— Думаю о лодке, — схитрил Покрасов. — Я все же не теряю надежды, — усмехнулся Гаврилов. — Если у Климова есть чувство гордости, он обнаружит лодку. Тут, если брать шире, речь идет о долге и чести. — Не понял вас, Сергей Васильевич, — признался Покрасов. — Если матрос потерял контакт с лодкой, значит, он потерял свою честь, не выполнил свой долг, так надо это понимать? Гаврилов прошелся по мостику, взглянул на море, где у скалы курился туман, с криком носились чайки, потом вернулся на прежнее место, встал рядом со старпомом. — Зачем же так ставить вопрос? — с досадой спросил он. — Потерять контакт с лодкой, конечно, не означает уронить свою честь. Но запятнать ее можно. А я не хочу, чтобы мои люди оказывались в таком положении. Я привык видеть своих моряков зрелыми, волевыми воинами. У меня в душе все горит... Вы, как вижу, не очень-то переживаете неудачу. — Каждый ведет себя на мостике по-разному, — отпарировал старпом. — Но цель у нас одна, — заметил командир. — Отлично выполнить задачу, не так ли? — Вы же сами как-то говорили, что даже гениальные полководцы не всегда выигрывают сражения. Гаврилова по радио неожиданно вызвал берег. В трубке послышался голос комбрига Зерцалова. Капитан 1-го ранга был удивлен тем, что «Ястреб» до сих пор не обнаружил подводную лодку. Слова его вызвали в душе Гаврилова скверное чувство — не любил он, когда его так строго опекали. Но стоило ему заикнуться об этом, капитан 1-го ранга повысил голос: «Я прошу учесть, что в данном случае меня интересует обнаружение подводного «противника», который ходит у вас под носом. Какая же тут опека? Это ваша недоработка. Следуйте к Каменным братьям и проведите в назначенном вам районе поиск лодки». Гаврилов повернулся к старпому: — Слышали? А вы тут про полководцев толкуете. Штурман, курс! — Сто тридцать пять градусов, — доложил лейтенант Озеров. — Лево руля, — скомандовал вахтенный офицер, и корабль, накренясь на правый борт, начал поворот, хотя сам Гаврилов не был уверен, что лодка где-то у острова. Если она и находилась там час назад, то за это время давно сменила свою позицию. И все же в нем теплилась надежда. Впереди по курсу показался остров. Издали он был похож на тюленя, высунувшего морду из воды. Остров — небольшой, на нем росли деревья и кустарники, склоны его обрывисты, местами каменные глыбы нависали над водой, напоминая собой странные чудовища. — По-моему, вы правы — здесь не станет бродить подводная лодка, — подал голос Покрасов. — Почему? — Во-первых, в этом районе сильное подводное течение, — старпом заломил на правой руке палец. — Во-вторых, грунт тут песчаный и лодке негде укрыться, если ее станут преследовать надводные корабли. В-третьих — что делать здесь лодке далеко от фарватера? — Логично, — согласился командир. Поиск подводной лодки хотя и волновал Гаврилова, однако мысль о том, что ночью в районе колхоза «Маяк» высадился на берег нарушитель границы, не покидала его. Видно, не простой нарушитель, если о нем уже доложено в Москву, а в морской бригаде побывал генерал Сергеев и долго вел разговор с комбригом и начальником штаба. Гаврилов не знал, о чем шла в штабе речь, но из личной беседы с генералом понял: операция по обезвреживанию агента иностранной разведки задумана широко, в нее включились не только группа работников КГБ, но и пограничники. Сергеев говорил о том, что ЦРУ США в последнее время резко активизировало свою подрывную шпионскую деятельность во всем мире. Используя наиболее современное оборудование, различные микроэлектронные устройства, разведывательные органы США стремятся любой ценой выведать чужие военные и государственные секреты, используя для этого свою агентурную связь под видом туристов, «рыбаков», посланцев торговых фирм... «Я не стану вас агитировать за особую бдительность в море, — говорил генерал Сергеев. — Вашему «Ястребу», Сергей Васильевич, будет поручено важное задание. Вернетесь с учений, и мы обговорим все в деталях». Кренясь, корабль изменил галс. И вдруг в динамике, что висел в ходовой рубке, послышался голос вахтенного акустика: — Эхо, пеленг сто сорок, дистанция... Гаврилов мельком