«Понятно!((А тебя можно поздравить?» «С чем?» – удивилась я. «Как это с чем?! С первым местом! С Зо-ло-том!» Я некоторое время не отвечала, пытаясь врубиться в смысл сообщения. Тогда Снежана, не дождавшись от меня ответа, снова написала: «Ну, ты что? Все в параллели обсуждали, как Золотко нес тебя на руках по коридору. И при этом вы так друг на друга смотрели!» Я похолодела от ужаса. Как же так? Снежаны даже не было в тот момент у медпункта. Она учится в другом классе. Вот сплетники! «Ничего серьезного! – принялась печатать я. – Всего лишь подвернула ногу, а Антон Владимирович помог мне добраться до медсестры». «Ничего себе – ничего серьезного! – Если бы кого-нибудь из нас Золотко нес на руках… Он всегда тебя выделял! У нас алгебра сдвоенная была, ваша Благовещенская при всех вас обсуждала». Эта информация меня не радовала. А если глупые сплетни и обсуждения дошли и до Тимура? Хотя что тут говорить. Он собственными глазами все видел… «Короче, завтра на большой перемене будем ждать подробности!» – прислала новое сообщение Снежана. – А сейчас мама спать гонит. Споки!» ♥ «Споки!» ♥♥ – ответила я и вышла из мессенджера. Да-а… Дела. Но вместо того, чтобы тоже отправиться спать, я снова зашла в «инсту» на страницу Макеева. Изучив все до самого конца, тяжело вздохнула. Может, он мне хотя бы сегодня приснится? В самом лучшем на свете сне. Как там Алина цитировала?.. Как раненый, в траве лежу, На месяц молодой гляжу. Часов протяжных перемена… Молодой месяц заглядывал в комнату сквозь незашторенные окна. По украшенному новогодней иллюминацией проспекту разлился свет от фар. Сердце разбито, уроки не выучены, а город засыпало снегом. Вот дальний город, вот наш дом, Вот сад, где прыгают гимнасты, Куда сходились мы так часто. О, милый дом!.. о, твой порог! Я так устал, так изнемог… Глава шестнадцатая Несмотря на все мои ночные переживания, проснулась я в хорошем настроении. А все потому, что из кухни впервые за долгое время доносился привычно веселый голос сестры. Уютное звяканье посудой, папин низкий голос и мамин звонкий смех. Все стало как раньше. До того как в нашей семье произошла ситуация с Эдиком, я даже не задумывалась, как важно ценить эти обычные вещи. Никто не болеет, не страдает, не плачет, не ссорится и не думает, что жизнь его закончена… Мы просто переговариваемся, строим планы на день, пьем кофе и едим вкусные мамины сырники на завтрак. Да, счастье должно быть именно таким – простым. Нога еще немного побаливала, но боль эта казалась вполне терпимой. Хотя последний урок физкультуры на законном основании можно и прогулять – медсестра выписала мне освобождение. Еще один штришок к простому счастью. За окном в свете фонаря снова кружил снег. Когда я вышла к столу, все домашние повернулись в мою сторону. – Доброе утро! – поприветствовала меня мама. – Как спалось? Как твоя нога? По пути на кухню я поняла, что нога меня уже практически не беспокоит. Расходилась. Но, помня о ненавистном уроке физкультуры, театрально вздохнула: – Болит! – Как же ты поедешь в поход на лыжную базу? Несколько дней осталось. Придется тебя никуда не пускать и оставить дома. С нами на дачу поедешь. К нам на Новый год Латыповы приедут. Будет весело! Я едва сдержалась, чтобы не скривиться. Вот к чему может привести мое вранье. – Ой, да до лыж сто раз заживет, – беспечно махнула я рукой. Мама посмотрела на меня с подозрением и усмехнулась. – А ты почему так рано проснулась? – спросила я у сестры, усаживаясь за стол. Лучше перевести тему разговора. – Ты ведь уже сдала все зачеты. Алина, конечно, странный человек. Была б я на ее месте, то отсыпалась бы перед экзаменами, пока есть время. Хорошо, что и моя учеба подходит к концу. Контрольные худо-бедно написаны, осталось только дождаться выставленные оценки за полугодие, и можно срываться в Васильево. Лыжи шуршат по лыжне, и ветер посвистывает… Конечно, кое-что все-таки омрачало мое настроение. А именно – наша недоговоренность с Макеевым. Но после вчерашней беседы с Алиной о моих чувствах и трусости я решила, что обязательно поговорю с Тимуром до своего отъезда и во всем ему признаюсь. От одной мысли, что мы можем стать настоящей парой, я испытала трепет и незнакомое волнение. Мы можем все зимние каникулы провести вместе. Будем ходить на каток и пить там глинтвейн, а потом гулять по нарядному зимнему городу. Я буду приглашать Тимура в гости, а можно еще раз съездить на нашу дачу. Все-таки с родителями парня уже знакомить не надо. Из-за ситуации с Эдиком мама и папа на время забыли о моем якобы первом бойфренде. Но я чувствовала, что позже мне от допроса не отвертеться. После Кравеца мама и папа будут начеку. Но в порядочность и честность Тимура я верила. Взять ту же ситуацию с Машей Сабирзяновой… Макеев был единственным человеком в нашем классе, кто не побоялся вступить в конфликт со Стасом, любимым внучком директрисы. А ведь все могло закончиться не так радужно. Думая над этим, я на несколько секунд подвисла, забыв, что задала вопрос Алине. А сестра в это время