Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 9 из 30 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В квартире пахло чем-то сладковатым, источник Александр обнаружил за дверью маленькой, узкой, как кротовий ход, кухни — метровую связку зеленых бананов. Кухня и смежная комната выходили на лоджию, составляющую единственное достояние квартиры. Там стояло плетеное кресло, в углу лежала запаска для машины. Сквозь щели в жалюзи тянуло жаром и виднелась река внизу улицы. Местные мыли машины прямо на берегу у кромки воды рядом с плескавшимися в воде голыми мальчишками. Вдали погромыхивали раскаты грома, небо вспарывали свирепые молнии. В России Петров таких не видел. Советское посольство в Браззавиле, первое трехэтажное каменное здание в городе, построили в 1888 году масоны, как поведал Полторанин. Он привез туда стажера после обеда познакомить с военным атташе Приставкиным, худым и невзрачным мужчиной с совиными глазами, с серыми кругами под ними, что еще больше придавало сходства с этой ночной птицей. Он сообщил будущему офицеру: — Вы, Александр Васильевич, поступаете в полное распоряжение Михаила Антоновича. Товарищ Полторанин — человек компетентный, опытный, вы многому у него научитесь, если проявите желание и терпение. Очевидно, стажер ему не понравился. И своей вежливостью Приставкин пытался задавить свою неприязнь, впрочем, он был уже не в том возрасте, не на той должности и не в той командировке. Он просто-напросто уже ничего не опасался. Не таких блатных видал за долгую жизнь. Петрова подавило и здание посольства, и сам Приставкин, и перспектива быть все время в подчинении самбиста Полторанина. В посольстве пахло как в музее, где хранятся египетские мумии, косностью и разложением там пахло, долгим муторным путем от должности к должности со стаптыванием обуви, обиванием порогов и мозолями на филейных частях… Когда вышли на улицу, где уже начался дождь, Петров вздохнул с облегчением. Оглянулся на здание. На одной из стен с колониальных времен сохранилась дата постройки и знак масонской ложи — три звезды. Их так и не замазали краской. Александр посмотрел на мутную пелену, повисшую над землей. Автомобили по дороге словно плыли в бурлящем красноватом потоке, в котором стекал в Конго и мусор, и листья, сорванные с деревьев порывами ветра, и надежды Петрова на блестящую карьеру. Он считал себя человеком деятельным и решительным и понимал, что институт все-таки придется окончить, и он это сделает — получит офицерское звание, но будет предпринимать все, чтобы не повторить судьбу Полторанина. Ближайшую неделю он учил французский, поедал запасы бананов на кухне Полторанина, соревнуясь с тараканами, выходившими по ночам на тропу войны в десятисантиметровых коричневых панцирях, сидел в посольстве, подшивая никчемные бумажки в папки-скоросшиватели, читал англоязычные газеты и делал обзоры этой прессы. Изредка по просьбе Михаила он подвозил его и других сотрудников атташата туда, куда они ему указывали. Ему велели сразу же уезжать. Но любопытство его мучило настолько, что он, пренебрегая инструкциями, полученными от Михаила, пару раз, уже заехав за угол на «шевроле», выходил, пробирался обратно пешком и наблюдал, как Полторанин или другие сотрудники встречались то у газетного киоска, то в кафе с разными типами — и белыми, и черными. К концу первой недели в посольстве был организован прием для сотрудников расположенных в Браззавиле посольств и для бизнесменов. Дождь продолжал лить все эти дни. Одежды с собой Петров много не брал, и вся она стала специфически вонять сыростью. Александр потратил уйму времени, чтобы отгладить рубашку и брюки, но от запаха сырости так и не избавился. Он водил утюгом, а сам думал, что на дипломатических приемах, которые устраивают советские, много выпивки. Всю