Ну да ладно, допустим, их теория верна. Не зря же у чертей, работающих в преисподней, в крови подчас находили до пикограмма тяжёлых металлов. Такое было? Да. Ну и почему бы в крови не обнаружить крохи святой воды? Запросто! Но чтобы прямо вот так, литры… Доктор явно переборщил – капля святой воды за раз убивала любого нечистого, вернее прямого солнечного луча в лоб вампира. – Интересно знать, чем именно таким специфическим отличается ваша клиника от, как вы говорите, обычного госпиталя? – прямо спросил я. – Что-то не замечаю особой разницы. Вот только баггейнов-докторов я вижу впервые, так что вы уж простите за бестактность. Каюсь, не сдержался, но называть госпиталь МВД «обычным» было просто уму непостижимо. К тому же, говоря «обычный», оборотень явно вкладывал в это слово понятие «заурядный», что вдвойне не вязалось с ведомственным госпиталем. Признаем, что государство всегда оборудовало больницы жандармерии по последнему слову медицинских достижений и направляло туда лучших специалистов страны. Да, увы, полицейские зачастую тащили в наш госпиталь своих родственников, чтобы те смогли получить наиболее качественное лечение из доступных. Но это стандартные перегибы на местах… – Чем-чем… Вы вот пописаете в баночку, сделаете укольчик, кардиограмму, МРТ или рентген, и всё это есть у нас, дорогой Деян, вы правы. Клиника доктора Лисича на то и клиника, что занимается научной медициной, а не каким-нибудь святоангельством. Мне показалось, что Висконского ничуть не смутили мои слова. Возможно, что подобного рода вопросы ему задавал каждый второй. – Правда, если современные медицинские технологии покажут на заболевание, то мы не просто найдём его, но ещё и вылечим. Не быстро, но надёжно. Хм, пока что я не заметил, чтобы данная клиника как-то принципиально отличалась в своём подходе к больному от остальных государственных больниц. В моей истории болезни на доске с информацией висели те же унылые анализы, выписки и прочая больничная документация. Минуточку! Стоп! Вру! Там был ещё какой-то супермодный психологический портрет и куча дурацких вопросов от младшего персонала. Вот только с их помощью вряд ли можно высосать святую воду из организма, разве не так? А ещё вместо привычных чертей-докторов и медбратьев-чертей здесь меня лечили баггейны и упыри. Вот именно! Всё же вслух я сказал: – Всё с вами ясно, доктор Висконский. На секундочку во мне вновь проснулся жандарм. По-хорошему следовало бы заглянуть прямо сюда с независимой проверочкой и выяснить всё, чем на самом деле занимались в этих медицинских стенах. Знавал я таких липовых «целителей», лечивших всё подряд припарками, магмой да поясами из шерсти адовых церберов… – Всё самое интересное впереди, – с невозмутимым видом подытожил доктор. Пока продолжался наш разговор, мы стояли у дверей реанимации, самой последней палаты в коридоре, немного отдалённой от всех остальных. Отвечая на мои вопросы и рассказывая о самой клинике, Висконский успевал просматривать документы и успешно делать пометки. Наконец ушастый доктор внимательно посмотрел на меня: – Деян Видич, как вы себя чувствуете? – Великолепно, – сообщил я. – Угу… – кивнул он. – Ну что же, тогда начнём экскурсию. Я потянулся правой лапой к ручке, чтобы открыть дверь, которая бы вывела нас из стационара, но баггейн вдруг врезал мне папкой с документами по запястью. Быстро, но поздно – я успел почувствовать, как по кончикам когтей прошёлся электрический разряд. – Деян… да что же вы везде лезете, будто у себя дома? Что же вы за чёрт такой?! – взвизгнул оборотень. – Вы с ума сошли? Это же электрический ток. – Мои слова сопровождал противный писк, а над дверным проёмом резко загорелась красная лампочка. Я уставился на неё, выдохнул, а потом перевёл взгляд на доктора, искренне не понимая, что тут происходит. – Какая хрень, не соизволите ли объяснить?! Баггейн замялся, но мне действительно хотелось услышать ответ. Ещё бы, ручка самой обычной двери клиники чуть было не поджарила меня током! Что же это были за номера?! – Отойдите же от линии, дьявола ради! – Висконский, вереща, набрал полную грудь воздуха, указал на линию на полу. – Объяснить… сейчас объясню! Вы только отойдите, пожалуйста. В сторону! – Вы уж постарайтесь! – Я уставился на него прожигающим взглядом. Ушастый баггейн убедился, что лампочка больше не горит красным, облегчённо выдохнул, поправил бумаги в папке. – Всё просто: когда мы проводим процедуры, то некоторые наши пациенты, как бы выразиться помягче… бывают не в себе. Приходится