– Самолет наш зенитки подбили. Поврежден был сильно, горел. Тянул, сколько мог, потом приказал покинуть машину. Бортстрелок не отозвалась и самолет не покинула. А штурман Яковлев прыгал первым, и я наблюдал приземление. Дальнейшая его судьба мне неизвестна. Я же после приземления сразу был задержан и содержался в нашей разведгруппе. Они по рации вызвали на себя У-2. – Повезло. А сейчас ступай к контрразведчику. Правила такие, не ты первый, не ты последний. Командир пожал плечами. Разведчики всех уровней – полковые, дивизионные, армейские – за линию фронта ходили часто. Разведку вели, брали «языков». Еще и пилоты сбитых самолетов оказывались на оккупированной территории, но чаще не в составе экипажа, а поодиночке. Потому контрразведчик проявлял к возвратившимся недоверие. Допросы, отстранения от полетов. Можно подумать, пилоты по своей воле оказались за линией фронта. И таких «сбитых» были десятки тысяч. Кто-то попал в плен, были те, кто пускал себе пулю в лоб, особенно в начале войны. Но большинство или переходили линию фронта и возвращались в строй, или находили партизанские отряды и сражались в их рядах. Но полной веры им уже не было. Не продвигали по службе, не допускали к секретным или совсекретным документам, старались в ближайшее окружение информатора внедрить. Когда Павел постучал в дверь комнаты, которую занимал капитан из военной контрразведки, тот как раз изучал личное дело Игнатова. Двадцать шесть боевых вылетов, уже второй раз сбит, ни в чем порочащем не замечен, воюет храбро, имеет награду. – Садись, младший лейтенант, закуривай. – Спасибо, не курю. – Похвально. Вот тебе листки бумаги и ручка. Подробно, с указанием дат, времени, координат, опиши, что произошло. Павел писал медленно, долго, припоминая все подробности. Даты четко помнил, время приблизительно. Кто в бою постоянно на часы смотрит? Капитан прочел. – Значит, по-твоему, бортстрелок погибла? – Конечно, она же не покинула самолет. А он при падении взорвался, уцелеть невозможно. Были еще вопросы по Яковлеву. Далеко ли от Павла приземлился, не был ли ранен? – А кто командир разведгруппы? – Не могу знать, он не представлялся. Думаю – по его рации, по позывным узнать можно. – Учить хочешь? – Никак нет! – Ладно, пока свободен! – Есть, – вскочил Павел. Несколько дней чувствовал себя не в своей тарелке. Идет боевая работа, взлетают и садятся бомбардировщики. И ему хочется летать, а не на чем. Даже техник, механики, закрепленные за его «пешкой», нашли себе работу, перебирали агрегаты, требующие ремонта. Из двух-трех собирали один. И таких, как Павел, в полку собрался десяток, «безлошадных» летчиков. По приказу командования через неделю все «безлошадные» были откомандированы «дугласом» под Астрахань, в запасной авиаполк. Полк тыловой, потому питание по тыловым меркам, скудноватое. Что Павла напрягало, так чувство второсортности. Пилоты, прилетевшие с ним на «дугласе», уже все убыли в боевые части. Из прибывших тем самолетом он остался один. Понял, конечно, откуда ветер дует, сделал контрразведчик в личном деле отметку о пребывании на оккупированной территории. «Покупатели» из авиаполков, как называли представителей авиачастей, предварительно просматривали личные дела. Кому охота брать летчика с пятном? Не мог знать Павел, что уже после войны появятся анкеты, где отдельным пунктом будет – «Находился ли на оккупированной противником территории?». Под противником понимались все воевавшие против СССР страны – Финляндия, Германия, Венгрия, Румыния, Болгария, Италия, Япония. Месяц, почти до середины декабря Павел провел в запасном полку. Все же нашелся «покупатель», которому были нужны опытные боевые летчики. Павел был рад покинуть запасной