– Я не люблю кваzи. – Знаю. Потому и говорю с тобой начистоту. Кваzи ты не любишь, имеешь на то все основания. Но товарищеские отношения для тебя очень важны. Ты не мог просто так утаить от напарника информацию. – Михаил мне не товарищ. – Напарник. Это даже несколько больше. Я подумал, выскребая ложечкой липкую сладость со дна вазочки. – У меня появились на это основания. Личные. – На нашей работе нет ничего личного, – сказал Маркин. – Но я не на вашей работе, – заметил я. – Верно. Однако я хотел позвать тебя в свою команду. Я позволил себе иронически посмотреть на Маркина. – Пусть тебя не смущает, что мы в одном звании, – сказал Маркин. – Это формальность. – Буду в вашей команде – вернёмся к разговору, – ответил я. – Хорошо, – легко согласился Маркин. – Что тебе рассказал Бедренец? Я пожал плечами. – Про вирус рассказал? Валять дурака я не стал. – Да. У кваzи есть экстремисты, которые хотят уничтожить людей… взрослых людей. Детей воспитать в представлении, что кваzи – высшая форма существования. Переформатировать человеческую цивилизацию под свой вкус. – Под свой вкус, – усмехнулся Маркин. – Да. Он не соврал. – Муж Виктории участвовал в создании этого вируса. Полагаю, он был очень близок к успеху. В лаборатории приюта Виктория работала с вирусом… или проверяла его. Как-то так. Ещё Михаил сказал, что люди… что мы тоже разрабатываем аналогичное оружие. На лице Маркина не дрогнул ни один мускул. – Михаил сказал, что хочет остановить экстремистов-кваzи. Но он боится обращаться к нашим властям напрямую, чтобы люди в панике не нанесли удар по кваzи. – Ты ему веришь? – спросил Маркин. – Не знаю, – ответил я, помедлив. – Хотел бы верить. Но он немного непредсказуем. Даже для кваzи. – Все мы непредсказуемы, – сказал Маркин. – Хорошо, Денис. Не стану тебя пытать. Попытаемся взять Викторию? – Она вроде как сдаётся, – осторожно заметил я. Маркин усмехнулся. – Все мы сдаёмся… рано или поздно. Он достал телефон и, не глядя ни на бумажку, ни на часы, ни на экран телефона набрал номер. Я покосился на свои часы – было ровно девять вечера. – Виктория, я готов вас выслушать, – сказал Маркин через секунду. Помолчал, потом произнёс: – Разумеется. Да. Я ждал. – Хорошо, я вас услышал, – произнёс Маркин. – В чёрном пакете, в урне. Постараемся успеть… Да, с Денисом. Никого. Он спрятал телефон и резко поднялся. – Пошли. Нам пол-Москвы надо проехать за двадцать минут. Я тоже встал. Опять играла какая-то старая песня: У меня есть выстрел для твоих друзей, Как лекарство ото всех обид, У меня есть то, что мимо всех дверей, Я люблю тебя и я хочу, я хочу, Я хочу тебя убить.[2] – Девяностые годы были не очень-то добрыми, – сказал я. – Все песни о смерти. Зря их так романтизируют. – Все хорошие песни – они о смерти, – ответил Маркин. Насчёт «пол-Москвы» Маркин преувеличил. От силы четверть. Виктория назначила встречу на Юго-Западе. В общем-то ничего неожиданного, всё-таки тут кваzи больше всего, и прятаться ей проще. Виктория перестраховывалась, будто шпион в старом фильме. Маркину надо было достать чёрный пластиковый пакет из урны поблизости от метро «Проспект Вернадского». Видимо, там нас ожидала инструкция, куда следовать дальше. – Мне не нравятся эти «двадцать минут», – сказал Маркин, останавливая машину за автостоянкой, у передвижного ларька по продаже печёной картошки. Темнокожая курчавая продавщица скучала за стеклом. Рядом с ларьком и стояла указанная урна. – А что будет дальше? Пакет взорвётся? Он вышел из машины, даже не озаботившись предложить мне какие-то действия, и пошёл к ларьку. То ли насчёт взрыва он сказал не всерьёз, то ли не боялся умереть. А ведь это и впрямь был хороший способ избавиться от Маркина! Я вышел следом. Подходить ближе к урне не стал. Зато увидев женщину с коляской, неторопливо двигающуюся от метро, двинулся навстречу. Ларёк стоял на дурацком месте, пешеходов тут было не много, но всё-таки от метро люди двигались. – Извините ради Бога! – быстро сказал я, вставая так, чтобы загородить мамашу с ребёнком от урны. – Извините за беспокойство! Вопрос дурацкий, но мне жена велела купить подгузники, а марку не назвала. Вы ведь наверняка разбираетесь… Женщина, слегка насторожившаяся при моём приближении, рассмеялась: – Папаша, ну нельзя же так! Все дети разные! Вы лучше жене позвоните. – Засмеёт, – сказал я, косясь на Маркина, роющегося в урне. Вот смешно будет, если он ошибся и зря копается в мусоре. – Тогда лучше у продавцов спросите, – предложила женщина. – Дальше по улице, у метро, аптека, там разные есть. Маркин наконец-то выпрямился с пакетом в руках. Заглянул в него. Позвал: – Денис! – Так и сделаю! – прижимая руку к груди, сказал я. – Спасибо! Ещё раз извините! Когда женщина обнаружила, что приятель незадачливого «папаши» роется в мусорной урне, в её глазах снова появилась подозрительность. Она быстро ускорила шаги, укатывая коляску со своим младенцем. А я пошёл к Маркину. Ну, проявил себя идиотом перед незнакомкой – что с того? Не привыкать. – Гляди, – сказал Маркин, демонстрируя мне то, что было в пакете. Лабораторного вида флакон с прозрачной жидкостью. Он был мало того что закрыт пробкой, ещё и горлышко было залито какой-то упругой пластиковой массой. – Это то, что я думаю? – спросил я. Маркин кивнул. – Как хорошо, что не нашлось алкаша, который швырнул бы поверх пакета тяжёлую бутылку, – сказал я. – А записка? – Нет никакой записки, – рассеянно ответил Маркин. Бережно спрятал флакон во внутренний карман пиджака. – Знаешь, что это значит? Я подумал. – Скорее всего то, что Виктория где-то рядом? – Верно. – Маркин огляделся, потом спросил: – Ты есть не хочешь? Мне мороженое только аппетит раздразнило. Картошечки, а? С рыбкой солёной? – С ветчиной, – сказал я и, обогнув Маркина, подошёл к окошку ларька. Ну не хотелось мне принимать еду из рук человека, только что рывшегося в мусорке и откопавшего там смертельный вирус. – Две картошки, пожалуйста. С селёдкой и ветчиной.