— Моя строгость объективна, Александр Михайлович, — басил комбриг. — Я не сторонник резких выводов, но промах Гаврилова, позволю вам заметить, лично для меня удар. Да, это так, иначе не могу выразить свои чувства. Я верил ему, надеялся, а он оконфузил и меня и себя в глазах адмирала. — Но ведь я же атаковал лодку, она не ушла? — донесся до слуха Гаврилова голос капитана 2-го ранга Сокола. — И та задача, которая ставилась на учении, нами выполнена. — Ваших заслуг я не умаляю. К тому же у меня давно появились претензии к Сергею Васильевичу. Человек он требовательный, факт, но культуры этой самой требовательности у него маловато. Люди все видят, и если не жалуются начальству, то, видимо, не хотят его обидеть. — А есть такие? — Замполит Лавров... На корабле пробили склянки, и Гаврилов не расслышал, что ответил комбригу капитан 2-го ранга Сокол. «Будь на его месте, я бы тоже не погладил по головке командира, допустившего на учении серьезный промах, — подумал он. — На нашем военном языке это расценивается как поражение. Ведь на море тоже есть свои герои и свои мученики. Так вот, еще вчера я чувствовал себя героем, а сегодня — мученик». Капитан 1-го ранга Зерцалов сошел с корабля. Гаврилов шагнул ему навстречу, погасив папиросу и одернув шинель. — Ты чего здесь? — удивился комбриг. — Вас жду. — Давно? — С семи вечера. А где же адмирал? — За ним прилетел вертолет. На «Вихре» он отобедал флотского борща с личным составом... Ну, а как вы? — «Противник» попался нам шустрый, — несмело заговорил Гаврилов. — Обнаружить мы его обнаружили, а вот атаку не завершили. — Он умолк и со вздохом добавил: — Плохи наши дела. Я не знаю, как теперь смотреть в глаза адмиралу. — Адмиралу глядеть в глаза тебе стыдно! А комбригу можно в душу наплевать, да?.. Я чувствовал, что на учениях вы сработаете с изъяном. Словом, ты, Гаврилов, бой проиграл. Знаешь, что о тебе сказал командующий флотилией? Гаврилов насторожился. — Хвастунишкой назвал. — Вы-то знаете меня не первый день. — Хотелось бы верить, — тихо обронил комбриг, глядя себе под ноги. — На совещании вы давали слово адмиралу? Давали! Выходит, ваше обещание пустой звук, да? Гаврилов заикнулся о том, что поиск «противника» был им организован с учетом всех обстоятельств. Но комбриг резко прервал его: — Не надо исповеди, Сергей Васильевич. Не надо. Как мы действовали на учении, адмирал сделал свои выводы. Если кто из ваших офицеров не выполнил своих обязанностей, ваше право наказать строго. Есть такие на корабле? — Я все изложу в рапорте, — нахмурился капитан 2-го ранга. — И не забудьте представить мне объяснительную записку, — официальным тоном сказал капитан 1-го ранга. — Изложите суть, а не детали поиска «противника». И пожалуйста, будьте самокритичны. Вам все ясно? — Вы знаете, что я жаловаться не привык. Поэтому сразу оговорюсь: виновен во всем только я. Да, только я! — Так ли? — насторожился комбриг, зная привычку Гаврилова не выносить сор из избы. — Есть люди, Сергей Васильевич, которые где надо и где не надо подставляют себя под удар. Короче, все грехи берут на себя. Мол, вот я какой герой! В нашем деле, как, впрочем, и во всяком другом, это явление весьма опасное. Надеюсь, вы это понимаете? — Извините, но кого наказывать на корабле — это мое право. На «Ястребе» нет разгильдяев. Есть другие... — Какие именно? — усмехнулся капитан 1-го ранга. — Мне просто необходимо их знать. Но Гаврилов уклонился от прямого ответа, сказав, что еще сам должен во всем разобраться. Комбриг согласился с ним и спросил: — Надеюсь, вы не забыли старпома «Бургаса»? Его хотели назначить командиром корабля, однако на учении он показал себя настолько беспомощным, что пришлось отказаться от его кандидатуры. «Такой и ваш выдвиженец Покрасов», — едва не сказал вслух Гаврилов. — Кстати, — спохватился комбриг, — уже два часа ночи. Идите отдыхать. Завтра в шестнадцать ноль-ноль вам и старпому быть в штабе соединения. Адмирал будет проводить разбор учений. «Нет, уж я выложу ему все до конца, а уж потом пусть