уже перечисляла свои планы на день: – …а потом мы встретимся с папой в обед, и он свозит меня на елочный рынок. – О, у нас наконец будет елка? – оживилась я, потянувшись за сырниками и сгущенкой. – Конечно, будет. Куда она денется? – засмеялась Алина. Конечно, она изо всех сил делала вид, что теперь с ней все в порядке, но глаза у нее при этом все равно оставались печальными. Конечно, так быстро от всего не оправишься. Но сестра после больного разрыва отношений пыталась жить дальше. – Здорово! – откликнулась я. Алина всегда выбирала живые, самые красивые и пушистые ели. В доме стоял терпкий запах хвои. Елку обычно убирали после старого Нового года. – Хочешь, вечером вместе украсим? – предложила сестра. Я чуть сырником не подавилась. – Серьезно? – Ну да, – пожала плечами Алина. – А что здесь такого? Дело в том, что сестра никогда раньше не доверяла мне наряжать с ней елку. У нее всегда все было продумано до мелочей: в том году Алина украшала ель в «золотой» палитре, в позапрошлом – «красно-белой». Мне же всегда хотелось немного похулиганить: добавить на елку какого-нибудь яркого попугая или диско-шарик. Неоновые фигурки и забавных фарфоровых зверьков. Все это не вписывалось в идеальную концепцию Алины. Только несколько раз она брала мои новогодние украшения и вешала их куда-нибудь на самый верх. А тут вдруг предложила нарядить ель вместе. Это показалось странным даже родителям. Они удивленно переглянулись. Мама пожала плечами и счастливо улыбнулась папе. – Ну… я только «за», – кивнула я. Из дома я вышла в самом шикарном настроении. На улице было морозно и тихо. Только снежок под ногами приятно похрустывал. Вечером у нас будет наряженная живая елка; все контрольные написаны; я обязательно поговорю с Тимуром и расскажу ему о своих чувствах; мир с сестрой восстановлен, и даже злодей немножко наказан. Жизнь прекрасна! Представляю, как влетело Эдику на кафедре за списанный диплом. Надо же быть таким лошарой. Он никогда не запаривался над своей учебой. Наверняка эксплуатировал мою сестру на полную, пользуясь тем, что она в него так сильно влюблена… Ну, ничего! Теперь попляшет. Пусть отдувается. В школе коридоры украсили елочными ветками и бусами. На первом этаже шестиклассники репетировали какой-то забавный новогодний номер. Мальчишка в маске волка зажигательно отплясывал, а потом вдруг кинулся на своих одноклассниц. Девчонки заверещали и бросились врассыпную, едва не сбив меня с ног, но я даже ни капельки не рассердилась на них. В это утро казалось, что меня сложно чем-то разозлить. Еще и первым уроком – география. И пусть теперь я ждала этот предмет не с таким трепетом, как раньше, увидеть Антона Владимировича все равно было приятно. Куда лучше, чем алгебра, где от скуки помереть можно. Зайдя в класс, я первым делом обнаружила за нашей партой Яну. Ура! Значит, она уже решила вернуться в школу. Может, и с родителями помирилась? Мне не терпелось узнать подробности. К тому же теперь все карты раскрыты, и мы со спокойной душой можем в подробностях обсудить мальчишек, которые нам небезразличны… Кстати, о них. По пути к своему месту я посмотрела на парту Макеева. Она, разумеется, пустовала. – Приветик! – счастливо поздоровалась я, усаживаясь рядом с Казанцевой. Яна сидела перед раскрытым листом с текстом и сосредоточенно на него смотрела. Стихотворение какое-то. Повторяет, что ли? Странно, вроде у нас сегодня нет литературы. Хотя какая разница? Не до уроков мне теперь было. Я тут же принялась тормошить подругу: – Ну, рассказывай! Как ты? Где ночевала? Что отчим говорит? А мама? Снежана вчера вечером про тебя спрашивала… Яна подняла голову и посмотрела на меня каким-то странным встревоженным взглядом. Все понятно. Отношения с родителями наладить не удалось. Вчера утром Янка была точно такой же – напуганной, потерянной и взвинченной одновременно. – Наташ… – начала она, но потом почему-то замолчала. – Что такое? – испугалась я. – Тебя выгнали из дома? Не пускают обратно? Ты можешь пожить у меня, в моей комнате. Мама будет не против. – Не в том дело, – перебила Казанцева. А затем придвинула ко мне листок. – Вот, смотри. Это правда ты писала? Я уставилась на стихотворение. И только теперь, вчитавшись, конечно же, узнала его. С первой строчки. И почерк мой… Сейчас я поняла, что это просто размноженная копия. Мое признание в любви. То самое, которое я написала поздно ночью в блокнот, когда вернулась с дачи и не могла уснуть. В тот вечер я впервые призналась себе в сильных чувствах, но, испугавшись, упрямо подписала: «А.В. Золотухину». Да, эта позорящая меня подпись так и значилась в конце стихотворения. – Так это правда? – снова спросила Яна, не дождавшись ответа. – Почерк похож на твой. – Откуда это у тебя? – хрипло спросила я, отобрав у подруги листок. Жадно принялась вчитываться в строчки, будто за это время в стихотворении что-то могло измениться. – Где ты его достала? Яна еще больше растерялась. – Я пришла на географию, – начала она, – а листок на парте лежал. Как и у других. У других?!