– Вставай, черт побери! Ты что теперь, спишь на рабочем месте? Макер вздрогнул, выпучив глаза. При виде Тарногола он мгновенно вскочил. – Боже, Синиор, дорогой, это вы! – пробормотал он, вытерев слюну, выступившую в уголках губ. – Я пришел посмотреть, как ты работаешь, а ты, оказывается, просто дрыхнешь! – Нет, нет, я работал как сумасшедший с самого утра, – сказал Макер, разворошив лежащие перед ним письма. – А воз и ныне там? – разозлился Тарногол. – То есть со вчерашнего дня ты ни хрена не сделал! – Нет, нет, уверяю вас, я много чего успел. Но представляете, утром, когда я уже неплохо продвинулся, произошла небольшая заминка… – Ты только и знаешь, что оправдываться! – вспылил Тарногол. – Все! С меня довольно! Не дав Макеру и рта раскрыть, Тарногол ушел, не преминув изо всех сил хлопнуть дверью, что, похоже, начинало входить у него в привычку. Макер застонал и рухнул обратно в кресло. Отчаянно нуждаясь в утешении, он позвонил жене. Анастасию звонок мужа застал посреди площади Рив. По его голосу она сразу поняла, что что‐то случилось. – Все в порядке, котенок? – спросила Анастасия (она знала, что “котенок” всегда действует на него магически). – Да, я просто хотел сказать тебе ку-ку, – ответил Макер. – Что поделываешь? – Иду в “Роберто” обедать с мамой и сестрой. – Ах да, сегодня же среда. Я совсем забыл. Передавай им привет. Приятного аппетита. – Спасибо, котенок. Звони, если что. – Да, да, не волнуйся. – Ты еще что‐то хотел сказать? – Анастасия понимала, что он позвонил ей не только ради “ку-ку”. Наступило молчание. Макер думал, что после выходки Тарногола ему ничего не остается, как пойти на таинственную ночную встречу в парке Бертрана. – Я… я не приду домой к ужину, – произнес он наконец. – Буду поздно. – Поздно? – Да, мне… мне надо кое с кем встретиться… – Макер чуть было не рассказал ей об анонимном письме, но вовремя спохватился. – С одним клиентом, он только вечером приезжает из Лондона и очень хочет со мной повидаться до завтрашних переговоров по инвестициям. – Хорошо. Увидимся позже, котенок. Перед тем как войти в “Роберто” – изысканный итальянский ресторан в центре Женевы, где каждую среду она обедала со своей матерью Ольгой и сестрой Ириной, – Анастасия быстро посмотрелась в карманное зеркальце. Они не должны догадаться, что она проревела все утро. Проснувшись, она ждала, что Лев как‐то проявится, но напрасно. Он явно залег на дно. У нее создавалось ощущение, что он играет с ней, может потому, что в понедельник она заявила, что бросает его, хотя сама ни секунды в это не верила. Она сделала глубокий вдох и вошла в ресторан. Ольга и Ирина фон Лахт, приехав, как обычно, раньше времени, уже ждали ее, сидя на банкетке за центральным столиком, все в мехах и бриллиантах, и пили шампанское. Мать при виде Анастасии холодно воскликнула: “А вот и ты!” – намекая, что она опоздала, а сестра, сухо улыбнувшись, изучила ее с ног до головы, высматривая, что она себе купила с их прошлой встречи на той неделе. – У тебя новое приобретение? – тут же поинтересовалась Ирина, заметив на запястье Анастасии неизвестный ей браслет. – Так, ерунда, – отмахнулась Анастасия, садясь за стол. – Ерунда из чистого золота! – сказала сестра с издевкой. – Это подарок. – Анастасия в надежде сменить тему притворилась, что полностью поглощена меню. – Подарок от кого? – требовательно спросила сестра. – От мужа? – Не твое дело! – Да успокойтесь вы наконец! – взмолилась мать, словно обращалась к маленьким девочкам. – Мы с вами – фон Лахт, не забывайте об этом! Потомки Габсбургов не скандалят на публике. – Никакие мы не Габсбурги! – разозлилась Анастасия. – Мы вообще никто! – тишина! – рявкнула по‐русски Ольга, бросив на дочь убийственный взгляд. И вокруг старой Ольги