неделю он только и мечтал напиться до беспамятства, чтобы не видеть эту чертову Африку за окном, не чувствовать навязчивые местные запахи, становившиеся ярче после ежедневных дождей. Конго превратилось в полноводную реку, мутную, в нее стекали все нечистоты города. Петрова, скорее всего, и не пригласили бы на этот прием — слишком мелкая сошка. Но банально не хватало переводчиков с английского. Полторанин скептически наблюдал за его хлопотами, зажав сигаретку в углу рта. Михаил расхаживал дома в семейных трусах, смолил местные вонючие сигареты, играл сам с собой в шахматы и соседом был очень скучным. Дома или спал, или смотрел телевизор, в том числе и ангольские каналы. — Саша, ты там алкоголем не увлекайся. Лучше и вовсе не пей. Посол этого не любит. А тем более нам завтра с утра пораньше надо будет съездить в Кабинду. — Это же Ангола? Чего мы там забыли? Там разве и без нас не хватает советских спецов? Полторанин промолчал, не собираясь посвящать Александра в детали своей работы в Анголе и говорить о цели завтрашнего выезда. А цель была. Михаилу утром сообщили, что мапловцам сдался парень из УНИТА и привел с собой юаровского бойца. Майору не терпелось поговорить с обоими. — И кстати, — предупредил Полторанин, — на мероприятии будет много самой разношерстной публики. Надо вести себя поосмотрительнее. Следи за разговорами, старайся все запоминать, потом отпишешься в деталях. Учись писать грамотно, вычленять главное, в жизни пригодится. …Тьерри Кристоф — так представился этот француз, круглолицый, губошлепый, со смуглой от природы кожей и холеными черными волосами, уложенными с помощью геля. Волосы все равно стремились завиться мелкими цыганистыми кольцами, пружинили, когда Тьерри энергично тряс головой. Француз налил себе горький тоник из жестяной банки в хрустальный стакан и закусывал салатом из свежих помидоров и огурцов, который нарезали посольские женщины. Готовкой занимались и жены дипломатов, помогая повару. Петров брезговал их стряпней, поглядывал на бутылки виски и водки, стоящие на белоснежной скатерти длинного фуршетного стола, но так и не рискнул выпить. Его то и дело подзывал то посол, то Приставкин, чтобы переводил. Но в какой-то момент Александр, чтобы передохнуть, затаился в дальнем углу зала, около кадки с фикусом. Тут его и нашел Тьерри. — Месье Петров, вы ведь новенький в посольстве. Хоть какое-то приятное свежее молодое лицо. Я наблюдал за вами исподволь, у вас отличный английский и аристократические манеры. — Ну прям аристократические, — самодовольно возразил Александр. — А вы… — Тьерри Кристоф Канта. Секретарь французского посольства по экономическим вопросам. Может, выпьем за знакомство? Тьерри налил виски в два стакана на донышко и подал Александру. — Несколько раз видел вас в городе, — Тьерри улыбался своими котовскими рыжими глазами. — Вот с этим спортсменом, — он кивнул на Полторанина. — Мишель — человек грубый, приземленный, я несколько раз с ним пытался подружиться, но безуспешно. Он, как и все ваши сотрудники старой формации, считает, что надо забаррикадироваться в дипмиссии, а вокруг — враги. Вижу, и вы понимаете, что это нелепо. Александр и в самом деле улыбался. Общаясь с французом, он словно вдохнул глоток свежего воздуха впервые за все время в Браззавиле. Ему даже начал нравиться сегодняшний прием — суета, разные люди, разноязыкие, тропическая темнота за высокими окнами, залитыми дождем. Двор засыпало опавшими после дневной грозы листьями и прошлогодними стручками акации… — Я вообще считаю, что нам давно нечего делить, — вдруг заявил Петров. — Мы могли бы взаимодействовать теснее. В Африке хватит запасов на всех. — Нужно ли всем африканским странам развиваться по социалистическому типу? Охота вам содержать ораву этих черномазых оглоедов за ваш счет? Овчинка