‒ Мы собирались, как ты выразился, вступить в контакт, с тобой, ‒ ответил Макс. ‒ Но потом появились эти «веселые ребята». Опыт подсказывал, что они те ещё «плохиши» и, как видишь, мы не прогадали. Впрочем, если бы они не решили замочить тебя, то вероятно, мы бы попытались как-то с ними сговориться. А вот по второму вопросу ‒ история длинная… ‒ Поэтому к ней вернетесь позже, ‒ прервал его полковник. ‒ Сейчас я хочу выработать план наших дальнейших действий. Мы покинули свое убежище, вышли в мир и досадили зверю, который нам пока что не по зубам. Во всей этой ситуации мне ясно одно ‒ в новом мире выживут только сильные, а мы к ним пока не относимся. Так что я хочу услышать ваши мысли по поводу того, как это исправить. Люди задумались. В размышлениях прошло около минуты. Слово снова взял Макс: – Скажу очевидное, но так, для старта. Мы на территории банды, замочили их патруль, и нам в любом случае придётся иметь с ними дело. Если они такие отмороженные, как утверждает парнишка, то как-то договариваться с ними – херовая затея, значит, придется выжечь их гнездо калёным железом. И поскольку силушки для лобовой атаки нам ещё долго будет не хватать, то сперва придется здорово попартизанить. ‒ Принимается. Я того же мнения. На нашей стороне все ещё остается фактор внезапности. Дьяков ‒ выясни у своих «переселенцев» все ли переехали. Может, кого-то не хватает? Вдруг кто-то остался, чтобы настучать этим «волкам». Мы должны быть уверены, что они все ещё не знают о нашем существовании и не узнают как можно дольше. – Понял, – кивнул Коля. – Наша главная задача ‒ нарастить мускулы, – продолжил полковник. – Для этого нам нужны люди, оружие, техника – все, что сможем добыть. Многим мы сможем разжиться в деревнях, в которые приезжают бандиты. Какими силами они это делают? – Небольшими, – медленно ответил Андрей. – В Прохоровку прибыла группа из трех-четырех грузовиков и легковой машины. А самих бандитов человек пятнадцать. – Если так, то можно устроить засаду в одной из деревень или даже в нескольких, и застать их врасплох, обогатившись трофеями, – вставил Дьяков. – Именно, – поддержал его полковник. Андрея удивляла их сплоченность. Никогда прежде, ни в одной деревне или даже группе людей он не видел такого единомыслия. Тут никто ни с кем не спорил, не лез во что бы то ни стало с критикой для того, чтобы показать свою важность и значимость на фоне остальных. Все они будто совершенно не боялись безумных идей, которые здесь сейчас рождались. Создавалось впечатление, что все тут размышляют одинаково. Или наоборот, вообще не размышляют, а слепо следуют за своими лидерами, которые заблуждаются и будто совсем не понимают, что не просто рискуют жизнями, а что все они умрут, если попытаются тягаться с бандой. И он решил сказать им это. ‒ Вы что, действительно собрались биться со «степными волками»? ‒ спросил он, не пытаясь скрывать изумления. ‒ То есть, вы сейчас не шутите? Все это всерьез? – Ясен пень, – кивнул Макс, нахально улыбаясь. Андрей обвел всех недоверчивым, изумленным взглядом. – Вы понимаете, что у вас нет ни единого шанса? У них там горы оружия, у них даже есть боевая техника, даже танки! Они всех вас перебьют! – закончил он свою мысль. Повисла тишина. Кто-то смотрел на Андрея снисходительно, кто-то – недоверчиво. Кое-кто даже укоризненно. Взгляд Макса выражал нескрываемую нотку презрения, а улыбка с его лица исчезла. ‒ Наш новый друг ещё не понял, где оказался, ‒ не сводя с Андрея тяжелого взгляда, холодно разъяснил он всем. ‒ Он думает, что повстречал кучку слабаков-землепашцев, которых выстрел пугает, как зайца треск ломающейся ветки. Он сделал короткую паузу, но никто не стремился ничего добавить и тогда он сам продолжил. – Да, Андрей, мы вступим в бой с этими «волчинами», потому что среди нас нет слабаков и ссыкунов. И потому что все здесь понимают, что