авиаполк. В другое время, не имея отметки в личном деле, был бы рад отдыху. За пять месяцев боев, постоянно подвергаясь смертельной опасности, теряя соратников, физически и морально устал. В полку никого знакомых, да еще попал в разведывательное звено. Самолет знакомый, ПЕ-2, но в варианте разведчика. В бомболюке установлен фотоаппарат, довольно большой, широкопленочный, с солидным объективом. После разговора со штурманом из экипажа Павел понял, что попал как «кур в ощип». В полетах много особенностей. При дневной фотосъемке самолет надо вести, точно выдерживая курс, даже если по тебе стреляют зенитки или истребители. Но хуже ночная съемка. Нужно сбросить фотобомбу, которая срабатывает в воздухе, давая яркий свет в течение нескольких секунд. И надо точно в это время сделать серию снимков, когда местность внизу ярко освещена, как при вспышке молнии. У Павла вообще не было опыта ночных полетов, сначала приуныл. Но пилоты звена посоветовали не паниковать. И штурман и бортстрелок опытные, не один вылет совершили, подскажут. Прежний летчик был комиссован с летной работы по язве желудка. И вот первый вылет. Взлетели, перед линией фронта к ним присоединилась пара «яков» для охранения. За несколько дней до вылета Павел старательно изучал полетную карту. Сколько их пришлось изучать за неполные полгода войны! В разведывательных полетах главное звено – штурман. Он определяет высоту и курс. Самое плохое в разведывательных полетах, когда цель прикрыта низкой облачностью. Над облаками лететь – цель не увидишь, под облаками – мал угол обзора и высока угловая скорость, снимки получаются смазанными. А командование требует свежих данных. Под Москвой началось крупное контрнаступление советских войск 5 декабря 1941 года. Подошли свежие сибирские дивизии. Раньше их нельзя было снять, была неясна ситуация с Японией. На кого они нападут – на СССР или Америку? Армия у Японии на тот момент была многочисленная, хорошо обученная. А еще и дух самурайский витал. Только в японской авиации были летчики-камикадзе. И еще был фактор – потерпев поражение от СССР на Халхин-Голе и у озера Хасан, японцы Советского Союза побаивались. Все же их бронетехника, те же танки «Ха-Го» сильно уступали советским Т-34 или немецким Т-III. При любом наступлении для планирования операции разведданные нужны как воздух. Без них любая операция обречена на провал. Активно действовали все виды разведки – агентурная, войсковая, авиационная. Немцы понимали, что если в небе появился «ПЕ-цвай» с истребителями, то это разведчик. И сбить его пытались всеми силами. Высылали зачастую две пары «худых». Пока одна пара связывала боем наши «яки», другая атаковала «пешку». Однако не зря говорят, что новичкам и пьяным везет. Поговорка о картежниках, но и на фронте зачастую себя оправдывала. Сделали облет района и ни одного вражеского истребителя. И курс выдерживал по приборам и высоту, и воздух был спокойный, обошлось без болтанки. Иной раз вертикальные перемещения воздушных масс такие, что без привязных ремней шишки себе набили бы о фонари кабины. Причем если одно крыло вверх пошло, то качественного снимка уже не получится. Но первый блин не вышел комом. Специальный техник из фотолаборатории снял отснятые кассеты и ушел проявлять. Дешифровщики признали снимки на всех пленках качественными. На фронте не так много бывает радостных событий, было приятно. С летчиками и технической обслугой своей эскадрильи уже перезнакомился. Летный состав подобрался толковый, опытный. Впрочем, война быстро проводила отбор. Проявлявшие необоснованное геройство или поступки необдуманные быстро погибали. Оставались опытные, хитрые, удачливые. На войне удача – не последнее дело. Сидят