчет экспертов относительно последнего дорожно-транспортного происшествия? – Да, господин инспектор.