выжить, пряча голову в песок, нельзя. Можно только перегрызать глотку врагу, чтобы завоевать себе место и показать другим, что с тобой лучше не иметь дела. И мы будем драться за свое будущее. Мы не для того почти год прятались под землей, а потом ещё много лет просидели в заложниках в этой долине, чтобы выбраться и стать молчаливым скотом, который погрузят в грузовики и увезут неизвестно куда. И, к сожалению, мне всего лишь показалось, что ты тоже не из ссыкунов. Андрея эта речь задела за живое. Напомнила ему, что он тоже ещё недавно мечтал отплатить банде за их бесчинства, но потом, заглушенное страхом за собственную жизнь, это желание притупилось. – Я не ссыкун, ‒ смущенно сказал он, потупив взгляд. ‒ Может и так. Но теперь тебе придется это доказывать. Голос Макса на версту отдавал сталью. В нем не осталось ничего от того строгого, но все же доброго и справедливого тона, которым он обращался к Андрею раньше. Парню стало очень стыдно. И хоть никто из остальных ничего не добавил, он почувствовал, что они разделяют точку зрения Макса. ‒ Если вы закончили, ‒ продолжил полковник, ‒ то я хочу ещё кое-что добавить. Во-первых, раз в новом мире всем управляют бандформирования, то хотим мы этого или нет, а нам тоже придётся стать бандой, иначе никак. А во-вторых: у меня есть кое-какие планы на ближайшие пару дней, но я изложу их в более узком кругу. Все свободны. Макс, Коля, Эрик – останьтесь. Выйдя в коридор, Андрей чувствовал на себе пренебрежительные взгляды остальных. Он правильно понял, что утратил кредит доверия, который был ему предоставлен Максом и Павлом. Он ещё не верил, что они могут победить в схватке с бандой, но их самоуверенность была достаточно заразной и настойчиво подталкивала его к мысли, что возможно, у них есть шанс. А вместе с ними и у него. Ему захотелось доказать им, что они ошиблись на его счет, что рано списали его в трусы. Доказать без кредитов доверия. В честной драке. В это время оставшиеся в кабинете полковника Родионов, Дьяков, доктор Бернштейн и хозяин кабинета обсуждали своего нового знакомого. В отличие от Андрея, большинство из остальных жителей деревень на поверку оказались затюканными крестьянами, которые хорошо знали с какой стороны держать лопату, но мало что смыслили в том, что происходит в мире вокруг них. И эта разница между ними и Андреем была слишком уж заметной для того, чтобы оставить её без внимания. Самым логичным объяснением казалось то, что парень как-то связан с бандами. И похоже, что не говорит им всей правды. Подумав, они решили поручить кому-то надежному приглядывать за ним. Андрею, как и всем недавно прибывшим, отвели место в обветшалой казарме, давно требовавшей ремонта. Условия были не намного лучше, чем на улице: было холодно, сильно донимали сквозняки, но зато хотя бы на голову не капало. Улегшись на проржавевшую кровать, издавшую дикий скрип, и укутавшись в старое, немного подранное колючее одеяло, Андрей ещё долго думал о том, что произошло. Ему несказанно повезло, что Павел и Макс спасли его, но не для того ли, чтобы он сгинул в безуспешной попытке свергнуть установившийся порядок? Кто знает. Что же ждёт его впереди? Увидит ли он брата, и вообще, выживет ли сам в этом мире анархии? Эти вопросы будоражили настолько, что сон ещё долго не шёл, хотя смертельная усталость и требовала закрыть глаза и дать телу отдых. Андрею даже стало немного страшно от всех этих мыслей. Люди, с которыми он сегодня познакомился, были не такими, как он привык – в них не чувствовалось сомнений, они не боялись. Здесь, на этой сильно потрепанной временем базе, он увидел и ощутил мир людей, для которых не могла идти речь о том, чтобы прятаться, прозябать, страдать и молча сносить издевательства из-за боязни расстаться с полной лишений жизнью. Для них существовал только один сценарий – выжить во что бы то ни стало и