воцарилась гробовое молчание. Она через силу улыбнулась, для приличия. Ее дочки заткнулись, изучая меню: с самого детства они усвоили, что, когда мама ругает их по‐русски, лучше помалкивать. Ольга поправила бриллиантовое ожерелье и, щелкнув пальцами в потускневших от времени кольцах, сделала знак подлить им шампанского. Подбежавший официант наполнил три бокала и принял заказ. Ольга и Анастасия выбрали камбалу на гриле, Ирина предпочла пасту с белыми трюфелями Альбы. – Нет, только не пасту, дорогая! – Мать умерила ее пыл. – Будешь обжираться, замуж не выйдешь. – Ну мамочка, – простонала Ирина, – сейчас сезон белых трюфелей. – Сначала мужа найди, потом переходи на трюфели, – категорически отрезала Ольга. – А пока что обойдешься рыбой на гриле. – Она повернулась к официанту: – Значит, три камбалы, будьте добры! – Пожалуйста, не унижай меня на людях, мамочка! – надулась Ирина. – Я не унижаю, а помогаю тебе соответствовать твоему положению. Мы Габсбурги, помни об этом! Анастасия, сидя напротив матери и сестры, наблюдала за ними, не понимая, зачем терзает себя этими еженедельными обедами. Тоже мне Габсбурги! Просто захудалые дворянки. Мать происходила из семьи белых эмигрантов, ее прадеду, богатейшему торговцу оружием, царь пожаловал дворянство, а вскоре разразилась революция, и он лишился своего состояния. Поэтому Ольга, хоть и родилась в бедной семье, с детства впитала бесконечные сказания о блестящем прошлом их фамилии во времена Российской империи. Неудивительно, что она была одержима манией вернуть былую славу, и как‐то, будучи в Вене, втюрилась в Стефана фон Лахта, которому суждено было стать ее мужем по двум вполне веским, по ее мнению, причинам: он происходил из знатного рода (фон Лахты, австрийские аристократы из побочной ветви Габсбургов, могли проследить свою генеалогию на протяжении нескольких веков) и был очень богат (его отец, которому хватило здравого смысла умереть незадолго до знакомства его сына с Ольгой, оставил ему колоссальное состояние, нажитое торговлей нефтью и недвижимостью). Стефан и Ольга, обвенчавшись с большой помпой в венской Карлскирхе, поселились в роскошных апартаментах во Внутреннем городе, историческом центре австрийской столицы. Стефан не работал, живя на ренту от папочкиного состояния. Они с Ольгой целыми днями шлялись по магазинам и прожигали жизнь на светских тусовках, где Ольга всякий раз появлялась в новом платье, постоянно меняя украшения, и объясняла каждому встречному-поперечному, что Габсбурги не показываются на людях дважды в одном и том же. Вскоре у них родилась Ирина, за ней, по прошествии двух лет, последовала Анастасия. “Мы выдадим их за представителей княжеских семейств Европы”, – пророчествовала Ольга в светских салонах венской знати. Вот только она была не в курсе, что ее муж, который к тому моменту, как они познакомились, уже отчаялся найти себе жену, и теперь ни в чем ей не отказывал, слегка преувеличил размер своих капиталов. А главное, Стефан не работал и, подыхая от скуки, убивал время в казино. Их образ жизни обходился ему недешево, особенно влетали в копеечку бесконечные наряды и побрякушки Ольги, игорные долги росли, и в конце концов налоговые штрафы и общий спад экономики, пошатнув семейное предприятие, поглотили последние шиллинги молодой семьи фон Лахт. Оказавшись по уши в долгах, Стефан в одночасье скрылся с горизонта, наплевав на семью. Ольга, поняв, что происходит, подхватила дочерей девяти и одиннадцати лет и бежала в Женеву, чтобы сочинить себе там новую жизнь. Они поселились в крошечной квартирке в квартале Паки. От прежнего величия Ольге остались лишь меха и драгоценности, а также горькое послевкусие. Она унесла ноги из Вены вовсе не из страха перед кредиторами, в отличие от