принимать разные надлежащие меры, чтобы уберечь себя и конечно же защитить их самих от них же. – И вы что, бьёте нечисть током? – не сразу поверил я. – Так вы лечите или калечите своих пациентов? – Это крайняя мера, что вы, что вы! – заверил Висконский. – Как же неудобно получилось-то, ведь после этого нелепейшего случая вы можете подумать, что здесь собрались какие-нибудь необразованные профаны, но ведь это не так, поймите, мы действуем согласно разработанному чинами министерства регламенту… Он продолжал талдычить о том, что в их клинике всё сертифицировано, стандартизировано, заверено и перезаверено всеми возможными инстанциями. Будь это так хоть один раз, то меня бы за малым не убило током от ручки обычной двери. Что же это за сертификаты такие, дающие разрешение гробить нечисть?! Понимая, что на деле всей правды мне всё равно не узнать, я решил закруглить наш разговор, да и Висконский, похоже, был не прочь замять неприятный инцидент. Что касается той самой двери, то в неё было вмонтировано электронное табло, открывающее дверь только после ввода определённой комбинации цифр. – Пройдёмте за мной. – Не переступая через черту, Висконский ввёл несложную комбинацию, которую я тут же запомнил и сразу же отложил в одном из уголков памяти: чтобы открыть дверь, требовалось ввести трехзначный код – 428. Лампочка над дверным проёмом загорелась зелёным, мы было приготовились выйти из стационара, как оборотень вдруг коснулся лапой уха и нахмурился. Я не сразу понял, что в его ухо вставлен миниатюрный динамик. Неужто это и есть та самая внутренняя связь, о которой талдычил оборотень? Доктор Висконский внимательно выслушал и несколько раз отрывисто кивнул. Кому-то. Не мне. – Всё в порядке? – на всякий случай спросил я. Баггейн не успел ответить, потому что из-за двери реанимационной палаты раздался страшный грохот. На моих глазах доктор резко побледнел, сунул под мышку бумаги и бросился к дверному проёму, поднося к искривившимся губам маленький микрофон, закреплённый на халате. Ага, меня посетила мысль, что его, как и динамика в ухе доктора, я почему-то не замечал раньше. Это серьёзное упущение, подобное никогда не ускользало от моего взгляда. – Викентий, вне палаты номер пять, – прорычал врач. Я не сразу понял, что, обращаясь к упырю, Висконский называл меня не по фамилии – Видич и даже не по имени – Деян, как до этого он делал всегда. Баггейн назвал меня по номеру палаты, в которой я лежал. Уж не знаю, было ли так принято в клинике Лисича, требовал ли того внутренний регламент, но как-то стало не по себе. Висконский перехватил документы, подскочил к двери палаты реанимации и приложил к специальному отсеку появившуюся из ниоткуда карту-пропуск. Для себя я отметил, что просто так в эту палату было не попасть. Любопытно, однако! Я вроде бы не припоминал, чтобы моя палата закрывалась на ключ. Но, наверное, реанимация на то и была реанимацией, как им без запоров. Вдруг с операционного стола кто-нибудь по-быстрому сбежит? А что, и не такие ситуации бывали… – Доктор Висконский… – Я не договорил, потому что дверь палаты реанимации, в которую шмыгнул баггейн, мгновенно захлопнулась за его спиной. – Не вздумайте никуда уходить! – донеслось до меня уже на излёте. Толком рассмотреть, что происходило за дверью, не удалось. Подвела заторможенность реакции, Висконский настолько быстро захлопнул дверь перед моим пятаком, что я почувствовал, как обдало ветерком шерсть. Но то, что я успел увидеть, вогнало меня в ступор. Посередине палаты стояла койка, именно она с грохотом завалилась вверх тормашками. Пристёгнутый к ней ремнями чёрт уткнулся лбом в пол, на котором застыли разводы мутно-зелёного цвета. Вокруг койки валялись какие-то перья, будто чёрт выпотрошил наизнанку подушку. Вот только эти перья были гораздо более крупные, такие я видел впервые. Уму непостижимо, что там произошло и что вообще это могло значить, но видел я всё это собственными глазами. Уж сколько успел и как запомнил. Я так и остался стоять у захлопнувшейся двери. Ну и дела… Возможно, не стоило совать пятак не в своё дело, как учила меня чертовка-мама. Но то, что я видел, отнюдь не было похоже на добровольный «очистительный» курс. Не спорю, я ничего не понимал в новых научных методах откачки из организма святой воды, но где-то в подсознании крепла уверенность, что доктор Висконский вешал мне лапшу на уши, прикрываясь какими-то сертификатами и медицинскими нормами. Глава 12 Прерванный эксперимент Стоило баггейну скрыться в палате реанимации, как