взглянул на карту. Штурман уже успел сделать на ней пометки. Акустик неожиданно сообщил о подводной цели новые данные. Лейтенант Озеров тут же нанес на карту еще одну точку. Она почти совпала со старой. Как же так, ведь подводная цель двигалась! Что это? Капитан 2-го ранга скосил глаза на штурмана: — Одно и то же место? — Так точно! — Ошибки нет? — Я могу напутать, но приборы не врут. Гаврилов потребовал от акустика уточнить место обнаружения подводной цели. Матрос Климов повторил свой доклад: — Эхо, пеленг сто сорок градусов, дистанция... — Что за чертовщина! — воскликнул Гаврилов, глядя на старпома. На скулах у него заиграли желваки, первый признак того, что командир нервничает. — В этом месте лодка затаиться не может, — высказал свои соображения Покрасов. — Это грозит ей аварией, и на такой риск командир подлодки не решится. Какое-то время Гаврилов размышлял. И вдруг его осенило — акустик принял эхо от подводной скалы. Вот она, помечена на карте штурмана кривой полоской. Лодка спряталась за эту скалу, потому-то цель и стала неподвижной. Значит, и в тот раз лодка укрылась за скалой и акустик потерял с ней контакт. — Вахтенный офицер, сообщите на дозорные корабли и донесите в штаб бригады об обнаружении подводной лодки. — Гаврилов, поглядывая на старпома, задорно добавил: — Теперь лодка не уйдет! Да, Игорь Борисович, я не дам ей уйти! Вы как-то говорили, что не любите самовлюбленных людей. Я сейчас самовлюбленный. Покрасов решительно шагнул к командиру: — Разрешите мне произвести атаку? — Глаза у старпома заблестели, как у охотника. — Я очень прошу вас. Просьба старпома озадачила Гаврилова: он привык сам доводить начатое дело до конца, если даже оно требует неимоверных усилий. Но в этот раз вышло все просто: акустик держит с подводным «противником» надежный контакт и атаковать его реактивными глубинными бомбами не составляет особого труда. И потом, надо же старпому приобретать командирские навыки. Поразмыслив, Гаврилов дал добро. — Ну, что ж, Игорь Борисович, атакуйте, — капитан 2-го ранга уступил ему свое место, потом взял микрофон и, включив его, обратился к экипажу: — Говорит командир. В командование кораблем вступил старший помощник капитан третьего ранга Покрасов. Он произведет учебную атаку подводной лодки. Покрасов посмотрел на компас — курс 145 градусов. Запросил пост акустиков: «Пеленг, дистанция до цели?» Матрос Климов доложил: «Лодка увеличивает глубину погружения». — Право руля. Курс сто пятьдесят градусов! Полный вперед! — отрывисто скомандовал старпом. — Контакт с лодкой потерян! — сорвавшимся голосом доложил матрос Климов. — Что?! — вскричал Покрасов. — Как это — потерян? Немедленно установить с «противником» контакт! Ищите! Покрасов зашел в рубку штурмана, взглянул на карту, где велась боевая прокладка, и, ничего не сказав Озерову, вышел. Гаврилов находился рядом, неторопливо прохаживаясь по мостику. В действия старпома он не вмешивался, и даже когда тот потерял лодку, ничем не выдал своего беспокойства, только и подумал: «Как бы труд экипажа не пошел насмарку». Ему хотелось знать, на что способен Покрасов, не растеряется ли он в сложной обстановке. Старпом, казалось, действовал энергично, выдавал акустикам ответственные сектора наблюдения, но их доклады были неутешительными: горизонт чист! Покрасов вдруг всем своим существом понял, что атака не имела успеха. Теперь он жалел о том, что, когда акустики потеряли с лодкой контакт, не отдал команду повернуть на зюйд, чтобы пересечь ей курс, а повел корабль к норду. Сейчас об этом ему сказал и штурман. — Вы правы, — после долгого молчания согласился Покрасов. Он чуть было не поделился этой мыслью с командиром, но, увидев, что тот молча стоял рядом с вахтенным офицером, глядел куда-то по носу корабля, беспокоить его не решился. — Старпом, я тебе завидую! — строго заметил командир. — Упустил лодку — и хоть бы что! Ты очень спокойный человек. Слова командира до боли задели Покрасова. — Я старался, и вдруг она исчезла. Что я мог сделать? Акустики, теряя контакт, своевременно не доложили об этом. Видно, командир лодки перехитрил меня. И вообще, была ли она