в блиндаже четверо солдат, один вышел по нужде, а в блиндаж угодила мина или снаряд. Те, кто в блиндаже, погибли. А еще летный состав, как никакой другой род войск, может еще моряки, верил в приметы. Перед вылетом не фотографироваться, не бриться. Как у моряков – тринадцатого числа в море не выходить, женщина на борту к несчастью. И моряки, и летчики не говорили «последний», а только «крайний» вылет или поход. А еще летчики старались не надевать в полет новые вещи, если только вкупе с поношенными. Даже командиры, сами вышедшие из пилотов, не присваивали самолетам в полку или дивизии номера тринадцать. Полк базировался в Быково, был вторым историческим аэродромом Москвы, в 35 км к юго-востоку от города. Начал эксплуатироваться с 1933 года, а с 13 сентября 1936 года из Быкова начались регулярные авиарейсы гражданской авиации. Однако взлетно-посадочная полоса была грунтовой и пригодной только в сухую погоду. В начале войны, когда потребовались аэродромы всепогодные, была построена ВПП из кирпича длиной одну тысячу метров и шириной восемьдесят. Но тяжелые самолеты принимать полоса не могла. На территории аэродрома находился авиазавод № 402, где до войны и во время войны ремонтировали самолеты У-2 и Р-5 и двигатели к ним. Самолеты ПЕ-2Р (вариант разведчика) выпускались на Казанском авиазаводе № 22, месячный выпуск их достигал 15–20 машин, хотя потребность была выше. В полках из-за нехватки разведчиков сами устанавливали в бомбоотсеки фотоаппараты АФА-Б. Заводские экземпляры отличались отсутствием тормозных щитков на крыльях и наружными подвесными баками на 335 литров бензина, что позволяло увеличивать радиус действия с 450 км до 625, но с ними скорость падала на 30–35 км/час. Кроме того, в заводском варианте были изменены створки бомбоотсека, позволявшие устанавливать на фотокамеру объективы с фокусным расстоянием не 30 см, а 50, с более высоким разрешением. Для ночных фотосъемок устанавливалась фотокамера НАФА-19 и на наружной подвеске фотобомбы ФОТАБ, обычно 6–8 штук. Осенью 1941 го да самолетами ПЕ-2Р укомплектовали 2-й и частично 1-й АПР (авиаполк разведчиков), а также семь отдельных разведэскадрилий. В связи с высокой эффективностью разведки дальних вражеских тылов, до которых полковая и дивизионная разведка не добирались, в 1942 году каждая воздушная армия по штату получила авиаэскадрилью. С 1943 года в качестве авиаразведчиков летали поставленные по ленд-лизу американские А-20 и В-25, а с 1944 года и отечественный ТУ-2Р, имеющий более высокие летные характеристики. Вполне вероятно, что главный конструктор ПЕ-2 В. М. Петляков усовершенствовал бы свой самолет, но он погиб в авиакатастрофе 12 января 1942 года, в неблагоприятных метеоусловиях самолет врезался в землю. Контрнаступление наших войск началось 5 декабря 1941 года и продолжалось до 7 января 1942 го да. От Калязина до Ржева, по линии Ржев – Вязьма– Брянск на западе и на юге по линии Брянск – Горбачево – Дятьково. Немецкая операция «Тайфун» по взятию Москвы провалилась. А ведь 15 октября решением ГКО была объявлена эвакуация жителей и предприятий Москвы, а с 20 октября введено осадное положение. Красная армия за время контрнаступления продвинулась от 150 до 300 километров. Немцы уже были в Красной Поляне, в 29 километрах от Москвы. Но в полках вермахта оставалось по сто пятьдесят – двести солдат и сил наступать не было. Красная армия 15 декабря освободила Клин, 20-го – Волоколамск, 26-го – Наро-Фоминск, 2 января – Малоярославец, 4-го – Боровск. Немцы с боями стали отходить на Юхнов. Генерал Гальдер в своем дневнике записал после отступления: «Своеобразие страны и характера русских придает кампании особую специфику. Первый серьезный