своего слабака мужа, просто ей трудно было примириться с мыслью, что она будет изгнана из высшего общества. “Проклятия нет, есть только покорность судьбе”, – изрекла Ольга и засучила рукава. Она устроилась продавщицей в “Бонжени”, самый престижный универмаг Женевы, и вела строгий учет каждому франку. Жизненные потребности были сведены к абсолютному минимуму: никаких вечеринок и покупок, на ужин одни консервы. На сэкономленные средства они в выходные дни посещали шикарные заведения столицы. По субботам Ольга обедала с дочками в модных ресторанах (когда девочки вышли замуж, эта традиция продолжалась по средам). По воскресеньям они пили чай в барах лучших отелей. По такому случаю они наводили красоту. Ольга доставала свои лучшие платья и украшения. Обладая врожденным талантом к шитью, дочерей она одевала сама по последнему крику парижской моды, черпая вдохновение в каталогах, и изобретала им наряды из остатков тканей, выуженных по дешевке в галантерейных лавках. Иногда, появившись на пороге очередного шикарного отеля, разряженные в пух и прах девочки – как правило, Анастасия – внезапно пугались. – Тебе не кажется, что мы ужасно глупо выглядим, отправляясь на чай в “Бо-Риваж” в вечерних платьях? – спрашивала она мать. – Глупо быть богатым и стать бедным, – возражала Ольга. – А теперь Kopf hoch! Выше голову! – говорила она по‐немецки. – Встречают по одежке. Громко переговариваясь, они с надменным видом вплывали в салоны отелей и в рестораны. Все взгляды обращались на роскошных, уверенных в себе дам, про которых уже поговаривали, что они потомки Габсбургов, хотя толком никто не понимал, что это, собственно, значит. Ольга безмерно гордилась тем, с какой легкостью ей удалось вписаться в приличное женевское общество. Она завела полезные знакомства, и вскоре без нее не обходилось ни одно светское мероприятие, будь то Весенний бал, бал Красного Креста, суаре часовщиков или вернисажи в престижных галереях. Опасаясь называть свой адрес в Паки, выдававший ее с головой, Ольга просила присылать ей приглашения в “Бо-Риваж”, где она якобы занимала гигантские апартаменты. “Жить в отеле – это так по‐набоковски, – объясняла она дочерям. – Кроме того, «Бо-Риваж» сразу производит правильное впечатление – там останавливалась императрица Сисси”. Чтобы главный консьерж отеля принимал адресованную ей почту и соблюдал правила игры, она умасливала его щедрыми чаевыми. Только кто станет ее проверять? Никому и в голову не придет, что блистательная Ольга Габсбургская просто-напросто самозванка. Ей приходилось даже прятаться, когда ее новые знакомые делали покупки в “Бонжени”. И она ни разу не спалилась. Когда Анастасии и Ирине исполнилось соответственно шестнадцать и восемнадцать лет, мать задалась целью закрепить с их помощью свое положение гранд-дамы и дать дочкам возможность преуспеть там, где сама она потерпела неудачу, выдав их замуж за важных и состоятельных людей. За знатностью происхождения она гналась уже не так, как раньше. Главное – финансы. Поэтому она решила, что зимой все выходные они посвятят прочесыванию излюбленных курортных городков золотой молодежи. Отпрыски именитых европейских семейств проводят лыжный сезон в Гштаде, Клостерсе или Санкт-Морице, прилетают туда на частных самолетах и сорят деньгами почем зря. Наследники королевских династий и промышленных магнатов тут кишмя кишат, бери не хочу. С этой задачей такие красивые и образованные девушки, как Ирина и Анастасия, справятся без труда. Скудные семейные сбережения и средства, вырученные от продажи части драгоценностей, пошли на оплату поездок в горы, куда они отправлялись из Женевы сначала поездом, потом автобусом. Они ютились в убогой гостиничной комнатке, снятой по сходной цене, где разве что