ответить на удар. Именно эта мысль приводила к выработке адреналина и разгоняла сон – Андрей понимал, что ему тоже хочется участвовать в нанесении этого удара, быть на его острие, лично мстить ненавистным бандам. Но вместе с тем понимал он и уровень риска, и свою слабую подготовленность к такому. Как сказал Гронин – выживут только сильные. А чтобы стать сильным, нужно здорово потрудиться и пролить немало крови. И не исключено, что это будет своя собственная кровь… Глава 2. Крещение огнем 1 Из тех, кто присутствовал на совещании, большинство теперь смотрели на Андрея либо с пренебрежением, либо со снисходительностью, а кое-кто даже с презрением. Один только старик-доктор по-прежнему относился к парню с теплотой, как, впрочем, и ко всем остальным. Кроме него разве что Сергей Воробьев ‒ молчаливый мужчина лет тридцати, с вечно устремленным сквозь собеседника взглядом, тоже никак не изменил своего отношения к Андрею. Впрочем, для самого Андрея Воробьёв выглядел довольно странным субъектом, поскольку ко всему относился как-то отрешенно, абсолютно индифферентно. Казалось, что он всегда думает о чем-то своем, находится где-то в другом месте. Однако, несмотря на впечатление, будто он совершенно не слушает, о чем идет разговор, слушал он всегда внимательно, в чем Андрей очень скоро убедился. Когда на следующий день они вместе в составе небольшого отряда, продирались через густой бор, Андрей завел с ним беседу. Вернее, монолог, потому что Сергей отвечал крайне редко, а сам рассказывал что-то ещё реже. Отряд, состоящий из шести человек, направлялся в сторону расположенного относительно недалеко военного аэродрома, в надежде, что там осталось что-нибудь полезное после многих лет разграбления куда более проворными охотниками. В отряд входили майор Родионов, Олег, Андрей, Сергей и ещё один немолодой дядька, которого все почему-то называли Джери. Руководил походом Паша Гронин. Андрей, конечно, был ещё слаб и не восстановил и половины сил, но желание участвовать в борьбе с бандой в целом, и доказать Максу свою полезность в частности, прибавляло парню сил. Аэродром находился в двенадцати километрах южнее «Убежища», как с не совсем легкой руки Макса Родионова теперь именовалась их база. Андрей не верил, что после десяти лет бардака и разграбления они найдут там хоть что-то полезное, но после конфуза на совещании обсуждать приказы или выражать вслух сомнения он теперь не решался. ‒ Как вы выжили во время эпидемии? ‒ поинтересовался у Сергея Андрей, когда монолог ему окончательно надоел. Воробьев не торопился с ответом и по его виду Андрей не мог понять собирается ли тот вообще отвечать. Вместо Сергея до ответа Андрею снизошел шедший впереди Олег Гронин, высокий голубоглазый блондин ‒ сын Павла Гронина. Вероятно, эта тема была для него наболевшей, и ему хотелось кому-нибудь об этом рассказать. – Это длинная история. Мне было всего девять лет, когда началась вся эта движуха с вирусом, – тоном одолжения начал рассказывать Олег. – Батя уже тогда был главным на этой базе. Прямо перед началом эпидемии меня привез сюда один чувак по его просьбе, мы зашились в бункере и проторчали там чуть ли не год. Стремное было время. Сидишь, как крыса, развлечений почти никаких, ничего, совсем ничего нет. Только пол, потолок и стены. Ну, и мебель кое-какая, но заняться совсем нечем. Если бы не старик Бернштейн, мы бы, наверное, все двинулись головой. Через какое-то время жратва стала заканчиваться, и взрослые долго терли, что делать, но в итоге таки решили выбраться наружу. Оказалось, что это была офигенная идея. Ну, а потом мы жили в этой долбаной долине долгих восемь лет, большую часть из которых даже не подозревая, что выжило ещё много народу. И поверь, очень скоро эта новая тюрячка стала ничем не лучше старой. Разве что солнце и воздух свежий. Солярка всегда была дефицитом, так что