не стоит выделки, вложенное не окупится. Страны их развалены, работать негры не хотят и не будут, они и воевать рьяно не будут за вашу советскую власть. — Воюют же, — не удержался Петров. — Им ваша колонизаторская политика хуже горькой редьки. А страны восстановятся. И мы поможем. — Уважаю людей, убежденных в своей правоте. Такими бывают, как правило, только русские. Вы всегда за что-то рьяно сражаетесь. А в Анголе вы были? Там крайняя нищета, болезни, стреляют. — Да вам-то что беспокоиться? Она же португальская колония. Вот завтра съезжу в Кабинду и посмотрю своими глазами. Петров гораздо позже спохватился, что сболтнул про поездку в Анголу, когда понял, что все слишком далеко зашло. Они с Полтораниным добрались до лагеря МПЛА в Кабинде. Еще осенью ангольские власти ликвидировали поползновения местных властей создать из Кабинды независимую республику. Александра поразил лагерь мапловцев. Бойцы жили в землянках, накрытых пальмовыми листьями. Столько свободных площадей, столько строительных материалов, а тут словно чем хуже, тем лучше. Как будто надо обязательно жить в диких условиях, чтобы бороться за свободу, жрать из черепушек, пить буквально из лужи, справлять нужду тут же, под стеной землянки. В землянке штаба их ожидал солдат УНИТА. Парень из овимбунду[13] сидел на патронном ящике со связанными руками. Очень тощий, с длинными руками и продолговатым измученным лицом. У него было такое выражение лица, словно он прошел все круги ада, что, в общем, подтвердилось, когда он стал рассказывать, как оказался в УНИТА. Чуть поодаль сидел молодой белокожий парень с обмазанным грязью или ваксой лицом. Недоумевая, зачем вообще его Полторанин сюда привез, Петров стоял у входа и брезгливо смотрел на мапловцев, набившихся в землянку. Воняло потом, специфически от влажной кожи черных солдат и тушенкой. Александр боялся заразиться вшами, которые кишели у мапловцев. Он видел, когда шел по лагерю, как они перебирали друг у друга шевелюры и азартно давили паразитов. Александр понял, зачем он здесь, когда белый парень заговорил по-английски и отказался общаться на каком-либо другом языке. Пришлось Петрову переводить. Он узнал, что тридцатидвухлетний коммандос родом из США — Майкл Харрисон, из 32-го карательного батальона «Буффало». Он объяснил, что вымазал лицо, потому что власти ЮАР, направившие его сюда, требовали такой маскировки, чтобы белокожие бойцы сошли за унитовцев. Они преследовали вполне определенную цель — создать видимость того, что УНИТА сильна. Идея создания Национального союза за полную независимость Анголы вызрела в народе как потребность противостоять советской заразе, проникающей неумолимо на Черный континент. Харрисон успел повоевать во Вьетнаме и уже не мог остановиться. Деньги, заработок, который получали наемники, — это только повод, чтобы продолжить воевать. И они продолжали… Парни из Латинской Америки, Израиля, ФРГ, Франции и Португалии воевали вместе с ним бок о бок. Белокожие становились командирами групп, в которые набирали местных, таких, как сидевший на патронном ящике овимбунду. Они взрывали мосты, электростанции, нападали на лагеря МПЛА, жгли сельхозпосадки так, что небо Анголы чернело от дыма. Когда Полторанину надоело слушать бахвальство Харрисона, какой тот крутой коммандос, Михаил обратился к ангольцу. Тот оказался соплеменником Жонаса Савимби, возглавляющего УНИТА, и это стало доводом вождя, когда он уговаривал молодых ребят клясться в верности УНИТА. — Нас заставляли грабить скот и урожай у крестьян на землях вдоль Кубанго. Последней каплей для меня стало, когда эти белые ублюдки поставили перед нами задачу под видом фапловцев напасть на крестьян и перебить их. Это чтобы крестьяне переходили на сторону УНИТА. Нас закинули с территории Намибии на вертолетах. То, что