спали и наряжались на модные вечеринки – Ольга Габсбургская, словно сошедшая со страниц Толстого, получала на них приглашения, просто назвав свой “сценический псевдоним”. Об отдыхе девочки и не мечтали. “Вы сюда не развлекаться приехали, – постоянно твердила им мать, – а познакомиться с молодым человеком и, не откладывая, обручиться с ним”. Под присмотром Ольги они посвящали все вечера охоте на завидных женихов и вешали им лапшу на уши, рассказывая о своем высоком положении в обществе. Если дочери, не дай бог, принимались ныть, мать разыгрывала целое представление, обвиняя их во всех смертных грехах. “Я для вас стараюсь, а вы мне отвечаете черной неблагодарностью! – возмущалась она. – Я из кожи вон лезу ради вас, забываю о своей жизни, чтобы обеспечить вашу. Я уже в прислугу превратилась, а вам все мало. Чего вам еще не хватает?” Если они не реагировали на ее стенания, Ольга набирала обороты, чуть не рыдая: “Посмотрите на мои исколотые иголками пальцы, на мои глаза, слепнущие от бессонных ночей, я на все готова, чтобы вы стали еще прекраснее и вышли замуж! Выкиньте свою мамочку на помойку, раз уж на то пошло!” Потом она талантливо изображала предсмертные хрипы, чтобы дочки осознали наконец, на какие жертвы она идет ради них. Как правило, ее ужимок оказывалось достаточно, чтобы растроганные сестры, бросившись в ее объятия, покрывали ее лицо поцелуями и клялись “дорогой мамочке” в любви. Прижав их к груди, Ольга чувствовала себя вполне ублаготворенной и почти счастливой. Живой, по крайней мере. Но иногда Ольга срывалась. Бедной Ирине особенно досталось в Гштаде – увидев, как она флиртует с официантом модного кафе, мать отхлестала ее по щекам, правда уже в гостинице. “Я столько денег трачу, чтобы вытащить ее из грязи, а она с мусорщиками якшается!” – в бешенстве орала она. В последующие годы под нажимом матери у девушек фон Лахт случилось несколько романчиков, но, к ее величайшему огорчению, ничего существенного. В двадцать один и двадцать три года Анастасия и Ирина все еще не были помолвлены. Тогда‐то Ольга и прослышала о Большом корпоративном уикенде Эвезнер-банка в Вербье. Она тут же ухватилась за эту возможность выдать дочерей за кого‐нибудь из боссов крупнейшего частного банка Швейцарии. Позже она неустанно хвалила себя за предприимчивость, ибо успех ее затеи превзошел все ожидания – не прошло и года, как Ирина приняла предложение руки и сердца от управляющего активами, старше ее на двенадцать лет, а еще через год Анастасия обручилась с Макером Эвезнером, наследником одного из владельцев банка. Но шестнадцать лет спустя Ирина, которой исполнилось тридцать девять, развелась, не получив ни копейки алиментов, несмотря на двух дочерей. Ее управляющего активами арестовали за растрату. Он получил тюремный строк и заплатил разоривший его штраф. Ирина, не проработавшая ни дня в своей жизни, устроилась кассиром в супермаркет. Из какой‐то дурацкой фанаберии она отказалась от должности в курьерской службе Эвезнер-банка, любезно обещанной ей Макером. Но по средам ей удавалось освободиться с двенадцати до двух, чтобы пообедать в “Роберто” за счет Анастасии. Она являлась туда при полном параде, но с кислой миной и, напиваясь шампанским, с подобострастной улыбкой заглядывала в глаза богатым красавчикам, моля Бога, чтобы они спасли ее от несчастной доли. Тут им наконец подали камбалу на гриле и налили еще шампанского. – Слушай, Анастасия, – сказала Ольга, которая не могла высидеть и пяти минут, чтобы не сделать замечания одной из дочек, – ты могла бы помочь сестре найти мужа! Ты же тут всех знаешь! – Слушай, мам, я познакомила ее уже с половиной города! – запротестовала Анастасия. – Они все козлы, – проскулила Ирина. – Тебе просто нравится, что я в жопе.