решает, прав я или нет», — подумал Гаврилов и решительно заявил о том, что хотел бы один прийти на разбор учений. Комбриг насторожился: — Это почему же? — Кому-то надо быть на «Ястребе», — уклончиво ответил Гаврилов. Он решил, что этим объяснением убедил комбрига, который не раз говорил, что при отсутствии командира его должен заменять старпом. — Я уже распорядился, чтобы Покрасов оставался на корабле. Стоило Гаврилову внимательно посмотреть в эту минуту на комбрига, и он бы непременно заметил, как дрогнули его брови, а по лицу скользнула горькая улыбка. Но Зерцалов ничем не выдал своего раздражения. — Поторопились, Сергей Васильевич, — спокойно промолвил капитан 1-го ранга. — Старпому тоже быть на разборе учений. На корабле оставьте замполита Лаврова. Это — просьба адмирала. Начальство, как вы сами подчеркиваете, любит четкость и исполнительность... Ладно, идите домой. Мне тоже пора отдохнуть. Утром Гаврилов прибыл на корабль к подъему флага. Проходя мимо каюты старпома, он решил заглянуть к нему. Покрасов сидел за столом и что-то разглядывал. — Вы ко мне? — поспешно поднялся он со стула. Гаврилов заметил, что лицо старпома залилось краской. — Игорь Борисович, в шестнадцать ноль-ноль в штабе флотилии будут подводить итоги учений. Пойдете со мной. Прошу на катер не опаздывать. Покрасов шагнул к вешалке, чтобы взять свою фуражку и проводить командира. И тут Гаврилов увидел фотокарточку... своей дочери. — Откуда у вас это фото? — командир словно ударил старпома взглядом. — Варя подарила. Я попросил, и она подарила. Гаврилов шагнул к столику и взял фотокарточку. — Значит, это вы летели с Варей из Москвы, когда возвращались из отпуска? — Я. — И вы провожали ее на поезд? — Да. Гаврилов с тревогой подумал о том, что Варя, должно быть, ходила к Покрасову на квартиру, когда приезжала на неделю домой. И приезжала она, видно, не потому, что соскучилась по родителям, а для того, чтобы увидеть Покрасова. — Не собираешься ли ты стать моим зятем? — нарушил тягостную тишину Гаврилов. — Если Варя не станет возражать. — А я? — повысил голос Гаврилов. — Разве я ничего для вас не значу? — Вы тут при чем? Мне с Варей нашу судьбу решать. — И вы все это время молчали? Вы все скрывали. Это не прибавляет вам, как офицеру, чести. — Честь мою прошу не трогать, — обиделся Покрасов и, спохватившись, добавил: — Извините, Сергей Васильевич, но я не мог сказать вам об этом. Так хотела Варя. Гаврилов устало присел на стул, пристально посмотрел на старпома: — Ты, Игорь Борисович, чудишь... — Я люблю Варю. И она меня любит... Через минуту Гаврилов вошел в свою каюту и, свалившись в кресло, прошептал: «Варя, зачем тебе этот Покрасов? Игорь не тот человек, с которым у тебя может быть счастье». — Товарищ командир, — услышал он за приоткрытой дверью голос дежурного по кораблю лейтенанта Озерова, — катер подошел к причалу. Началась посадка. Гаврилов тяжело вышел на палубу. «Странно, даже словом не обмолвился, — подумал Озеров. — Наверное, все еще переживает эпизод с этой чертовой лодкой». ГЛАВА СЕДЬМАЯ Матрос Климов, остро переживая случай в море, не заметил, когда в рубку спустился мичман Демин. Он молча сел на стул-вертушку, полистал вахтенный журнал, проверил в нем записи, поглядел осуждающим взглядом на подчиненного: — То-то, брат. Командира в штаб пригласили. Командующий разбор учений проводить будет. Не завидую Гаврилову... Климов знал: не миновать ему матросского суда, строгого, раздевающего душу до наготы. Командир в силу должностных обязанностей хотя и продраит с песочком, но сделает это деликатно, не унижая твоего человеческого достоинства, больше на сознание нажимать будет, а свой брат матрос всякие там либеральства — побоку! Соберутся сослуживцы на полубаке и напрямую: «Подзарос ты, Климов, ракушками! Сам с этим грузом на дно пойдешь и нас за собой потянешь! Кончай, братишка, на вахте мух ловить!..» — Я, товарищ мичман, старался на вахте, — покраснел Климов. — Это я сам видел. Ты вахту нес отлично. Старпом Покрасов дал промашку.