лампочка над дверным проёмом коридора неистово замигала. Это могло значить только одно – дверь открыли, и открыли её с другой стороны. Я услышал, как щёлкнул кодовый замок, а потом той же дверью меня отбросило в самый угол. Я даже не успел увернуться и больно стукнулся о стену затылком и локтем. Обидно, однако… В стационар влетел взмыленный медбрат-упырь. Не оставалось ни малейших сомнений, что Викентий пришёл за мной, но я-то стоял за дверью. Медбрат выглядел взволнованным, он огляделся и проговорил, вернее, даже пролаял в нагрудный микрофон: – Пятого здесь нет. На секунду упырь завис, причём в прямом смысле этого слова – он застыл и уставился в другой конец коридора. Выглядело это так, будто кто-то выключил розетку, питавшую медбрата из сети. Оказалось, что он дожидается ответного распоряжения по динамику, вставленному в ухо. Услышав приказ, Викентий бросился к моей палате. Всё происходило настолько стремительно, что я толком не успел ничего понять. Викентий вел себя крайне странно, чего уж говорить. После того как медбрат-упырь хорошенько приложился по мне дверью, сразу закружилась голова. Отпечаток оставляла лошадиная доза лекарств, пропущенных через организм за последние дни… Я проводил скрывшегося за поворотом упыря холодным взглядом. Может, даже к лучшему, что мы разминулись? Не хотелось поднимать на ровном месте скандал, но прямо сейчас я, возможно, и не сдержался бы. Высказал бы ему всё, что думаю о таком бестактном поведении всего персонала клиники. Я потёр ушибленный локоть. А ещё у меня не было желания возвращаться в палату прямо сейчас. Почему бы не продолжить экскурсию без доктора Висконского и, например, не найти кабинет этого самого главного доктора Лисича, чтобы переговорить с ним с глазу на глаз? После всего увиденного я только лишь окреп во мнении, что отсюда следовало валить, пока ещё с «Хмурых Болотцев» в столицу ходили поезда. В загадочной палате реанимации снова что-то грохнуло. На этот раз звук был такой, будто взорвалась хлопушка. Можно было предположить, что Висконский собственноручно установил койку с привязанным пациентом на место. Ну а что? У врача-баггейна, лишь прикидывающегося чёртом, на это вполне могло хватить сил. Несмотря на всю свою трусость, эта лопоухая раса обладала недюжинной мощью и ловкостью. Сразу после этого повисла тишина. Я даже прижался щекой к двери, надеясь услышать голос Висконского, но изнутри не доносилось ни звука. Мелькнула мысль, что я чувствую себя не в своей тарелке и до сих пор не определился, как воспринимать окружающую действительность. Сбивало с толку, что в коридоре стационара не было ни души, а из-за массивных дверей палат ничего не было слышно. Несколько странно для клиники, в которой якобы лечилось столько нечистых. «Где же пациенты, куда подевался весь персонал?» – подумал я. Возможно, после обхода палат доктором Висконским был объявлен тихий час, либо все пациенты на данный момент проходили плановые процедуры. Ответив подобным образом себе на свой же вопрос, я повернулся к странной двери с необычной лампочкой, в данный момент пульсирующей зелёным. Дверь за Викентием снова закрылась, нетрудно было догадаться, что на ручку вновь подали напряжение. Чисто профессиональное любопытство заставило меня вновь присмотреться к электронному табло, блокирующему двери. Я легко прокрутил в голове код, позволивший доктору открыть замок. Не спорю, Висконский велел дождаться его у палаты реанимации, но я всё же подошёл к двери, выводящей из стационара. Это был мой шанс увидеться с главным и запросить у него либо немедленную выписку, либо немедленный перевод. Копыто застыло у линии, которую стоило только переступить, как раздавался сигнал, а заветная лампа загоралась красным. Решено! Я ввёл код, скользя когтями по матовому экрану. Дверь бесшумно открылась. Напоследок обернулся, посмотрел на реанимационную палату и, твёрдо решив отправиться на поиски кабинета главного врача, переступил через порог. Рубикон перейдён, мосты сожжены! Там меня встретила камера видеонаблюдения, висевшая над моей головой. Объектив просматривал проход, поэтому незамеченным мимо горевшего красным глазка было не пройти. Тем лучше, пусть этот доктор Лисич, назвавший клинику в свою честь, сразу знает, что у меня к нему есть разговор. С этими мыслями я двинулся вдоль по коридору, с любопытством оглядываясь по сторонам. Камера слегка попискивала, но тревожной сирены не было. Очень скоро коридор вывел в большую просторную комнату. И да, посмотреть тут было на что.