генератор врубали только по большим праздникам, но каждый раз Бернштейн садился за радиостанцию: он все надеялся поймать сигналы или какие-то разговоры выживших. Наконец, позапрошлым летом ему это удалось. Тогда-то мы и просекли, что не одни, хотя я и до этого говорил, что это так, но только никто ж меня не послушал. Короче, долго решали какие есть риски, если выбираться из долины и что вообще делать, потому что не знали, что там снаружи. Та передача, что мы поймали, была стремной – там речь шла о каком-то бое, а других передач не было. Самим выходить в эфир батя запретил, пока не станет ясно что за хрень творится. Но выбираться решили полюбэ. Сам подумай: когда ты чуть ли не десять лет смотришь на одни и те же хари, через силу впихиваешь в себя рыбу, от которой давно тошнит, дикие ягоды и кое-какие овощи, которые подфартило вырастить, то желание послать всё это куда подальше и посмотреть, что ещё осталось от мира, побеждает даже здравый смысл. Охотиться в долине уже давно не на кого – дичи и зверей почти не осталось. Только долбаная рыба, да и той, кажется, все меньше. Мы и до этого помаленьку разгребали завал, а когда приняли решение – бросили на это почти все силы. Но самая мякотка была в конце – там были такие каменюки, которые достать или сдвинуть мы не могли. Тогда батя с Максом придумали раскрошить их направленным взрывом. Это было рисково – можно было заново все завалить, но терять нам все равно уже было нечего, и в итоге мы оказались фартовыми. Ну, а дальше ты знаешь. Олег вел свое повествование с таким видом, будто это лично он принимал все самые важные решения, влияющие на жизнь его отца и людей вокруг. Будто все, что произошло ‒ его непосредственная заслуга. – И много вас было в начале? – поинтересовался Андрей, для которого, несмотря на раздражающие манеры Олега, мозаика начала более или менее ровно собираться только сейчас. – Пятнадцать человек, – ответил за него Сергей, – двое из них не дожили до освобождения и покончили с собой через пару месяцев после начала. Андрей промолчал, не зная что сказать. Выждав некоторое время, он решился задать следующий вопрос. – А как среди вас оказался иностранец? – поинтересовался он, подразумевая профессора. – Профессор приехал на базу, как заграничный спец по химоружию, – сразу ответил Воробьев. – База была центром общих научных разработок НАТО и России. Сергей умолк. Видя, что он не собирается продолжать, эстафету перехватил Олег. ‒ Что-то там они совместно типа делали. Имею в виду наши и ихние. Батя потом рассказывал, что это был больше недолугий шпионаж друг за другом, ширма для, типа, взаимодействия, и никакого реального смысла там не было. Когда начались карусели именно Бернштейн уболтал всех остаться. Расчехлил, что спасти близких не выйдет, да и самим ласты не склеить шансов мало. Правда, сначала все боялись трибунала – военного суда, но потом стало ясно, что наказывать их тупо некому. Так что теперь на профессора никто не в обиде, а даже наоборот, ведь это он всем шкуры спас. Олег слегка улыбнулся, показывая желтоватые зубы, и продолжил. – Конечно, как теперь стало понятно, выжили многие, но, по предположению профессора, процентов семьдесят народу нашей планетки таки загнулось. После начала эпидемии, пока мир окончательно не скатился в канаву, доктор Бернштейн ещё какое-то время поддерживал связь с некоторыми своими корешами, получал от них всякую инфу, и таким макаром наскреб кое-какие знания о вирусе, что если и не помогло нам выжить, то хотя бы позволило понять, что творится в мире, – закончил он. Дальше каждый погрузился в свои мысли. Андрей обдумывал услышанное, остальные тоже не были особо словоохотливыми и лишь иногда обменивались репликами, предупреждая друг друга о скосах, оврагах, и чересчур густых зарослях. Андрея ходьба по пересеченной местности не пугала ‒ в этом мире почти все