здесь? — Была! — сухо отрезал капитан 2-го ранга. — О ней вам сказал штурман. Зачем вы повели корабль на норд? Ведь это в стороне от фарватера. Покрасов пояснил: он ожидал, что лодка попытается уйти к каменистой гряде, чтобы там укрыться. — Странная логика! — не без иронии в голосе воскликнул Гаврилов. — Если бы она собиралась идти туда, где масса камней и малые глубины, она бы не стала увеличивать глубину погружения. Да и к чему ей ненужное маневрирование? — Вы думаете, она ушла в сторону фарватера? — Покрасов устало провел ладонью по лбу. Было заметно, что эти несколько минут, когда он выполнял обязанности командира ПСКР[2], стоили ему огромного напряжения сил. Гаврилов это давно понял, ему даже стало жаль старпома, но он не имел права не сказать ему правду. А правда состояла в том, что старпом попросту не справился с атакой и упустил «противника». — Лодка сейчас уже где-то в районе фарватера, — после недолгой паузы продолжил командир. Ему был неприятен этот разговор со старпомом, который не раз давал понять, что он не хуже его, Гаврилова, может командовать. Он сурово взглянул на Покрасова и с беспощадной прямотой добавил: — Рано вам еще быть командиром, Игорь Борисович. Вы еще не созрели для большого дела... Покрасов молча слушал Гаврилова. И хотя командир, как говорится, фактами припирал его к стенке, он не терял уверенности в своих силах. Хотел было возразить ему, но тут вахтенный офицер доложил Гаврилову о том, что его по радио просит командир «Вихря». Капитан 2-го ранга взял микрофон выносного поста связи: — Третий, я — пятый. Слушаю вас. Прием. — Ты проворонил лодку! — проклокотал в трубке голос Сокола. Гаврилов, в сущности, не мог ему возразить, но виновника всего этого решил не называть. Командир «Вихря» на язык острый, дай ему только повод. Поэтому спросил коротко: — Ты атаковал ее? — Атаковал и доложил в штаб. Получил добро следовать в бухту. До встречи, Сергей Васильевич! Гаврилов, выключив микрофон, взглянул на старпома: — Слышали, Игорь Борисович? То-то. Придется вам перед начальством ответ держать. Слова командира задели за живое старпома. И хотя лодку атаковал сосед, обида у него на себя ничуть не угасла. Ему хотелось уединиться в каюте, не показываться на людях. И все же Покрасов не без внутреннего удовлетворения отметил, что командир не стал распекать его при всем честном народе, как он часто поступает с другими офицерами. Корабль лег курсом в базу. Низкое небо в редких голубых промоинах, казалось, вот-вот присядет на белопенные гребни взбешенных волн и закружится вместе с морем в дикой, неудержимой пляске. Возвращение к родному берегу для моряка — большая радость. Так уж, видно, устроен человек, что с родной землей связана вся его жизнь — от первого до последнего шага. Чем ближе корабль проходил к бухте, тем светлее становилось на душе моряков. И только Покрасову, конечно, было не до радостей. «Мне следовало спросить командира, как быть дальше, что делать, но я к нему не обратился, — с горечью думал он. — Подвел и себя, и командира, и в целом корабль». — Игорь Борисович, о чем задумались? — участливо спросил Гаврилов. — Казню себя за промах, — чистосердечно признался старпом. — Совесть заговорила? — улыбнулся Гаврилов. — Она чинов не признает. Говорят, что если потерял совесть — значит, потерял себя. Хорошо, что вы поняли свою ошибку. Я был уверен: лодка не уйдет. Что ж, будем думать вместе, как ответ держать. Вы — мой старпом, и я за вас в ответе. Корабль пришвартовался у причала в сумерках. Покрасов уединился в своей каюте. Ему не хотелось выходить на палубу, показываться людям на глаза, потому что по его вине была упущена подводная лодка «противника». Он лежал на койке одетый, задумчиво глядел в белый подволок каюты, потом это ему наскучило, и старпом сел перед зеркалом, грустно разглядывая свое усталое лицо. «Теперь достанется мне от комбрига, — размышлял Покрасов. — Если бы ко мне не так холодно относился командир, он мог бы замолвить за меня словечко. Мог бы... Да, Гаврилов небось давно ждал такого случая...» ...В каюту постучали. — Войдите! — бросил Покрасов, вытирая после бритья лицо.