противник». А кроме Красной армии у немцев был еще один враг – мороз. В декабре и январе температура, особенно ночью, опустилась до минус сорока. Для немцев, привыкших к мягкой европейской зиме, это было жутким испытанием. Отказывала техника и оружие, госпитали были переполнены обмороженными солдатами. Из-за морозов, промерзшей земли немцы не смогли оборудовать глубоко эшелонированную оборону и, чтобы не замерзнуть насмерть, располагались только в населенных пунктах – селах, деревнях, городах. Здесь дома и избы, печи, тепло. Разведчики вылетали часто, командование хотело знать свежие данные о дислокации противника. К тому же И. В. Сталин, сильно впечатленный успехами наступления, счел, что основные силы немцев разбиты и Красной армии вполне по силам наступление продолжать, и выйти на рубежи старой государственной границы. Жуков и начальник Генштаба Шапошников понимали утопичность таких планов. Для продолжения наступления нужны свежие силы, необходимо подтянуть тылы, ибо у механизированных частей на исходе горючее и боеприпасы. И одной цистерной бензина не обойтись. Нужны тысячи тонн различных грузов, время для их доставки. Конечно, Сталин понимал, что стоит дать немцам передышку, они подтянут резервы из Франции, из Африки, где успешно действовал корпус Роммеля. Гитлер, как и Сталин, военного образования не имел и решения стал принимать скоропалительные, после провала операции «Тайфун» начал снимать с должностей генералов. Пользы для вермахта это не принесло. Но все же Германия была достаточно сильна, чтобы оправиться, подтянуть резервы и летом 1942 года наступать на два направления сразу – на Сталинград, чтобы перерезать Волгу, по которой шел грозненский и бакинский бензин, и на Кавказ, чтобы выйти к иранской нефти. Вермахту катастрофически не хватало бензина. Румынский использовался только для авиации, а синтетический для транспорта и бронетехники, да и то его не хватало. Гитлер посчитал, что если лишить Красную армию поставок нефти, Москва падет и так, без усилий. Адольф не планировал захватить всю территорию Советского Союза, дойти только до Урала на востоке и занять Кавказ на юге. За Уралом климат для арийцев слишком суровый и выжить там могут только варвары. Павел в полку и разведке освоился. Дважды попадал под атаки «мессеров», но «яки» благополучно связали их боем, и удалось вернуться даже без повреждений. Хотя сам понимал, что случись «худых» числом побольше, шансов уйти не будет. Потому как у пулемета ШКАС калибр винтовочный и, несмотря на высокий темп стрельбы, поражающее действие пули невелико. А потом долгожданная весна. Зима снежная выдалась, таяло активно. При полетах летчики видели, что окопы и траншеи зачастую залиты водой. На аэродроме Быково ВПП от снега очистил бульдозер, да и покрытие твердое, кирпичное. А стоянки грунтовые. Днем снег тает, ночью вода замерзает. Чтобы сдвинуть самолет с места, техникам и механикам приходится каждое утро работать лопатами. При рулежке по полосе водяные фонтаны в стороны летят, бьют по фюзеляжу, а на высоте вода замерзает тонкой коркой, даже было несколько раз, что лед мешал открыть створки бомболюка. Активные боевые действия с обеих сторон прекратились, дороги превратились в направления, преодолеть которые могла только гусеничная техника. Обе стороны по железной дороге подвозили топливо, боеприпасы, провизию, медикаменты. Но дальше железнодорожных пакгаузов ничего из доставленного не шло, распутица. Ни в немецкой, ни в Красной армии грузовиков повышенной проходимости в достаточном количестве не было. Только по осени 1942 года американцы начали поставлять в СССР «Студебеккер», машину надежную, со всеми ведущими мостами, с высокой проходимостью. Грузовик