дороги были таковыми. А вот что его действительно волновало, так это снова разгулявшийся живот, который после трехдневной голодовки мстил ему, как мог ‒ вчера парень набил его до отказа, за что сегодня и расплачивался. Собственно сам аэродром оказался со всех сторон окружён минным полем, и плюс с двух сторон – с севера и востока – лесом, который, как выяснилось, тоже был в некоторых местах обильно заминирован. Об этом им сообщил полковник, когда они подошли совсем близко. Выбравшись на опушку, они увидели в трех сотнях метров правее покореженный и покрытый ржавчиной остов бронетранспортёра, который, вероятно, пытался когда-то преодолеть минное поле. Теперь он стал назидательным примером для других подобных камикадзе. Бегло осмотрев его через бинокль, Гронин удрученно хмыкнул. Как-то раз Андрею приходилось видеть, что случается, если наступить на мину, и те воспоминания ещё долго стояли у него перед глазами. Поэтому теперь он не был в восторге от перспективы прогуляться по минному полю, в результате чего поднявшийся адреналин временно решил проблемы с кишечником. Но Гронин не собирался вести группу по минному полю. Зачем это делать, если можно, сделав небольшой крюк, войти по дороге через главные ворота? Впрочем, даже от опушки к дороге шли медленно, след в след за полковником. Фантазия рисовала разнообразные малоприятные перспективы, и Андрей из-за этого сильно переживал. Ему казалось, что стоит сделать лишь шаг в сторону и кто знает, может, его останки будут клевать вороны рядом с этим остовом... – Перед самой катастрофой охрану военных баз снимали, и живую силу приходилось заменять разнообразными альтернативами, – зачем-то стал объяснять полковник. – Не то чтобы кто-то боялся вражеского вторжения, но оставлять военные объекты совсем без охраны всё-таки было нельзя. – Что-то не вижу нигде табличек, – осматриваясь, заметил Родионов. – Не парились, что можете гражданских положить? – Макс, всё происходило в такой спешке, что мы даже и заминировали то не всё, что хотели, иначе хер бы мы прошли по лесу, – посетовал Павел. – А колючку и таблички ставить уже вообще было некому. Так и бросили всё, убегая. – Ну, слава богу, а то я уж было подумал, что спёрли, – весело сообщил Макс. Все засмеялись, и только Гронин ограничился коротким смешком. – Да, в нашей стране возможно и такое, – покачал головой полковник. Само лётное поле окружало ограждение из натянутой рядами колючей проволоки, выполняющей формальную роль обозначения периметра. Ворота у въезда на аэродром отсутствовали, поэтому группа вскоре рассматривала взлётно-посадочную полосу, которую понемногу оккупировали вездесущие сорняки, пробиваясь сквозь трещины в асфальте. Прямо перед ними находился ряд сильно потрёпанных ангаров с дырявыми крышами и раскрытыми настежь воротами. Не во все ангары можно было отсюда заглянуть, но те, которые были перед ними, откровенно говорили о состоянии остальных. Никаких летательных аппаратов там явно не было. Были кучи ржавого хлама, дырявые крыши и абсолютно унылая атмосфера. В стороне от ангаров находились несколько бетонных построек и башня управления полётами. Олега, Воробьева и Джери полковник отправил обследовать ангары, а остальные направились к башне. Андрей оказался прав, ожидая увидеть внутри полнейшее запустение. Здесь не было ничего. Совсем ничего. Даже диспетчерское оборудование кто-то демонтировал и вывез. Остались только металлические остовы, обрывки проводов да обломки сломанных стульев. Через разбитые окна внутрь со зловещим воем врывался ветер, будто хотел напугать и прогнать вошедших. Гронин молча покусывал губы, глядя на все это с порога диспетчерской. Непоседливый Родионов прошёлся вокруг обломков, пнул ногой непослушные провода. Затем бросил на Павла вопросительный взгляд. ‒ Да, Макс, уходим, ‒ вздохнув, согласился тот. ‒ Заглянем в жилой блок.