они хотели, мы сделали. Так вышло, что мы оказались вдвоем с Харрисоном. Пока он спал в буше, я забрал у него оружие и связал. И вот пришел сдаваться. Иначе они снова угнали бы меня в Намибию. Большую часть времени и Савимби, и «Буффало» торчат в Намибии, в безопасности. — А сейчас что ты хочешь? — Полторанин сидел напротив ангольца, расстегнув камуфлированную куртку и отирая потный лоб. Петров маячил у него за спиной. В общих чертах Михаил ему переводил речь бывшего унитовца. — Воевать за свою Родину. Меня ничего теперь не остановит. Я хочу еще сказать… — он оглянулся. — Надо бы наедине. Вы ведь советский? Обернувшись к командиру партизанской группы МПЛА, Михаил попросил оставить их наедине с пленником. — Я слышал в лагере «Буффало» от французских парней, что их собираются перебросить в Заир. — В Заир? — переспросил Михаил заинтересованно. Он знал о планах МПЛА распространить свое влияние на соседний Заир и способствовал этому. Конечно, продвигать идеи мировой революции — это занимательное занятие, правда, сопряженное с жертвами среди местного населения, требует красноречия, чтобы убедить голодных людей, что надо еще потерпеть ради великих идей. И парадокс в том, что терпят, верят и с надеждой смотрят в будущее. И Полтаранин, несмотря на внутренний скепсис относительно перспектив социалистического строя в отдельно взятых африканских странах, свою работу делал добросовестно. Готовил почву для различных мероприятий по активному противодействию партизан МПЛА унитовцам, а вернее, юаровцам под личиной ангольских патриотов. — Да-да, именно в Заир. Я и сам удивился, что им там делать. В Киншасе им не с кем бороться. Власть там и так принадлежит им. Может, они хотят влезть в Анголу с территории Заира? Михаил посомневался, но виду не подал. Заторопился обратно в Браззавиль. Уже с полдороги их снова накрыл дождь. Дорога расползалась так стремительно, словно она простиралась не по земной тверди, а была соткана из тумана, как морок. — Как бы не застрять, — пробормотал Полторанин. Он сидел за рулем, опустив боковое стекло, курил и то и дело стирал с щеки брызги, попадавшие с дороги. Петров дремал на заднем сиденье и не сразу понял, что произошло. Он открыл глаза. Машина стояла. Вокруг кромешная темнота и тишина. Лишь оглушительно шлепали капли дождя по листьям деревьев на обочине. Свет был только от фар машины, направленный на дорогу. Однако ночь съедала свет уже через несколько метров. Петров пытался понять, что его разбудило. Но он тут же услышал звуки выстрелов там, где таял свет фар. Александр дернулся к переднему сиденью, пытаясь нащупать автомат Михаила, который там лежал. Но автомата не нашел, так же, как и самого Полторанина. Дверца водителя была распахнута, и это пугало еще больше. В темноте кто-то вскрикнул, и Петров, вытаращив глаза в темноту, пытался понять, кто кричал. Его подмывало пересесть за руль и умчаться куда глаза глядят. И он бы, наверное, наплевал на то, что Полторанин исчез и, возможно, с кем-то сражается в темноте, однако просто-напросто не нашел ключи в замке зажигания. Он решил, что ключи выпали и валяются на полике под педалями, но, чтобы проверить это, необходимо было выйти из машины и, повернувшись спиной к черным зарослям на обочине, поискать. Однако выбора не оставалось, и Петров решился выйти. Стоило ему наклониться над водительским сиденьем, как кто-то ударил его сзади. Удар скользнул от шее к лопатке, но этого было достаточно, чтобы Александр потерял сознание. Он обмяк и сполз на землю. До конца не отключился, слышал, как сквозь сон, грубые голоса, говорившие на непонятном языке. Александр чувствовал, что его волокут по влажной земле. У него сразу промокли брюки и рубашка. Затем его тащили по траве и между колючих кустов, оцарапавших его лицо и открытую часть