сразу полюбился фронтовым шоферам, как и «Бантам-Виллис». Для авиаразведчиков новая задача – пролететь вдоль железнодорожных путей, сделать фото. Причем как днем, так и ночью. И наши и немцы старались погрузочно-разгрузочные работы вести ночью. У немцев разведывательный самолет есть «Фокке-Вульф-189», прозванный на фронте «рамой» за двухбалочный фюзеляж. Тихоходный, он часами мог висеть на большой высоте в 8–9 тысяч метров. По рации докладывал об обнаруженных целях, и тут же следовал или артиллерийский налет или бомбардировка «лаптежников», как прозвали пикирующий бомбардировщик «Юнкерс-87». Зенитная артиллерия до «рамы» не доставала, а и достала бы, сбить одиночный самолет затруднительно. Для истребителей тоже трудная цель, моторы должны иметь наддув, у летчика дыхательная аппаратура. К тому же «рама» имела хорошее оборонительное вооружение и могла постоять за себя. Потому «рама» считалась ценным трофеем. Самолет под управлением Павла вылетел на дневную разведку. Задача – проверка железнодорожных станций и разъездов. Если боеприпасы и продовольствие, личный состав можно укрыть, то с тяжелой бронетехникой сложно. Главная ударная сила вермахта танки и самоходки. По весне деревья голые, без листьев и укрыть технику под их кронами не получится. Маскировочные сети рассчитаны на зиму или лето, имеют соответствующую раскраску, тоже не годятся. Прошли на большой высоте над районом, который интересовал командование. Оптика хорошая, мощная, все детали будут на пленке отчетливо видны, потому как воздух чистый, видимость «миллион на миллион». Летели в масках, высота восемь тысяч метров, один кислородный баллон уже был пуст, но «пешка» уже к Быково идет. И вдруг сюрприз. Впереди и с превышением метров на пятьсот – шестьсот «рама» летит в попутном направлении. Аж руки зачесались сбить. И штурман на «раму» смотрит, как кот на сметану. – Рискнем? – спросил Павел. – Ты командир, тебе решать. В принципе – задание выполнено, топливо еще есть, патронов полный комплект. Кабы пушка на «пешке» была, хотя бы как на истребителях – 20 мм. А в носу только два пулемета – ШКАС и УБ, неподвижно закрепленные. Наводить всем корпусом надо. На крупнокалиберном УБ на два обычных патрона в ленте один бронебойно-зажигательный. В полете такой пули хорошо трасса видна, можно прицеливание корректировать. «Пешка» уже выработала большую часть бензина и легко лезла в горку. На альтиметре восемь тысяч пятьсот метров. Точно на этой высоте «рама» идет и ПЕ-2 ее догоняет. Бортстрелок «рамы» бомбардировщик заметил, Павел видел, как зашевелился ствол пулемета. Медлил стрелок. «Пешка» сильно напоминает «Мессершмитт-110». Если бы была боковая проекция, были видны красные звезды или черно-белый крест. Дистанция сокращалась. Двести метров, сто. Пора! Павел взял в прицел кабину стрелка. В первую очередь его уничтожить надо. Дал очередь, подкорректировал. Бортовой стрелок тоже огонь открыл. Спереди у «пешки» защиты нет, кроме лобового бронестекла. Павел жал на гашетку, увидел, как от «рамы» полетели куски обшивки. Бортстрелок огонь прекратил. Уже хорошо, можно подобраться ближе. Только на FW-189 экипаж опытный, летчик перевел самолет в пикирование. Павел маневр повторил. ПЕ-2 «раму» в скорости превосходит. Немецкий пилот даже на пикировании ухитряется немного смещаться влево-вправо, не давая прицелиться. Павел уже близко, не более сотни метров. Открыл огонь, видел, как трасса ударила по «раме». Пора выводить самолет из пике. Земля стремительно приближается, а тормозных щитков, чтобы погасить скорость, нет. Штурвал на себя. От перегрузки потемнело в глазах, но вывел «пешку» в горизонтальный полет. Только тогда выдохнул. На выводе боялся