рук. Затем он совсем отключился и очнулся, как ему показалось, через сутки. Но прошло часа два. Петров открыл глаза, чувствуя сырость всем телом. Он лежал на земляном полу. Александра не стали даже связывать, по-видимому, оценив по достоинству его слабость и неспособность оказывать достойное сопротивление. С ним заговорили по-французски. Он ничего не понял, тогда говоривший, которого Петров не видел (незнакомец стоял спиной к масляной лампе), перешел на английский: — Назовите свое имя. — А вы кто? — Александр попробовал сесть на земляном полу помещения, где находился, но голова закружилась, ему стало жалко себя до слез. Надо же было приехать в Африку, всего на месячишко, чтобы вместо надежды на будущую карьеру попасть в плен неизвестно к кому. Узнают, что советский специалист и, как во времена Великой Отечественной, сделают из русского бифштекс, вырежут звезды у него на спине и груди… Он так живо представил себе это, проклиная Полторанина, бросившего стажера на произвол судьбы, что глаза заслезились. — Ты расскажешь, что вы делали в лагере МПЛА, иначе тебе будет очень плохо. Ты видел там Харрисона? Петров не стал артачиться и рассказал все, что знал. При этом он без конца талдычил, что является обычным переводчиком и ничем больше. После допроса его сунули в какой-то чулан, где он мог сидеть на полу, согнувшись в три погибели. Его охватила паника, но, как он ни вопил, его никто не торопился выпускать. Через час Александра снова стали допрашивать. Во время допроса он даже не пытался выяснить судьбу Полторанина, его волновало только свое будущее, которое казалось теперь еще более туманным. Он снова повторил историю про Харрисона, не понимая, почему этот американец-наемник так волнует француза. А тем временем Михаил, затаившись на обочине, прижимал к себе автомат и выжидал момент, когда подойти к машине. Он сжимал ключи от автомобиля в кармане, которые, по счастью, не выронил. Михаил не видел, как Петрова схватили, но понимал, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Беспокоило, что он не успеет добраться до машины, слишком ослаб. И хоть он, оторвав от рубашки нижний край, затянул рану на ноге, повязка слишком быстро пропиталась кровью. Группа чернокожих остановила машину на дороге. Дали очередь перед машиной. Михаил резко ударил по тормозам, схватил автомат и выкатился из автомобиля, стреляя одиночными. Он успел укрыться на обочине, рассчитывая, что стажер выскочил с другой стороны и укрылся в зарослях. Кто-то из нападавших вскрикнул, затем затрещали кусты, и Михаилу пришлось затаиться. Мимо него пробежали. Раздалось несколько выстрелов. Полторанин с трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть, когда пуля попала ему в ногу. Михаил отлежался, стянул рану обрывком ткани и, выждав, вернулся к машине. Он завел ее, развернулся и помчался обратно в лагерь МПЛА, чтобы поднять партизан на поиски пропавшего стажера. В лагере ему оказали первую помощь. Рана была сквозная. Отправили на поиски бойцов. Далеко увезти похитители его не могли, если Александра вообще похитили. Михаил больше всего боялся, что Петрова прикончили там же, на дороге, и бросили в кустах. Однако ни в машине, ни около нее, там, где она стояла на дороге, никаких следов крови ангольцы не нашли. В середине ночи мапловцы вспомнили о нескольких брошенных хижинах километрах в четырех в стороне от дороги. Туда и нагрянули. Пару унитовцев уложили наповал во время штурма. Ранило и одного из партизан. Но самое главное, спасли Петрова, трясущегося от страха, потерявшего очки и дар речи. Он не мог связать двух слов. Бормотал что-то. Однако при виде раненого, окровавленного Полторанина пришел все же в себя и даже смог сесть за руль. Они добрались до Браззавиля к утру.
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!