одного – выдержит ли самолет перегрузку? Выдержал! И тут же доклад по внутренней связи бортстрелка: – «Рама»-то в землю воткнулась! Взрыв был, сейчас пожар наблюдаю. Павел развернул бомбардировщик. Не так часто «пешка» воздушные победы одерживает, хочется полюбоваться. – Штурман, место! Такая команда предполагает, что пилоту необходимо знать местонахождение. Матвей Савин штурман молодой, но опытный. Понял, что от него требуется. – Мы уже над своей территорией. Это важно. Подтвердить сбитие вражеского самолета могут наземные войска, иначе победу не засчитают. Приписками Павел не занимался, но и свое упускать не хотелось. За «раму» две тысячи рублей премии платили. Хотя в бою о деньгах никто не вспоминал, моральное удовлетворение было главным. Уничтожить ненавистного врага! Павел снизился до пятисот метров, сделал два виража, полюбовался на догорающую «раму». От избытка чувств покачал крыльями, заорал «ура!». Дурачился, но «раму» и истребители не часто сбивали, тем ценнее победа. В штабе полка доложили о выполнении задания, о сбитой на обратном пути «раме». – Был звонок, что какой-то «петляков» «раму» сбил. Я думал – не из наших. Поздравляю! Постепенно теплело, зазеленела трава, сначала на пригорках, где солнце прогревало. На деревьях ярко-зеленые листья из почек развернулись. А главное для воюющих сторон просохла земля. Автотранспорт активизировался, со складов потребные припасы в войска перевозит. Для наших штурмовиков самая работа. Летчики разных полков зачастую при встрече обменивались мнениями о своей технике, о приемах боя. Как-то Павел встретил двух летчиков-штурмовиков в столовой, разговорились. Его интересовала бронезащита кабины. – Как тебе сказать? От пулеметной пули защищает, это точно. А если при штурмовке, на высоте триста-четыреста метров попадет снаряд «эрликона», броню пробьет и взорвется. Ты думаешь, бомбер, почему потери штурмовиков такие большие? Над головами войск противника висим. А у немцев зенитной артиллерии полно. Верховный главнокомандующий И. В. Сталин, полный необоснованных надежд после наступлений РККА под Москвой, первого мая издал приказ № 130, где говорилось: «Приказываю Красной армии добиться того, чтобы 1942 год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев». Народный комиссариат обороны первого мая издал приказ о создании первой воздушной армии, это ознаменовало переход военно-воздушных сил на новую организационно-штатную структуру. Отныне каждый фронт должен иметь в своем составе воздушную армию. А 20 мая 1942 года Президиум Верховного Совета учредил новую награду – орден Отечественной войны I и II степени. Но надежда от победы под Москвой была быстро разбита вермахтом. После победы под Москвой генерал И. Х. Баграмян стал разрабатывать план наступления на Харьков. Целью операции было отсечь группу немецких армий «Юг» и прижать ее к Азовскому морю и уничтожить. Красная армия имела превосходство в личном составе – 765 300 человек против 640 тысяч у вермахта. Наступление началось 12 мая и первые пять дней шло по плану. Командовали наступлением С. К. Тимошенко, И. Х. Баграмян, Н. С. Хрущев и Р. Я. Малиновский. К 17 мая Красная армия потеснила 6-й немецкую полевую армию Паулюса и подошла к Харькову. Однако сказались превосходство в тактике, вооружении, выучке вермахта. Наступление было остановлено, потом двумя сходящимися ударами группа наших войск была окружена и уничтожена. С советской стороны потери огромные – 170 958 убито, 240 тысяч бойцов попало в плен, 1 240 танков уничтожено. С немецкой стороны потери значительно скромнее – 5 048 убито, 22 127 ранено, и 2 269 пропали без вести. Мало того, разгром Харьковской группировки РККА для вермахта перерос в операцию «Блау». Четвертая танковая армия Германа Гота 28 июня прорвала фронт между Курском и Харьковом, устремилась к Дону. Уже 7 июля немцы заняли Воронеж и двинулись на Ростов, который пал 23 июля. И снова Красная армия понесла потери, только пленными двести тысяч. Немецкие армии разделились. Шестая армия Паулюса вышла на подступы к Сталинграду, другая часть группировки «Юг» повернула на Кавказ. Операция «Фредерикус» по разгрому РККА под Харьковом, как и летнее наступление, операция «Блау» для немцев завершились успешно. Немцы снова ликовали, планируя до холодов форсировать Волгу и дойти до Урала на восточном направлении и занять на Кавказском направлении Грозненские и Бакинские месторождения нефти. В связи с продвижением в ходе зимнего наступления Красной армии, полк, где служил Павел, передислоцировался на другой аэродром, ближе к линии фронта. От Быково уже слишком далеко, лишний расход топлива и полетного времени. Не хотелось покидать Быково, к взлетно-посадочной привыкли. Для самолетов-разведчиков самое хорошее – твердое покрытие взлетно-посадочной полосы. Командование отдает приказ на разведку какого-либо интересующего их района. А распутица или мороз – командиров не интересует. Всем полком, поэскадрильно, перелетали под Балабаново, что в Калужской области. Технический состав перебрался автотранспортом. И в первые же дни на аэродроме случилась диверсия. Местность и населенный пункт недавно освобождены от немцев. То ли склонили кого-то из местных жителей, то ли перед отступлением привезли подготовленных агентов. НКВД за короткое время проверить всех невозможно. На новом месте спалось беспокойно. В середине ночи Павел встал, вышел подышать воздухом. Вдруг на стоянке самолетов вспышка, сразу огонь занялся, охватил «пешку». Сначала у Павла мысль мелькнула – механики сплоховали. Технический персонал обслуживал по регламенту или ремонтировал технику или между полетами или ночью. Мало ли, масло вспыхнуло от искры? Побежал к горящему самолету, а навстречу человек в армейской форме. У механиков, техников комбинезоны темно-синие. В армейской, защитного цвета, только летный состав, так этот человек незнаком. Пусть не по имени-отчеству, но в лицо и по фамилиям Павел летный состав полка знал. На построениях лица и фамилии запоминались быстро. Боец из БАО? Батальона аэродромного обслуживания, в функции которого входит и охрана? Так у них винтовки. Заподозрил неладное Павел. Человек уже мимо прошел, почти пробежал, как Павел остановился, обернулся. – Стоять! И потянулся к кобуре. Неизвестный бросился бежать, Павел вырвал пистолет из кобуры, выстрелил вверх. А уже бил набат, подавая сигналы пожарной тревоги. Выстрел всполошил охрану. А Павел побежал за неизвестным. Тот бежал быстро. Павел опасался в него стрелять, пуля могла попасть в самолет на стоянке, нанести ущерб. Неизвестный неожиданно остановился и выстрелил в преследователя. Павел сразу упал на землю. Как человек военный, он понимал, что так больше шансов уцелеть. Стоянка последнего самолета уже в стороне, и он сделал несколько выстрелов в темноту. Прицелиться невозможно, стрелял в направлении врага. Раздался вскрик. Павел себе не льстил, снайпер из него никудышный. Попадание случайное. Со стороны стоянки топот ног. Часовой из БАО. – Всем стоять! Оружие на землю, руки вверх! Выстрел неизвестного в часового. Часовой тут же бабахнул из трехлинейки. И уже слышен топот дежурного караула. Подбежавший караульный начальник фонарем осветил Павла. – Кто такой? – Летчик третьей эскадрильи. Игнатов! Заметил неизвестного на территории аэродрома. При попытке остановить он открыл огонь. Я начал преследование. На помощь пришел часовой. – Братерский! Ко мне!